Владимир Путин. Фото с сайта kremlin.ru
Концепция Путина для Евразии в описании Foreign Affairs
Когда в 1991 году рухнул Советский Союз, западные лидеры начали думать о России как о партнере. Хотя Вашингтон и его друзья в Европе никогда не считали Москву настоящим союзником, они предполагали, что Россия разделяет их основные цели во внутренней и внешней политике и будет постепенно переходить к демократии западного типа на своей территории и к либеральным нормам вне страны. Эта дорога, разумеется, не могла быть простой.
Однако Вашингтон и Брюссель списывали характерные черты политики Москвы на национальные особенности России и на отсутствие у нее опыта демократии. Разногласия, возникавшие из-за бывшей Югославии, Ирака и Ирана, они связывали с тем, что Россия слишком мало времени провела под влиянием Запада. Этот ход рассуждений можно было назвать постсоветским консенсусом Запада по России.
Нынешний кризис на Украине положил конец фантазиям подобного рода. Присоединив Крым, Москва решительно отвергла правила Запада и в процессе опровергла ряд ошибочных предположений Запада о своих мотивах. Теперь американским и европейским чиновникам нужна новая парадигма, позволяющая осмыслять внешнюю политику России, а если они хотят разрешить украинский кризис и предотвратить возникновение аналогичных кризисов в будущем, им необходимо научиться ставить себя на место Москвы.
Назад к началу
С точки зрения России семена украинского кризиса были посеяны сразу же после холодной войны. Когда обрушился Советский Союз, у Запада появился выбор: всерьез попытаться включить Россию в свою систему или отрывать по кусочку от ее бывшей сферы влияния.
Сторонники первого подхода, в число которых входили американский дипломат Джордж Кеннан (George Kennan) и российские либералы, предупреждали, что антироссийский курс только настроит Москву на враждебный лад и при этом практически ничего не принесет Западу, кроме союза с несколькими маленькими странами, которые в любом случае встали бы на его сторону.
Однако к этим предупреждениям не прислушались. Президенты США Билл Клинтон и Джордж Буш-младший избрали второй путь. Забыв об обещаниях, которые западные лидеры давали Михаилу Горбачеву после объединения Германии (в частности, они давали ему слово не расширять НАТО на восток), Соединенные Штаты и их союзники решили достигнуть целей, которые во время холодной войны были недостижимы из-за советского сопротивления. Они торжественно расширили НАТО, добавив к нему 12 новых стран, в том числе бывшие советские республики. Параллельно они старались убедить Россию, что появившиеся недалеко у ее границ – в Эстонии, Латвии, Литве, Польше и Румынии, – новые иностранные войска не будут угрожать ее безопасности. ЕС, в свою очередь, тоже расширился, приняв в свои ряды 16 новых членов.
Российских лидеров это застало врасплох. Они ожидали, что обе стороны будут наращивать сотрудничество, проявлять чуткость к интересам друг друга и идти на взаимоприемлемые компромиссы. Русские считали, что со своей стороны они сделали все возможное: хотя Россия никогда полностью не отказывалась от идеи собственных национальных интересов, она продемонстрировала, что готова идти на жертвы, чтобы присоединиться к господствующему порядку, возглавляемому Западом. Однако, несмотря на обилие воодушевляющих слов, Запад так и не ответил взаимностью. Вместо этого западные лидеры предпочли поддерживать идею «игры с нулевой суммой», которая осталась со времен выигранной ими – как они сами считали – холодной войны.
Трудно сказать, были бы результаты лучше для Запада, если бы он по-другому отнесся к постсоветским странам. Однако очевидно, что избранный Клинтоном и Бушем курс сыграл на руку тем в России, кто хотел, чтобы Москва отвергла западную систему и стала в новом многополярном мире независимым, конкурирующим с ней центром силы.
Теперь продолжающееся продвижение Запада разрывает на куски соседствующие с Россией страны. Оно уже привело к территориальным расколам в Молдавии и Грузии, а сейчас у нас на глазах раскалывается Украина. Разделяющие межкультурные границы проходят сквозь сердца этих стран, и их лидеры могли бы поддерживать государственное единство, только учитывая интересы как своих граждан, тянущихся к Европе, так и тех, кто хочет поддерживать традиционные связи с Россией. Между тем однобокая поддержка Западом прозападных националистов в бывших советских республиках подталкивает эти страны угнетать свое русскоязычное население. Россия в свою очередь не может оставаться безразличной к этой проблеме.
Даже сейчас, спустя больше двух десятилетий после распада Советского Союза, более 6% населения Эстонии и более 12% населения Латвии – в основном этнические русские – не пользуются всеми правами и преимуществами гражданства. Они не могут голосовать на национальных выборах и учиться в русских школах, их доступ к российским СМИ также затруднен. Евросоюз, при всей своей фиксации на соблюдении прав человека на чужой территории, закрывает глаза на вопиющие их нарушения в пределах собственных границ.
Поэтому когда речь зашла об Украине и появилась угроза прихода в Крым – регион, к которому у России сохраняется особое отношение и большинство жителей которого считают себя русскими, – сил НАТО, Москва решила, что этим меньшинствам некуда будет отступать.
Присоединив Крым, Россия пошла навстречу устремлениям большинства его жителей и отреагировала на очевидные попытки НАТО прогнать российский флот с Черного моря.
Для западных лидеров быстрая реакция Москвы стала неожиданностью. В конце марта главнокомандующий Объединенными силами НАТО в Европе генерал Филип Бридлав (Philip Breedlove) с удивлением заявил, что Россия действует «скорее, как противник, чем как партнер». Но если учесть, что НАТО действовало так с самого своего основания и фактически не изменило свой подход после холодной войны, действия Москвы были вполне ожидаемы. Когда Россия начнет реагировать на попытки ее окружить, было только вопросом времени.
В этом контексте правительство Владимира Путина воспринимает связанные с ситуацией на Украине протесты Запада как пример крайнего лицемерия. Действительно, трудно представить себе, что Кремль мог бы относиться к ним иначе – особенно если учесть то, как ЕС сейчас критикует украинских ультраправых. В марте верховный представитель Евросоюза по внешней политике Кэтрин Эштон (Catherine Ashton) осудила воинствующих националистов из «Правого сектора» за попытку захватить здание парламента в Киеве. Однако лишь парой месяцев раньше Европейский союз фактически поддерживал «Правый сектор», когда тот вышел на улицы свергать правительство украинского президента Виктора Януковича. Разумеется, в этом нет ничего удивительного: западные лидеры всегда без лишних затруднений оправдывали действия подобных экстремистских группировок, когда им это было удобно. Недаром в 1995 году они помогали хорватам в самопровозглашенной Республике Сербская Краина, а в 1997-1998 годах – националистам в Косово.
Западное лицемерие этим не ограничивается. Вашингтон регулярно упрекает Россию в нарушении святости украинских границ, однако у Соединенных Штатов и их союзников нет серьезных оснований так яростно настаивать на принципе территориальной целостности. В конце концов, именно Запад поддержал в 2010 году решение Международного суда ООН, которое признавало, что одностороннее провозглашение независимости Косово в 2008 году не нарушает международного права. К тому же Москва неоднократно предупреждала, что военные интервенции Запада в таких местах, как Косово, Сербия, Ирак и Ливия, подрывают существующую систему международного права, в том числе принцип суверенитета, зафиксированный в Хельсинкских соглашениях 1975 года, согласно которым Запад официально признал национальные границы Советского Союза, бывшей Югославии и стран Варшавского договора.
Несмотря на двойные стандарты, которых придерживается Запад, Москва предлагает ряд вариантов урегулирования украинского кризиса: создание коалиционного правительства, которое будет учитывать интересы восточных и южных регионов, федерализацию страны, предоставление официального статуса русскому языку и так далее. Однако западные идеологи вряд ли когда-нибудь примут эти предложения. Работа совместно с Россией, а не против нее означала бы необходимость признать, что кто-то за пределами Запада способен определять, что хорошо и что плохо для других обществ.
Курс на столкновение
С учетом растущей дистанции между Россией с одной стороны и Соединенными Штатами и Европой с другой, столкновение двух подходов на Украине – в пограничной стране, давно колеблющейся между Востоком и Западом, – стало лишь вопросом времени. Конфликт начался с борьбы между враждующими украинскими политическими группировками, одна из которых выступала за Соглашение об ассоциации с Европейским союзом, а вторая – за вступление в Таможенный союз Белоруссии, Казахстана и России.
Западные лидеры упорно рассматривают любые усилия России по региональной интеграции как враждебные шаги, нацеленные на восстановление Советского Союза и создание альтернативы западной системе. В итоге европейские и американские чиновники сочли, что союз между Украиной и ЕС должен стать сильным ударом по подобным планам. Именно поэтому решение Януковича временно отложить подписание соглашения с Евросоюзом было воспринято как российская победа, требующая контратаки.
При этом западные лидеры понимают евразийскую интеграцию прискорбно неправильно. Ни Россия, ни другие страны, стремящиеся присоединиться к евразийской системе, не хотят восстанавливать Советский Союз или в открытую конфликтовать с Западом. Тем не менее, они считают, что в многополярном мире свободные страны вправе создавать независимые объединения и в них вступать. В сущности, правящие элиты многих из бывших советских республик с самого начала выступали за идею сохранения или воссоздания неких объединяющих форм. Скажем, в 1991 году они создали Содружество Независимых Государств. Из 15 бывших советских республик лишь немногие – в первую очередь республики Прибалтики – воспользовались коллапсом СССР, чтобы навсегда разорвать любые связи с бывшим Союзом и присоединиться к западным экономическим и политическим структурам. Впрочем, остальные страны так и не смогли прийти к консенсусу о том, какую конкретно роль должно играть СНГ.
Лидеры некоторых бывших советских республик активно искали новые формы интеграции. Так возникло Евразийское экономическое сообщество, в которое входят Белоруссия, Казахстан, Киргизия, Россия и Таджикистан (Узбекистан приостановил свое членство в 2008 году). Правящие элиты некоторых других стран, таких как Грузия, Туркмения или Украина, считали Содружество в первую очередь средством для цивилизованного развода с Россией и раздела власти и собственности, которые ранее принадлежали единому государству. Впрочем, даже в большинстве этих стран часть официального истеблишмента и значительная доля населения хотели как минимум сохранить прочные отношения с Россией и другими бывшими советскими республиками. Например, в Грузии и Молдавии различные этнические меньшинства боялись нараставшей самоуверенности националистического большинства и рассчитывали, что Россия поможет защитить их права. В других странах, в том числе в Белоруссии и на Украине, значительная часть населения была настолько тесно связана с Россией экономическими, культурными и даже семейными узами, что не могла себе представить резкого разрыва.
Тем не менее интеграции долгое время препятствовали экономические трудности. Хотя Путин пришел к власти, будучи убежденным, что распад Советского Союза был «величайшей геополитической катастрофой ХХ века», он ждал целое десятилетие, пока Россия не накопила достаточных экономических и политических сил, чтобы что-то с этим сделать. Лишь в 2010 году Белоруссия, Казахстан и Россия создали Таможенный союз, который стал первым реальным шагом к серьезной экономической интеграции постсоветских стран. Союз создает территорию, свободную от пошлин и иных экономических ограничений. В торговле с прочими странами члены союза применяют одинаковые тарифы и нормы регулирования. Сейчас идут переговоры о вступлении в этот союз Армении, Киргизии и Таджикистана.
Евразийская интеграция не только обеспечивает экономические выгоды, но и способствует сотрудничеству в сфере безопасности. Как и НАТО, Организация Договора о коллективной безопасности, в состав которой входят Армения, Белоруссия, Казахстан, Киргизия, Россия и Таджикистан, требует от своих членов вступаться за любую другую страну – члена организации, подвергшуюся нападению. Многие евразийские государства придают ОДКБ особую значимость. Их лидеры прекрасно понимают, что, несмотря на все заверения иных стран и организаций, единственными, кто придет на помощь в случае появления реальной угрозы со стороны экстремистов или террористов, будут Россия и ее союзники.
Под Богом, неделимая
На фоне успехов экономического сотрудничества политические элиты в странах Таможенного союза стали обсуждать создание евразийского политического союза. Как написал Путин в 2011 году в российской газете «Известия», Москва хочет, чтобы новый союз стал партнером, а не соперником ЕС и других региональных организаций – таких, как Ассоциация государств Юго-Восточной Азии и Североамериканская зона свободной торговли. Это должно помочь странам этого союза «вписаться в глобальную экономику... и реально участвовать в процессе выработки решений, задающих правила игры и определяющих контуры будущего», заметил Путин. Чтобы такой союз был эффективен, он должен развиваться естественно и добровольно. Более того, перевод постсоветской интеграции на новый уровень поднимает вопрос о том, какие более глубокие ценности будут лежать в ее основе. Если страны Европы объединились, чтобы отстаивать ценности демократии, прав человека и экономического сотрудничества, то и Евразийский союз тоже должен выступать за определенные идеалы.
Некоторые политические мыслители находили идеологические основания для такого союза в историческом прошлом. Концепции евразийского пространства и евразийской идентичности впервые возникли в кругах русских философов и историков, эмигрировавших в 1920-х годах из коммунистической России в Западную Европу. Как и русские славянофилы до них, сторонники евразийства говорили об особой природе российской цивилизации, отличающейся от европейского общества. Однако при этом они смотрели в другом направлении: если славянофилы подчеркивали славянское единство и противопоставляли европейскому индивидуализму коллективизм русской крестьянской общины, евразийцы связывали русский народ с тюркоязычными народами центральноазиатских степей – туранцами. По мнению евразийцев, туранская цивилизация, якобы происходящая из древней Персии, следовала собственной уникальной политической и экономической модели – в целом авторитарной. Ценя частную инициативу в общем, многие евразийцы осуждали излишнее преобладание рыночных принципов над государственностью на Западе и подчеркивали положительную роль традиционных религий своего региона: православного христианства, ислама и буддизма. Какими бы сомнительными ни были исторические идеи евразийцев о туранских культурах, эта теория сейчас пользуется широкой популярностью не только среди российской политической элиты, но и в Казахстане, Киргизии и других центральноазиатских странах, в которых живут потомки туранцев.
Хотя старые идеи, продвигаемые современными евразийцами, могут показаться несколько искусственными, план по созданию Евразийского союза не следует считать невероятным. Культура и ценности многих бывших советских республик действительно отличаются от преобладающих на Западе. В Западной Европе и в Соединенных Штатах на подъеме либеральный секуляризм, отрицающий абсолютные ценности, которые традиционные религии считают предписанными свыше, однако на постсоветском пространстве переживают возрождение все основные религии – и православное христианство, и ислам, и иудаизм, и буддизм. Несмотря на существующие между ними значительные различия, все они отвергают западную вседозволенность и моральный релятивизм, причем не по практическим причинам, а потому что находят эти идеи греховными – либо не одобряемыми, либо напрямую запрещенными божественной волей.
Большинство жителей этих постсоветских стран также недовольны тем, что Запад считает их взгляды отсталыми и реакционными. Их религиозные лидеры, популярность и влияние которых продолжают расти, поддерживают это негодование. В конце концов, на прогресс можно смотреть по-разному. Если считать, что смысл человеческого существования в политической свободе и материальном благосостоянии, тогда западное общество, бесспорно, движется вперед. Однако если, следуя традиционной христианской точке зрения, считать, что пришествие Христа было главным событием в истории человечества, материальное благосостояние начинает выглядеть не столь значимым, так как жизнь мимолетна, страдание готовит человека к вечной жизни, а физические богатства этому препятствуют. Религиозные традиционалисты полагают, что эвтаназия, гомосексуальность и прочие практики, неоднократно осуждаемые в Новом Завете, – это не просто не признак прогресса, но признак регресса, возвращения к временам язычества. С этой точки зрения западное общество не только несовершенно, но и исключительно греховно.
Подавляющее большинство православных верующих в России, на Украине, в Белоруссии и в Молдавии соглашаются со всем этим, как и многие в Центральной Азии. И благодаря этим популярным воззрениям к власти приходят лидеры, поддерживающие интеграцию бывших советских республик. Они также помогают Путину успешно создавать в Евразии независимый центр силы, и попытки западного вмешательства этому только способствуют.
Продвижение вперед
Ситуация на Украине остается напряженной. Она вполне может пойти по пути Молдавии, фактически расколовшейся на две части. Соединенные Штаты воспринимают российские призывы к диалогу как попытки диктовать неприемлемые условия. В России продолжающееся противостояние привело к активизации националистов и сторонников авторитаризма. Последние стали особенно активны и представляют себя единственной силой, способной защищать российские интересы. Бесконтрольная эскалация конфликта может даже привести к открытой войне. Помочь может только одно – если Соединенные Штаты и их союзники изменят свою позицию с конфронтационной на конструктивную.
В конечном счете дипломатический выход из украинского кризиса по-прежнему возможен. Даже во времена холодной войны Москва и Запад сумели достичь договоренностей о нейтральном статусе Австрии и Финляндии. Эти договоренности нисколько не подрывали демократические системы и общую европейскую ориентацию соответствующих стран и даже были выгодны для их экономики и международной репутации. Неслучайно, что именно в Финляндии – нейтральной стране, тесно связанной и с Западом, и с Советским Союзом, – прошли переговоры, приведшие к подписанию Хельсинкских соглашений, которые серьезно помогли снизить напряженность времен холодной войны. Чтобы выйти из нынешнего кризиса, необходимо аналогичным образом договориться о международных гарантиях нейтрального статуса Украины и защиты ее русскоязычного населения. Вероятная альтернатива этому намного хуже – распад страны и новая длительная конфронтация России и Запада.
Александр Лукин
