Перспективы внешней политики КНР в следующие десять лет
В.Я. Портяков – доктор экономических наук, заместитель директора Института Дальнего Востока РАН.
Резюме: Российско-китайский договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве будет в 2021 г. не только продлен, но и трансформирован в формат, близкий к союзническому. Россия едва ли сохранит равноудаленность от США и Китая в геополитическом треугольнике.
Под возвышением Китая понимается процесс его динамичного развития, благодаря которому страна вышла на позиции одного из мировых лидеров по масштабам экономики и геополитическому влиянию. Уже в настоящее время КНР воспринимается как де-факто держава номер два в мировой иерархии, уступающая по комплексной мощи лишь Соединенным Штатам и имеющая шансы опередить их в обозримой перспективе.
Опираясь на достаточно успешное осуществление «четырех модернизаций» в последнее двадцатилетие ХХ века (а ВВП КНР к 2000 г. вырос в 6,4 раза по сравнению с 1980 г. при планировавшемся росте в четыре раза) китайское руководство поставило цель максимально эффективно использовать первое двадцатилетие XXI столетия. Его рассматривали как «период стратегических возможностей» для дальнейшего наращивания экономической, оборонной, внешнеполитической мощи и выхода на качественно новые позиции в мире. В частности, поставлена задача увеличить ВВП в 2020 г. в четыре раза по сравнению с 2000 г. и обеспечить построение общества «малого благоденствия» – «сяокан», то есть выйти на среднемировой уровень потребления.
Высокая норма накопления, умелое использование возможностей мирового рынка после вступления во Всемирную торговую организацию в конце 2001 г. и сравнительных преимуществ страны как крупнейшей на планете фабрики позволили Китаю не только сохранить динамику экономического роста, но и качественно нарастить вес в мировой экономике.
ВВП КНР в 2013 г. в сопоставимых ценах вырос в 3,43 раза по сравнению с 2000 г. и в 2,91 раза по сравнению с 2002 г., когда на XVI съезде КПК были сформулированы основные цели развития до 2020 года. В долларовом выражении ВВП Китая вырос с примерно 1,2 трлн долл. до 9,18 трлн долл. при пересчете из юаней в доллары по текущему курсу и с 3 до 13,4 трлн долл. при расчете по паритету покупательной способности национальной валюты. Доля КНР в мировом валовом продукте увеличилась с 3,66% в 2000 г. до 12,4% в 2013 г. при пересчете по текущему курсу и с 7,04 до 15,4% по паритету покупательной способности. Важно констатировать, что доля ВВП Китая от ВВП США поднялась с 11,65% в 2000 г. до 54,65% в 2013 г. (в долларах по текущему курсу), а в случае расчетов по паритету покупательной способности – с 29,3 до 79,7%.
Экономический подъем поддерживался и сопровождался еще более динамичным ростом внешнеторгового товарооборота Китая. С 2001 г., перед вхождением в ВТО, он составлял 509,6 млрд долл., а в 2013 г. достиг 4,16 трлн долл., что позволило КНР опередить Соединенные Штаты (3,91 трлн долл.) и стать крупнейшей торговой державой с долей в мировом экспорте 14,7% и в мировом импорте 12,9%.
От «возвышения» к «мечте»
Высокие темпы роста и быстрое увеличение масштабов китайской экономики неизбежно должны были рано или поздно поставить вопрос о конвертации экономической мощи Пекина и существенном увеличении его политического влияния в международных отношениях. Хотя подобная трансформация отражала не только субъективные желания лидеров Китая, но и объективно возросшие возможности, в Пекине предприняли попытки упредить и по мере сил нейтрализовать возможную негативную реакцию мирового сообщества. В 2003 г. выдвинута концепция «мирного возвышения», призванная убедить мир, что Китай как поднимающаяся, восходящая держава не собирается идти путем Германии и Японии первой половины ХХ века, не склонен вести игру с нулевой суммой и не стремится к конфронтации или враждебности с какой-либо «нисходящей державой». Однако сам термин «возвышение» априори содержал элемент вызова, и название вскоре заменили на «мирное развитие», причем акцент на исключительно мирном характере действий на международной арене был подкреплен выдвинутой в 2005 г. концепцией строительства «гармоничного мира». В то же время в практической политике усилившийся Китай стал со второй половины 2008 г. демонстрировать большую напористость и даже жесткость, особенно в защите «коренных интересов» и «интересов развития», в том числе в подходе к решению территориальных споров, борьбе за региональное лидерство и т.п.
При этом Пекин избегал конфронтации с США, несмотря на антикитайский подтекст и контекст декларированного Вашингтоном «возвращения в Азию» и укрепление системы союзов Соединенных Штатов в Восточной Азии. В Китае ясно осознают, что только США способны если не сорвать, то серьезно затормозить процесс дальнейшего возвышения страны. Кроме того, резким движениям препятствует значительная взаимозависимость в экономике. Так, в 2013 г. доля Соединенных Штатов во внешней торговле КНР составила 12,52%, в том числе 16,67% в экспорте и 7,82% в импорте. У США на Китай пришлось 13,3% общей торговли товарами, в т.ч. 9,66% экспорта и 15,8% импорта.
Пришедшее к власти в конце 2012 – начале 2013 гг. пятое поколение руководителей КПК и КНР во главе с Си Цзиньпином всецело солидаризировалось с идеей продолжения поступательного возвышения, выдвинув собственный амбициозный лозунг осуществления «китайской мечты». В самом общем плане под этим понимается «возрождение китайской нации» в два шага – к столетию КПК (2021 г.) достичь уровня «средней зажиточности», а к столетию КНР (2049 г.) войти в число развитых государств мира.
«Китайская мечта» – понятие комплексное, оно охватывает разные аспекты функционирования государства. В КНР превалирует мнение, что еще рано говорить о возрождении китайской нации как о событии свершившемся. Для этого необходимо прежде всего восстановление единства китайского государства и китайской нации, то есть восстановление юрисдикции Пекина над Тайванем. Кроме того, по ретроспективным расчетам Агнуса Маддисена, в начале XIX века доля Китая в мировом валовом продукте составляла одну треть. Возможно, достижение такого уровня может рассматриваться как своеобразный критерий возрождения страны и нации.
Известный ученый из Университета Цинхуа Ху Аньган прямо отождествляет реализацию «китайской мечты» с тем, чтобы стать «первыми в мире». Он полагает, что «это позволит покончить с длительной гегемонией США» и будет иметь «большое позитивное международное значение». Симптоматично, что по прогнозу Ху Аньгана, опубликованному в 2011 г., Китай к 2030 г. должен завершить переход от общества средней зажиточности к обществу всеобщего процветания и стать экономической сверхдержавой, инновационным государством, обществом всеобщего благосостояния и высокого уровня человеческого развития, а также «зеленой страной». При этом он превысит показатели США по ВВП и доле в мировой экономике в 2,2 раза (см. Таблицу 1).
С приходом к власти Си Цзиньпина фокус разрабатываемых в КНР прогнозов сместился на ближайшее десятилетие 2014–2023 гг., т.е. на период пребывания нынешних лидеров у власти и предполагаемой передачи эстафеты следующему, шестому, поколению руководителей. Последний известный нам фундаментальный прогноз, подготовленный в Центре исследований проблем развития при Госсовете КНР, предполагает увеличение номинального объема ВВП КНР за десятилетие в 2,7 раза в ценах 2013–2014 гг. (т.е. с учетом инфляции реально несколько меньше) при постепенном снижении годовых темпов прироста ВВП с 7,5% до 5,5% (см. Таблицу 2).
В пересчете из юаней в доллары по нынешнему рыночному курсу ВВП КНР в 2023 г. вырастет до 28,4 трлн долл. и может несколько опередить аналогичный показатель Соединенных Штатов. А по объему ВВП, оцененному по паритету покупательной способности национальных валют, такое опережение, согласно прогнозу МВФ, произойдет уже в 2019 г. (см. Таблицу 3).
Таким образом, у Китая есть шансы в обозримой перспективе превзойти США по объему ВВП. Пока это только прогноз, реализация которого отнюдь не предопределена. Как остроумно заметил несколько лет назад журнал The Economist, «для продолжения подъема Китаю необходимо отойти от той модели, которая служила ему столь хорошо». Жизненно важный сдвиг модели экономического роста от накопления и экспорта к потреблению и научно-техническому прогрессу требует огромных затрат и длительных неустанных усилий по подъему науки, созданию собственных технологий, ресурсосбережению, более равномерному распределению доходов в обществе, внедрению всеохватывающего социального обеспечения населения. Не гарантирован Китай и от попадания в «ловушку средних доходов». Серьезным вызовом для Пекина может стать целенаправленная политика многих стран по избавлению от чрезмерной «китаезависимости», т.е. высокой доли КНР в их внешней торговле, а также по развитию интеграционных форматов без участия Китая (таких как Транс-Тихоокеанское партнерство).
Пожалуй, главным неизвестным остается способность или неспособность Китая совершить в обозримой перспективе качественный технологический рывок, перейти от главенства заимствованных технологий к опоре на разработки, базирующиеся на своей интеллектуальной собственности. В последнее время в России неоднократно высказывался тезис, что после 2020 г. США уверенно продемонстрируют преимущество в сфере НИОКР и уйдут в отрыв от Китая. В частности, бывший президент Киргизии, ныне профессор МГУ Аскар Акаев полагает, что ключевое значение будет иметь способность тех или иных стран нарастить долю технологий нового цикла – «нано–био–инфо–когнио» (NBIC), а здесь Китай заметно отстает от Соединенных Штатов и ведущих государств Европы. В то же время китайские ученые спокойно реагируют на такого рода прогнозы, ссылаясь на действующую программу развития новых стратегических отраслей, в значительной мере базирующихся на новейших технологиях, и на практические успехи в развитии интернет-экономики, создании новых материалов и т.п. В любом случае, однако, реальные достижения Китая в космической программе в целом и лунной в частности, в глубоководных океанских исследованиях, в развитии низкоуглеродных технологий, активном использовании возобновляемых источников энергии позволяют предположить, что отставание КНР от других держав в научно-технической сфере существенно сократилось.
Несомненен и произошедший за последнее десятилетие рост «мягкой силы» Китая. Наиболее очевиден он, пожалуй, в культуре. Здесь, разумеется, присутствует элемент интенсивной, а подчас и назойливой рекламы, исходящей от самого Пекина, но есть и объективные факты, свидетельствующие о привлекательности бренда «китайская культура» в мире. Это, в частности, рост популярности китайского языка, современного китайского искусства, прежде всего живописи, присуждение Нобелевской премии по литературе писателю из КНР Мо Яню.
Что касается такого важного компонента «мягкой силы», как дипломатия, то присутствие Китая в мировой политике стабильно растет. Ширится география стратегических интересов, множится число инициатив по вопросам экономического сотрудничества, разрешению кризисных ситуаций и т.п.
КНР все увереннее ведет себя на международной арене как одна из ведущих мировых держав. Каковы бы ни были те или иные современные расчеты комплексной мощи Китая, в общественном мнении большинства государств он устойчиво воспринимается как держава номер два, уступающая лишь США.
Выход из тени
Внешняя политика Китая в первые полтора года пребывания у власти пятого поколения лидеров представляет интерес не только сама по себе, но и с точки зрения того, насколько она позволяет судить об особенностях и приоритетах курса Си Цзиньпина – Ли Кэцяна на мировой арене на весь период до 2023 года. Возникает естественный вопрос о «чертах преемственности и новизны» во внешней политике Пекина после XVIII съезда компартии Китая.
Очевидна преемственность с предшествующим периодом в общей конфигурации приоритетов взаимодействия КНР с внешним миром. Основным из них остаются отношения с великими державами, при этом в подавляющем большинстве комментариев китайских политологов поставленная съездом задача формирования между державами отношений нового типа понимается как выстраивание Китаем конструктивного партнерства с Вашингтоном на основе равноправия и взаимного уважения. В отдельных публикациях в категорию «междержавных отношений» включаются и отношения КНР с Россией. Последовательная политика добрососедства приобретает особую важность в свете того обстоятельства, что наблюдавшаяся в предыдущие несколько лет повышенная жесткость Китая в отношении ряда государств-соседей поколебала имидж Пекина в регионе.
Наконец, КНР продолжает позиционировать себя на мировой арене в качестве прежде всего развивающейся страны, подкрепляя соответствующие декларации налаживанием связей с новыми партнерами и укреплением связей со старыми друзьями в Африке, Азии, Латинской Америке. Китай, как и ранее, умело использует памятные даты – круглые годовщины установления дипломатических отношений, 60-летие провозглашения Китаем и Индией принципов мирного сосуществования, 50-ю годовщину визита Чжоу Эньлая в африканские страны (1964) и т.п.
Вместе с тем в разъяснениях и комментариях китайских официальных лиц и политологов акцент делается не на преемственности, а на новизне внешнеполитического курса пятого поколения лидеров. Показательна в этом отношении статья Ян Цзечи, члена Госсовета КНР, курирующего в правительстве внешнюю политику, «Инновации в теории и практике дипломатии». По его словам, «будучи более комплексной и лучше сбалансированной, дипломатия Китая в новых условиях демонстрирует такие черты, как богатство идей, ясные приоритеты, твердая позиция, гибкие подходы и самобытный стиль». Это позволило, полагает Ян Цзечи, «добиться в короткие сроки крупных прорывов», в числе которых – выдвижение понятия «китайская мечта», начало строительства новой модели отношений с США – неконфликтной, неконфронтационной, основанной на принципах обоюдного выигрыша и взаимного уважения и т.д.
Один из ведущих специалистов по современным международным отношениям Китая профессор Ван Ичжоу из Пекинского университета особо подчеркнул, что Си Цзиньпин и Ли Кэцян представляют первое поколение лидеров, родившихся после основания КНР в 1949 году. В силу этого они «несут меньшее историческое бремя, чем их предшественники, и обладают иным мироощущением – более уверенным, амбициозным и предприимчивым». И в самом деле, отличие внешнеполитического стиля Си Цзиньпина от манеры поведения в международных делах его предшественника бросается в глаза и проявляется буквально во всем – от динамичности и диапазона действий до большей эмоциональности. Очевидно, что команда Си Цзиньпина – Ли Кэцяна демонстрирует готовность к большей, чем у предшественников, активности, а подчас и жесткости внешнеполитического курса, к расширению диапазона и более гибкому использованию дипломатического инструментария.
Обращает на себя внимание употребление в статье Ян Цзечи понятия «красная черта» (bottom line) в контексте декларируемой решимости Китая защищать свои законные интересы. Симптоматично и обещание «не уклоняться в дипломатической работе от споров и проблем любого рода».
В этом плане показательно изменение подхода Китая к разногласиям с рядом соседних государств о линии границы. Если раньше данная тема особо не обсуждалась, то теперь открыто признается, что у Китая, граничащего с 14 государствами по суше и с восемью по морю, имеются «споры о суверенитете» с десятью из них. Нередко положение о приверженности «защите суверенитета и территориальной целостности» подается в связке с задачами «качественного совершенствования национальной обороны» и «превращения Китая в мощную морскую державу». Примечательно и то, что Пекин начал чаще использовать потенциал экономической дипломатии, регулярно прибегая к методам не только «пряника», но и «кнута». В частности, в 2013 г. это почувствовали Япония и Европейский союз.
В то же время Пекин демонстрирует жесткий подход далеко не везде, где имеются трения и несовпадение позиций. Так, больший, чем в предшествующие годы, настрой на поиск компромиссных решений просматривается в отношениях Китая с Индией и Вьетнамом. Можно сказать, что в целом внешняя политика Пекина становится более тонко нюансированной и дифференцированной.
В экспертных кругах набирающего и все более явственно ощущающего собственную силу Китая достаточно активно обсуждаются возможные параметры и качественные характеристики внешнеполитического курса страны на среднесрочную перспективу. Совокупный прогноз китайских политологов ориентирует на повышение международной ответственности, рост влияния как «твердой», так и «мягкой силы» и поступательное наращивание вклада Китая в общемировые процессы. В целом международная деятельность Пекина объективно выходит за рамки ограничительных по своей сути заветов Дэн Сяопина. При новом руководстве какие-либо упоминания о них прекратились. Китай, в противоположность главному завету Дэна, окончательно «вышел из тени» и все более активно проявляет себя во всех регионах мира и сферах международной жизни.
В предстоящее десятилетие китайско-американские отношения будут по-прежнему напоминать маятник, движущийся от сотрудничества к соперничеству и обратно. Пекин не лезет на рожон, вполне осознавая отставание от Соединенных Штатов в военной мощи, однако и на какие бы то ни было принципиальные уступки Вашингтону по проблеме Тайваня и другим аспектам суверенитета и территориальной целостности не пойдет.
Имеются объективные предпосылки для дальнейшего углубления китайско-российских отношений. В предыдущие год-два в условиях нараставшего окружения Китая со стороны США и их союзников китайские политологи не раз ставили вопрос о необходимости повышения отношений с Россией до уровня союзнических. Фронтальное наступление Запада на права и интересы России после событий зимы-весны 2014 г. на Украине увеличивает потребность Москвы в более тесном взаимодействии с Пекином. Шансы на его достижение заметно растут вследствие ослабления в России позиций сторонников стратегической ориентации на Запад. В настоящее время любой непредвзятый человек гораздо лучше, чем раньше, осознает, что сегодняшняя и завтрашняя угроза для России от реального Запада гораздо больше и опаснее послезавтрашней гипотетической угрозы от набирающего мощь Китая.
Можно ожидать, что при благоприятном развитии событий российско-китайский договор 2001 г. о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве будет в 2021 г. не только продлен, но и трансформирован в формат, близкий к союзническому если не по букве, то по духу. Так что в обозримой перспективе маловероятно сохранение равноудаленности России от США и Китая в формируемом тремя странами геополитическом треугольнике.
Источник: globalaffairs.ru.
Рейтинг публикации:
|
