Стивен Коэн. Новая холодная война и потребность в патриотической ереси

От автора: Приводимый ниже текст я приготовил для выступления на ежегодном российско-американском форуме, состоявшемся в Вашингтоне 16 июня. Это мероприятие проходило в здании Cената имени Харта, и в нем приняло участие большое количество людей, однако форум был организован в частном порядке, без какого-либо содействия властей. Чтобы уложиться во время, отведенное для выступления, мне пришлось сократить его.

В этой статье я восстановил вычеркнутое и добавил ряд возникших экспромтом замечаний. Кроме того, в качестве иллюстрации своих доводов я ссылаюсь на некоторые последующие события. Но в целом я не стал существенно менять свое выступление.

Наша сегодняшняя встреча проходит в самый худший и потенциально самый опасный момент российско-американской конфронтации за многие десятилетия. Наверное, такое было только во время Карибского кризиса в 1962 году. Гражданская война на Украине, вызванная незаконной сменой власти в Киеве в феврале месяце, уже перерастает в опосредованную войну между США и Россией. То, что казалось немыслимым, становится вообразимым. Речь идет о реальной войне между НАТО во главе с США и постсоветской Россией.

Безусловно, мы уже находимся в состоянии холодной войны, которая только углубится и обретет формальные черты в связи с ужесточением санкций. Эта война может оказаться более опасной, чем прежнее советско-американское противостояние, которое мир пережил с трудом. Тому есть несколько причин.

— Эпицентр новой холодной войны находится не в Берлине, а на границе России, на Украине, которая, по мнению Москвы, жизненно важна для ее национальной безопасности и даже для ее цивилизации. А это значит, что те просчеты, казусы и провокации, с которыми мир сталкивался десятки лет назад, будут в еще большей степени чреваты опасностью. (Зловещий пример тому — таинственное уничтожение малазийского авиалайнера в небе над восточной Украиной.)

— Еще больший риск заключается в том, что новая холодная война может подтолкнуть стороны к применению ядерного оружия, чего не было в период советско-американской конфронтации. Я имею в виду тот довод, который приводят некоторые московские военные стратеги: если России будут напрямую угрожать превосходящие неядерные силы НАТО, она может прибегнуть к своему крупному арсеналу оперативно-тактического ядерного оружия. (Окружение России базами США и НАТО, а также системой противоракетной обороны наземного и морского базирования только усиливает такую возможность.)

— Еще одна опасность заключается в том, что в новой холодной войне нет сдерживающих правил, которые появились за сорок лет предыдущей холодной войны, и особенно после Карибского кризиса. На самом деле, из-за исключительно сильных подозрений, недовольства, превратных представлений и дезинформации со стороны Вашингтона и Москвы добиться такой взаимной сдержанности будет еще труднее. То же самое касается сюрреалистической демонизации российского руководителя Владимира Путина. Такое обливание человека грязью не имеет реального прецедента в прошлом, по крайней мере, после смерти Сталина. (Генри Киссинджер сказал, что «демонизация Владимира Путина - это не политика; это оправдание отсутствия таковой». А я думаю, все даже хуже: это отказ от настоящего анализа и рационального процесса формирования политики.)

— И наконец, новая холодная война может оказаться более опасной, потому что, в отличие от предыдущей холодной войны, длившейся 40 лет, она не встречает действенной американской оппозиции — ни в администрации, ни в конгрессе, ни в ведущих средствах массовой информации, ни в университетах, ни в аналитических центрах, ни в обществе.

Здесь нам надо понять свое собственное бедственное положение. Нас, оппонентов американской политики, которая внесла столь удручающий вклад в нынешний кризис, очень немного. Мы неорганизованны, у нас нет влиятельных сторонников. Я достаточно стар и знаю, что наши позиции существенно отличались в 1970-х и 1980-х годах, когда мы боролись за разрядку международной напряженности. Мы были в меньшинстве, но - в существенном меньшинстве.

У нас были союзники наверху, даже в конгрессе и Госдепартаменте. О наших взглядах писали ведущие газеты, говорили на радио и телевидении. Мы не только пользовались поддержкой снизу; у нас даже было собственное лобби в Вашингтоне — Американский комитет за согласие между Востоком и Западом, в правление которого входили главы корпораций, политики, известные ученые и государственные деятели такого калибра, как Джордж Кеннан.

Сегодня ничего этого нет. У нас нет выхода на администрацию Обамы, практически нет доступа к конгрессу, который стал двухпартийным оплотом политики холодной войны, и нас очень редко пускают в средства массовой информации основного направления. (Кто-то может вспомнить, как с углублением украинского кризиса он читал о наших взглядах на редакционных страницах и в разделах мнений в New York Times, Washington Post и Wall Street Journal, или что он видел, как их излагают MSNBC и Fox Cable News, мало чем отличающиеся друг от друга в своих несбалансированных программах?)

У нас есть доступ к альтернативным медийным площадкам, но в Вашингтоне они не считаются авторитетными и даже существенно важными. Я не могу припомнить такого провала в американском демократическом дискурсе в период кризиса. (Американский специалист по России и опытный корпоративный руководитель Гилберт Доктороу (Gilbert Doctorow), который живет в Бельгии, пытается создать американо-европейскую версию комитета за согласие между Востоком и Западом.)

В оставшееся ограниченное время я буду в трех качествах говорить об этой зловещей ситуации, которая почти наверняка является роковым переломным моментом в мировых делах: как участник тех немногих дебатов, которые разрешены в СМИ господствующего направления, как историк, долгое время изучающий российско-американские отношения, и как информированный наблюдатель, верящий в то, что выход из этого ужасного кризиса пока еще существует.

***

По поводу моего эпизодического участия в очень ограниченной дискуссии на площадках ведущих СМИ я буду говорить в более личностном плане, чем обычно. С самого начала я усматривал для себя двоякую роль. Помня старую американскую пословицу «У каждой истории есть две стороны», я пытаюсь объяснить точку зрения Москвы на украинский кризис, которой практически не находит места в репортажах СМИ. (Не будь незаменимого ежедневного бюллетеня Дэвида Джонсона (David Johnson) Russia List, не владеющие русским языком читатели имели бы очень ограниченный доступ к альтернативным точкам зрения.)

Например, что имел в виду Путин, когда он сказал, что западные политические руководители «пытаются загнать нас в какой-то угол», «много раз лгали нам», а на Украине «перешли черту»?

Во-вторых, я еще в 1990-х годах начал говорить о том, что политика Вашингтона в отношении России (демократическая и республиканская) может привести к новой холодной войне и именно к такому кризису (см. мои статьи в Nation и мои книги Failed Crusade (Провалившийся крестовый поход) и Soviet Fates and Lost Alternatives (Советские судьбы и утраченные альтернативы)). Тем самым я хотел сделать так, чтобы мой многолетний анализ хоть как-то повлиял на сегодняшний кризис.

В результате меня постоянно подвергают нападкам, и не где-нибудь, а в якобы либеральных публикациях. Меня называют американским «апологетом Путина № 1», «полезным идиотом», «простофилей», «лучшим другом», а теперь еще и новым незрелым ругательством — «лизоблюд». Да, я ждал критики, как это было на протяжении почти 20 лет, когда я работал комментатором CBS News, но не такой оскорбительной и задевающей мою личность. (Что изменилось в нашей политической культуре? Возможно, это связано с интернетом.)

До сих пор я не отвечал на эти клеветнические нападки. Но сегодня отвечаю, поскольку считаю, что они направлены не только против меня, но и против многих из нас, находящихся в этом зале, против всех, кто критикует вашингтонскую политику в отношении России. (Иммунитетом здесь не пользуется даже Генри Киссинджер и невероятно успешный посол США в Москве Джек Мэтлок (Jack F. Matlock).) Перечитывая эти нападки, я пришел к следующим выводам:

— Ни один из этих клеветников не опроверг с фактами в руках ничего из того, что я написал или сказал. Они занимаются клеветническими обвинениями, рассчитанными на чувства и предубеждения, а не на разум, искажая факты и исходя из общей посылки о том, что любой американец, пытающийся понять точку зрения Москвы, является «путинским апологетом», а следовательно, непатриотичным человеком. Такая посылка лишь подстрекает к началу войны.

— Некоторые из этих авторов, а также стоящие за ними люди издавна являются сторонниками той двадцатилетней американской политики, которая привела к кризису на Украине. Пытаясь нас опорочить, эти люди стараются скрыть свою причастность к возникающей катастрофе и свое нежелание ее предотвратить. Отказ от переосмысления обрекает нас на самую худшую развязку.

— Не менее важно и то, что эти неомаккартисты пытаются подавить демократические дебаты, клеймя нас позором и стараясь сделать так, чтобы мы стали нежелательными людьми для ведущих СМИ, газетных рубрик и политических руководителей. И они в основном добиваются в этом успеха.

Давайте говорить откровенно. Это значит, что не порочащие нас слева и справа люди, а мы являемся настоящими американскими демократами и патриотами США, отстаивающими национальную безопасность страны. Мы не стремимся подвергать остракизму и затыкать рты новым рыцарям холодной войны, а пытаемся вовлечь их в публичные дебаты. И это не они, а мы понимаем, что сегодняшняя политика США может иметь катастрофические последствия для международной и американской безопасности. Риски и издержки новой продолжительной холодной войны будут причинять боль и страдания нашим детям и внукам. Так или иначе, эта безрассудная политика, проводники которой даже на самом высоком уровне неустанно демонизируют Путина, уже лишила Вашингтон важного партнера в лице Кремля, с которым можно было решать серьезнейшие вопросы американской безопасности — от Ирана, Сирии и Афганистана до противодействия распространению ядерного оружия и международного терроризма.

Но я должен добавить, что мы также виноваты в том, что дебаты либо вообще отсутствуют, либо носят однобокий характер. Как я уже говорил, мы неорганизованны. Мы очень редко публично выступаем в защиту друг друга, хотя я лично благодарен Джеймсу Кардену (James Carden), Гилберту Доктороу и Роберту Легвольду (Robert Legvold) за то, что они вступились за меня. И очень часто мы говорим недостаточно смело. (Например, мы не должны беспокоиться по поводу того, что наши аргументы порой совпадают с тем, о чем говорит Москва, поскольку это не что иное, как самоцензура.)

На самом деле, некоторые люди, втайне разделяющие нашу обеспокоенность — из конгресса, из СМИ, университетов, мозговых трестов — вообще никогда не высказываются. Каковы бы ни были причины — боязнь оказаться обесчещенным, беспокойство за карьеру, характер человека — эти люди молчат. Но в нашей демократии, где плата за инакомыслие относительно невелика, молчание не является уже признаком патриотизма. (Лично я, как американец, ощущаю это очень сильно; я с огромным негодованием наблюдаю за тем, как поддержанный США киевский режим без всякой на то нужды опустошает восток Украины, ведет его к гуманитарной катастрофе и, возможно, совершает военные преступления против собственных граждан в этих регионах.)

Но я должен также подчеркнуть, что нам следует освободить от этой нравственной ответственности молодежь, которой есть что терять. Некоторые молодые люди обращаются ко мне за советом, и я всегда говорю им: «В Америке даже незначительные наказания за инакомыслие в отношении России могут негативно отразиться на вашей карьере. На данном этапе жизни ваши главные обязательства — перед семьей, а следовательно, вам надо думать о карьере. Ваше время сражаться еще придет».

И наконец, в связи с нашей борьбой за более мудрую американскую политику я пришел еще к одному выводу. Многих из нас учили, что умеренность в мыслях и в словах - это всегда лучший принцип. Но во время таких роковых кризисов, как тот, с которым мы сталкиваемся сегодня, умеренность ради умеренности не может считаться добродетелью. Она превращается в конформизм, а конформизм становится соучастием.

Я вспоминаю, как мы обсуждали этот вопрос очень давно и в другом контексте — с диссидентами советской эпохи, когда я жил среди них в Москве в 1970-е и 1980-е годы. Некоторые наши сторонники, знакомые с этой историей (в том числе, бывший советский диссидент и рейгановский республиканец Эдуард Лозанский, который организовал сегодняшнее мероприятие), недавно назвали нас «американскими диссидентами». Такая аналогия несовершенна: у моих советских друзей было гораздо меньше возможностей для выражения своего несогласия, да и последствия им грозили намного более серьезные.

Но такая аналогия преподносит определенный урок. Советские диссиденты выступали против глубоко укоренившейся ортодоксии догм и некритичного формирования политики. Именно поэтому советская власть и средства массовой информации осуждали их, называя еретиками. С 1990-х годов, начиная с администрации Клинтона, исключительно неразумные представления о постсоветской России и политкорректность американской политики слились в двухпартийную американскую ортодоксию с ее общепринятыми взглядами. Естественной реакцией на ортодоксию, как свидетельствует история, является ересь. Так давайте же будем патриотическими еретиками, не обращая внимания на последствия и надеясь на то, что к нам присоединятся многие, как часто бывает в истории.

***

Теперь я, как историк, обращусь к этой ортодоксии. Покойный сенатор Дэниел Патрик Мойнихан (Daniel Patrick Moynihan) как-то произнес ставшую знаменитой фразу: «Каждый имеет право на собственное мнение, но не на собственные факты». Господствующие взгляды новой холодной войны основаны почти исключительно на ошибочных и ложных мнениях. Сегодня особенно важно помнить о пяти таких заблуждениях:

— Заблуждение первое. После распада Советского Союза в 1991 году Вашингтон относился к посткоммунистической России великодушно, как к желанному другу и партнеру, прилагая значительные усилия к тому, чтобы помочь ей стать демократическим и благополучным членом западной системы международной безопасности. Не желая того, или будучи не в состоянии это сделать, Россия отвергла такой американский альтруизм, наиболее выразительно делая это при Путине.

Факт. Начиная с 1990-х годов, и опять же, с администрации Клинтона, каждый американский президент и конгресс обращались с постсоветской Россией как с побежденной страной, не обладающей полноценными правами у себя дома и за рубежом. Такое надменное отношение по принципу «победитель забирает все» нашло свое главное отражение в расширении НАТО, которое сопровождалось отсутствием взаимности в переговорном процессе, а теперь еще и созданием противоракетной обороны. НАТО вторгалась в традиционные сферы национальной безопасности России, а сама исключала ее из системы европейской безопасности. С самого начала конечной целью этого расширения была Украина и в меньшей степени Грузия. Как писал в 2004 году влиятельный обозреватель Washington Post, «Запад хочет завершить дело, начатое с падением Берлинской стены, и продолжить свой марш на восток. ... Главным призом является Украина».

— Заблуждение второе. Существует такая страна, как «Украина», и такая нация, как «украинский народ», который стремится уйти от многовекового российского влияния и присоединиться к Западу.

Факт. Как знает каждый информированный человек, Украина - это страна, разделенная этническими, языковыми, религиозными, культурными, экономическими и политическими различиями — особенно ее западные и восточные регионы. Но не только. Когда в 2013 году начался нынешний кризис, у Украины было одно государство, но она не была единым народом или сплоченной нацией. Некоторые из этих разногласий после 1991 года еще больше усугубила безнравственная элита, но в основном они формировались и развивались на протяжении столетий.

— Заблуждение третье. В ноябре 2013 года Европейский Союз при поддержке Вашингтона предложил украинскому президенту Виктору Януковичу благотворную ассоциацию с европейской демократией и процветанием. Янукович был готов подписать это соглашение, однако Путин запугал и подкупил его, заставив президента отвергнуть европейское предложение. Это вызвало протесты на киевском майдане и все, что последовало потом.

Факт. Предложение ЕС было опрометчивой провокацией, принуждающей демократически избранного президента глубоко расколотой страны сделать выбор между Россией и Западом. Такой же провокацией был и отказ ЕС от встречного предложения Путина с совместным российско-европейско-американским планом по спасению Украины от финансового краха. Само по себе предложение ЕС в экономическом плане было неосуществимо. В нем было мало финансовой помощи, но содержались требования к украинскому правительству принять жесткие меры экономии и самоограничений, а также резко сократить давние экономические отношения с Россией. Да и благотворным предложение ЕС можно назвать лишь с большими оговорками. В нем были протоколы, требующие от Украины приверженности европейской политике в области обороны и безопасности, что по сути дела означало приверженность НАТО без упоминания названия альянса. Короче говоря, не мнимая путинская «агрессия» породила сегодняшний кризис, а своеобразная «бархатная» агрессия Брюсселя и Вашингтона, цель которой заключалась в перетягивании всей Украины на Запад и в ее вовлечении в НАТО (это — мелким шрифтом).

— Заблуждение четвертое. Развернувшаяся сегодня гражданская война на Украине была вызвана агрессивной реакцией Путина на мирные протесты майдана против решения Януковича.

Факт. В феврале 2014 года радикальные протестующие с майдана под мощным влиянием ультранационалистов и даже полуфашистских уличных группировок перешли к применению жестокой силы. Надеясь на мирное разрешение кризиса, европейские министры иностранных дел добились компромисса между парламентскими представителями майдана и Януковичем. Согласно достигнутой договоренности, он должен был остаться президентом коалиционного правительства национального примирения вплоть до новых выборов, намеченных на декабрь 2014 года. Но за несколько часов яростные боевики с улиц Киева сорвали эту договоренность. Европа и Вашингтон не стали защищать свое собственное дипломатическое соглашение. Янукович бежал в Россию. Находившиеся в меньшинстве парламентские партии, которые представляли майдан и преимущественно западную Украину (среди них было ультранационалистическое движение «Свобода», которое Европарламент прежде подвергал анафеме как несовместимое с европейскими ценностями), сформировали новое правительство. Они также отменили действующую конституцию. Вашингтон и Брюссель поддержали переворот и до сих пор продолжают поддерживать его последствия. Все, что произошло потом, от российской аннексии Крыма и распространения восстания на юго-востоке Украины, которое переросло в гражданскую войну, и до «антитеррористической операции» Киева, было спровоцировано этим февральским переворотом. А действия Путина - это в основном ответ на происходящие события.

— Заблуждение пятое. Единственный выход из кризиса — это прекращение Путиным своей «агрессии» и отзыв его агентов с юго-востока Украины.

Факт. Причины, лежащие в основе кризиса, - это внутренние украинские противоречия, но не действия Путина. Основной фактор, ведущий с мая месяца к эскалации кризиса, - это киевская «антитеррористическая» военная кампания, которую власти проводят против собственных граждан в городах Донбасса, на сегодня в основном в Луганске и Донецке. Нет сомнений, что Путин оказывает влияние на силы «самообороны» Донбасса и предоставляет им помощь. С учетом того давления, которое оказывается на него в Москве, он, скорее всего, будет делать это и дальше, возможно, усиливая свою поддержку. Но Путин не контролирует ополченцев. Если Киев прекратит свое наступление, Путин, наверное, сможет заставить повстанцев сесть за стол переговоров. Но заставить остановиться Киев может только администрация Обамы, а она этого не делает.

Короче говоря, двадцать лет американской политики привели к этой роковой конфронтации между Россией и США. Наверное, Путин тоже этому способствовал, но за 14 лет пребывания у власти он почти всегда ограничивался тем, что оборонялся и отвечал на удары. И это довольно часто ставят ему в вину московские ястребы.

***

В политике, как и в истории, всегда существуют альтернативы. Есть как минимум три выхода из украинского кризиса:

— Гражданская война расширяется и усиливается, в нее втягиваются российские, а возможно, и натовские вооруженные силы. Это самый худший исход, похожий на современную версию Карибского кризиса.

— Нынешнее фактическое разделение Украины закрепляется формально в виде двух украинских государств. Одно вступает в альянс с Западом, второе — с Россией. Это будет некая форма сосуществования между холодной войной и холодным миром. Это не самый лучший выход, но и не худший.

— Оптимальный исход - это сохранение единства Украины. Для этого потребуется провести добросовестные переговоры между представителями всех украинских регионов, включая лидеров восставшего юго-востока. Переговоры можно организовать при посредничестве Вашингтона, Москвы и Евросоюза, что уже давно предлагает и Путин, и его министр иностранных дел Сергей Лавров.

Между тем, человеческая трагедия на Украине продолжает усиливаться. По данным представителя ООН, к августу были убиты и получили ранения тысячи ни в чем не повинных мирных людей, и около миллиона человек стали беженцами. Это ненужная трагедия, так как разумные люди со всех сторон знают общие условия мирных переговоров.

— Украина должна стать федеративным или достаточно децентрализованным государством, чтобы ее очень разные регионы могли выбирать собственных руководителей, жить в соответствии с нормами и обычаями местной культуры, имели право голоса при решении вопросов налогообложения и бюджета, как это бывает в многочисленных федеративных государствах от Канады до Германии. Такого рода конституционные положения надо утвердить в ходе референдума или на конституционном собрании, во время или после которых должны состояться парламентские и президентские выборы. (Поспешные президентские выборы в мае были ошибкой, ведь по сути дела почти четверть страны не имела своих кандидатов, а следовательно, была лишена права голоса.)

— Украина не должна сближаться ни с одним военным блоком, включая НАТО (как и все прочие бывшие советские республики, которые сегодня переманивает к себе Североатлантический альянс).

— Украиной надо управлять так, чтобы они могла развивать экономические отношения как с Россией, так и с Западом. Иначе она никогда не станет политически независимой и экономически процветающей.

— Если эти принципы будут приняты, их, а также территориальную целостность Украины должны гарантировать Россия и Запад. Сделать это можно в виде резолюции Совета Безопасности ООН.

Но такие переговоры не могут начаться, пока Киев не прекратит свое военное наступление на востоке Украины. Россия, Германия и Франция неоднократно призывали к прекращению огня, но «антитеррористическая операция» может завершиться только там, где она началась — в Киеве и Вашингтоне.

Увы, в Вашингтоне нет лидеров, способных сделать это. Президент Обама исчез как государственный деятель в украинском кризисе. Госсекретарь Джон Керри в своих выступлениях больше похож на военного министра, нежели на нашего главного дипломата. Сенат готовит новые законопроекты о войне. Ведущие средства массовой информации слепо полагаются на пропаганду Киева и аплодируют его политике. В отличие от разрушений в Газе, американское телевидение редко показывает то, как Киев уничтожает Луганск, Донецк и другие украинские города. А поэтому в обществе не возникает ни сомнений, ни вопросов.

Поэтому мы, патриотические настроенные еретики, остаемся в основном в одиночестве, часто подвергаясь клевете и оговорам. Я могу предложить одну очень оптимистическую перспективу, и предлагаю вспомнить, что позитивные изменения в истории часто возникали как ересь. Здесь можно процитировать слова Михаила Горбачева, который когда-то так сказал о своей борьбе за перемены внутри еще более косной и ортодоксальной советской номенклатуры: «Все новое в философии начинается как ересь, а в политике - как мнение меньшинства».

Стивен Коэн — заслуженный профессор Нью-Йоркского и Принстонского университетов, занимающийся российскими исследованиями и вопросами политики. Он также является пишущим редактором Nation.