Ясно одно: европейские выборы конца мая приведут к значительному росту голосов за правых экстремистов и к вхождению в Европейский парламент (далее — ЕП) большого числа кандидатов от ультраправых. Сейчас они формируют две группы: Движение за Европу свобод и демократии и Европейский альянс националистических движений. Сейчас эти блоки представлены 47-ю евродепутатами, едва 6% из 766 мест [1]. Что будет после 25 мая? Удвоится? Станет достаточным, чтобы блокировать решения ЕП и как следствие финансирование ЕС? [2]
Это факт, что уже на протяжении нескольких лет и в частности с момента, когда обострились кризис демократии, социальные бедствия и недоверие к ЕС, почти все выборы в государствах ЕС отмечены не встречающим сопротивления ростом влияния правых экстремистов. Последние опросы общественного мнения подтверждают, что на приближающихся выборах может существенно возрасти число представителей ультраправых партий: «Партии за независимость Соединённого Королевства» (Великобритания) [3], «Партии свободы» (Австрия), «За лучшую Венгрию» «Jobbik» (Венгрия), «Золотая заря» (Греция), «Истинные финны» (Финляндия), «Лига Севера» (Италия), «Фламандский интерес» (Бельгия), «Партия свободы» (Нидерланды), «Партия датского народа» (Дания), «Демократы Швеции» (Швеция), «Словацкая национальная партия» (Словакия), «Партия порядка и справедливости» (Литва), «Атака» (Болгария), «Партия великой Румынии» (Румыния), «Национал-демократическая партия» (Германия).
В Испании, где правые экстремисты находились у власти дольше, чем в какой-либо другой стране (с 1939 по 1975 гг.) это течение имеет слабое представительство. На выборах в ЕП в 2009 г. Они получили только 69 тыс. Голосов (0,43% голосов). Хотя в целом около 2% испанцев считают себя сторонниками ультраправых, то есть около 650 тыс. Человек. В январе прошлого года один из диссидентов консервативной Народной партии основал движение «Vox», позиционирующееся как «правые правых», которое на франкистском жаргоне отвергает «партократическое государство», защищает патриотизм, требует «конца автономности» и запрета на аборты.
Наследниками традиционных ультраправых являются другие четыре организации: «Национальная демократия», Фаланга (La Falange), Национальный альянс и Испанский патриотический узел, объединенные в платформу “Испания на марше”, подписавшие в декабре 2013 года соглашение об участии в европейских выборах. Они надеются стать евродепутатами.
Но самым важным ультраправым движением в Испании является “Испания – платформа для Каталонии”, которая насчитывает 67 ячеек. Его лидер Жозеф Англада (Josep Anglada) определяет движение как “ аутентичную партию с сильным социальным содержанием” но с жесткой антииммигрантской позицией: “В Испании – подчеркивает Англада – с каждым днем возрастает угроза гражданской безопасности и преступность, и большая часть вины лежит на мигрантах. Мы хотим того, чтобы каждый народ имел право жить согласно своим привычкам и идентичности в своих собственных странах. Очевидно, поэтому мы против исламских иммигрантов и вообще из какого-либо неевропейского государства”.
Что касается Франции, то на муниципальных выборах в марте прошлого года «Национальный фронт», который возглавляет Мария Ле-Пен, победил в двенадцати крупнейших городах, а на национальном уровне получил 1600 мест в местных советах. Это беспрецедентный факт. Но самое необычное – дальше. Опросы показывают, что на выборах 25 мая 2014 года НФ может получить от 20 до 25% [4]. Это превратит НФ в первую партию в стране, оставив позади консерваторов из Союза за народное движение и очень далеко Социалистическую партию с Франсуа Олландом. Это настоящая бомба.
Неприятие ЕС и выход из зоны евро – две наиболее крупные общие темы европейских ультраправых. И в этот момент они ловят настроения многих европейцев, по которым ударил кризис. Это кризис, который Брюссель усилил Пактом стабильности [5] и своей жестокой политикой экономии и бюджетных сокращений – причина многочисленных социальных бедствий. Имеется 26 миллионов безработных, а процент не имеющих работы молодежи просто ужасающ (61,5% в Греции, 56% в Испании, 52% в Португалии). Раздраженные, много граждан теряют веру в ЕС [6]. Растет евроскептицизм, еврофобия. И это ведет во многих случаях к переходу на позиции ультраправых партий.
Но нужно сказать также, что европейские правые экстремисты изменились. Долгое время они разделяли идеологию нацистов и фашистов образца 30-х годов, ностальгируя по его полуинфернальной и порочной символике и эстетике (полувоенные формы, римское приветствие, антисемитская ненависть, расистское насилие...). Эта внешняя атрибутику – которую еще сохраняют, например, венгерский «Jobbik» и греческая «Золотая заря» – утрачивала популярность довольно быстро. Вместо этого появлялись новые “неповторимые” движения, потому что они научились скрывать эти отвратительные черты, из-за которых они терпели постоянные неудачи на выборах. В тени остался антисемитизм, который характеризовал ультраправых. Вместо него, новые ультрас сделали акцент на культуру, идентичность и ценности, предвосхищая увеличение иммиграции и связанную с ней «угрозу» ислама.
С намерением “дедемонизировать” свой образ, сейчас они оставляют также и идеологию ненависти, умеряют и адаптируют свой пестрый и радикальный дискурс отвержения системы, критики иммиграции (в особенности мусульманской и румыно-цыганской) и защиты “белых бедных”. Их декларируемой целью становится достижение власти. Они интенсивно используют Интернет и социальные сети, чтобы оперативно созывать манифестации и вербовать новых членов. И их аргументы, как мы сказали, всякий раз находят все больший отклик у миллионов европейцев, сломленных массовой безработицей и политикой экономии.
Во Франции, например, Мария Ле-Пен атакует “дикий капитализм”, “ультралиберальную Европу”, “вред глобализации” и “экономический империализм США” с большей радикальностью, чем любой левый политический лидер. Ее речи манят широкие слои трудящегося общественного класса, сломленного деиндустриализацией и разобщенностью. Люди аплодируют лидеру Национального фронта, когда она заявляет, упоминая экс-генерального секретаря Коммунистической партии Франции, что “нужно остановить иммиграцию; в противном случае, все больше трудящихся будут обречены на безработицу”. Или когда она защищает “избирательный протекционизм” и требует, чтобы создавались препятствия свободному обмену, потому что это “вынуждает французских трудящихся соперничать со всеми трудящимися планеты”. Или когда она требует “национальной принадлежности” в плане доступа к службам социального обеспечения, которые, согласно ей, “должны быть зарезервированы за семьями, в которых, по крайней мере, один из родителей француз или европеец”. Все эти аргументы находят поддержку и симпатию в широких социальных слоях, наиболее уязвленных промышленным бедствием, к которых в течение десятилетий голосовать за левых был нормой [7].
Но новый дискурс правых экстремистов находит отклик и у тех, кто не является прямыми жертвами кризиса. Он затрагивает каким-то образом ноты “оторванной идентичности”, которую неосознанно ощущают многие европейцы. Он отвечает на чувство “экзистенциальной нестабильности” бесчисленных граждан, оказавшихся под двойным ударом глобализации и ЕС. Столько устоев (относительно семьи, общества, нации, религии, работы) поколеблено в последнее время, что много людей теряют ориентацию. В особенности средние слои, до настоящего времени бывшие опорой политического равновесия европейского общества, которые видят, как их положение безвозвратно утрачивается. Они подвергаются риску маргинализации и люмпенизации. Упав в эту пропасть, они становятся частью бедных слоев, откуда они думали (из-за веры в прогресс) можно было выйти раньше всегда. Они живут в состоянии паники.
Ни либеральные правые силы, ни левые не сумели дать ответа на все эти новые тревоги. И пустоту наполнили правые радикалы. Как утверждает Доминик Рене (Dominique Reynié), специалист по новому популизму в Европе: “Правые радикалы были единственными, кто принял во внимание вырывание с корнем населения, затронутого эрозией его материального положения – безработицей, снижением покупательной способности – и его нематериального имущества, а именно его стиля жизни, которому угрожала глобализация, иммиграция и Европейский Союз” [8].
Пока европейские левые посвящали в последние два десятилетия все внимании и энергию социальным вопросам (разводы, гомосексуальный брак, аборт, права иммигрантов, экология), в то же время интересы трудящихся городских и сельских слоев были оставлены без внимания. Даже без слов сочувствия. Они были принесены в жертву во имя «императивов» европейского строительства и глобализации. С этими осиротевшими слоями сумели говорить крайне правые, понять их несчастья и обещать им разрешения проблем. Не без демагогии. Но с эффективностью. И как следствие: Европейский Союз может оказаться под управлением самых могущественных правых радикалов, которых Старый Свет знал с 30-х годов прошлого века. Мы знаем, как это тогда закончилось. Чего ждут демократы, чтобы проснуться?
Автор: Игнасио Рамоне (испанский журналист, проживающий во Франции, один из идейных вдохновителей альтерглобалистского движения).
Источник статьи: Le Monde Diplomatique, Nº: 223, Mayo, 2014
Дата публикации статьи: 9 мая 2014 года.
Перевод: мой. Примечания. [1] На европейских выборах в 2009 г. Праворадикальные партии получили 6,6 процентов голосов.
[2] Наиболее серьезные опросы показывают, что после 25 мая количество евродепутатов от праворадикалов может возрасти с 47 до 71.
[3] По опросам, проведенным фирмой YouGov 6 апреля 2014 года Партия за независимость Объединённого Королевства (Великобритания) пользуется поддержкой в 40%, что даст ей 20 мест в Европарламенте.
[4] Согласно исследованию по изучению образа FN, реализованного в феврале 2014 Институтом TNS Sofres, число французов, которые симпатизируют идеям FN составляет 34 %.
[5] Договор Стабильности и Роста запрещает европейским правительствам еврозоны реализовывать бюджетный дефицит, превышающий 3 % ВВП.
[6] Последнее исследование «Евробарометра», опубликованное в декабре 2013, показывает, что только у 31% европейцев имеют положительный образ ЕС (против 48 % в марте 2008-го).
[7] Согласно исследованию, проведенному еженедельником Le Monde, образ лидера FN получает все больше симпатий: 56% опрошенных думают, что “она понимает ежедневные проблемы французов” и 40 %, полагают, что у нее «есть новые идеи, чтобы решать проблемы Франции».
[8] Dominique Reynié, Populismes: la pente fatale, Plon, París, 2011.
