Между мятежом и революцией, между присоединением и агрессией
Что значит действовать по правилам XIX века или как Америка стала из провинции сверхдержавой
Добавлено: 27.03.2014 09:20
 «Когда в ходе человеческой истории для одного народа оказывается необходимым расторгнуть политические связи, соединяющие его с другим народом, и занять среди держав мира самостоятельное и независимое положение, на которое он имеет право согласно законам природы и ее Творца, то уважение к мнению человечества обязывает его изложить причины, побуждающие его к отделению».
(Декларация о независимости Соединенных Штатов Америки)
От редакции: Когда Крым сначала де-факто, а потом (после референдума и подписания соответствующего договора) де-юре вошел в состав России, какие только примеры из прошлого ни вспоминали! 2008 год, 1968 год, 1938 год, 1918 год… Но дальше всех зашел госсекретарь Джон Керри, заявивший, что Россия действует в «манере, присущей XIX веку». Не все поняли Джона, но он, выпускник Йеля и Бостонской школы права, прекрасно понимал, о чем говорит. За XIX век Соединенные Штаты многократно расширили собственную территорию и стали к началу века двадцатого одной из ведущих мировых держав. О некоторых эпизодах этой невероятной по скорости экспансии напоминает наш постоянный автор Михаил Шевляков.
* * *
Сепаратистский мятеж тринадцати североамериканских колоний против власти, не желавшей признавать интересы своих подданных, стал колыбелью Соединенных Штатов Америки, нынешней сверхдержавы. На протяжении девятнадцатого века бывшее глухое захолустье стремительно наращивало размеры территории и политический вес, превращаясь сначала в ведущую державу континента, а затем становясь и игроком мирового масштаба.
Покупка Луизианы, проведенная Джефферсоном, раздвинула границы молодого государства от Атлантики до Скалистых гор, и новые территории сомкнулись с испанскими владениями. Испания была первой из европейских держав, пришедшей в Новый Свет, но столетия испанского господства не сделали завоеванные земли процветающими. Громадная территория провинции Техас вице-королевства Новая Испания оставалась, по сути, неосвоенной: проводившаяся метрополией политика практически блокировала обеспечение принадлежащих короне земель приемлемым количеством колонистов. Слабость Мадрида стала причиной мексиканской войны за независимость, но и у новой власти не было достаточных ресурсов для полноценного освоения земель к северу от Рио-Гранде.
То, что не смогли обеспечить испанцы, обеспечили граждане США. Первым, кто в соответствии с мексиканским Законом о колонизации 1824 года выявил желание осваивать пустующие территории Техаса, стал уроженец Вирджинии Стивен Фуллер Остин. Всего за десятилетие численность свободных североамериканских колонистов в Техасе достигла 11 тысяч человек, увеличившись почти вчетверо. Столь очевидный «этнический фактор» вызвал беспокойство мексиканских властей и ввод ими ограничительных мер для колонизации Техаса выходцами из США, но процесс было уже не остановить. Начавшись в виде волнений против таможенных пошлин (как тут не вспомнить истоки Американской революции?) требования колонистов дошли до идеи независимости Техаса, и чем больше власти Мехико пытались закручивать гайки, тем сильнее становилось сопротивление.
«Помни Аламо!» – месть за разгром вооруженного отряда сепаратистов мексиканскими войсками, посланными на усмирение мятежной провинции, стал символом войны за независимость Техаса. Точку в этой войне поставила битва при Сан-Хасинто – оказавшийся в плену президент Мексики Санта-Анна был вынужден подписать соглашения с новой мятежной властью. Хотя эти соглашения и не были окончательно ратифицированы мексиканской стороной, однако независимость Техаса существовала не только де-факто, но и де-юре – республика была признана Лондоном и Парижем, заключившими с ней торговые договоры.
С самых первых дней существования Республики Техас часть ее жителей была сторонниками присоединения к Соединенным Штатам (другие же мечтали о независимом государстве от Карибского моря до Тихого океана). Как это ни парадоксально, но в Вашингтоне далеко не все политики грезили о присоединении этих земель. И дело вовсе не в том, что еще не были освоены обширные пространства бывших французских владений, пролегавших от Миссисипи до границ новой республики, а в том, что на потенциальной новой территории существовало рабство. Представители северных штатов опасались, что присоединение Техаса даст политический перевес южанам, и хрупкое равновесие, установленное Миссурийским компромиссом, будет нарушено. Надо отметить, что те же самые опасения заставили Вашингтон отказаться от планов выкупа Кубы у Испании. Более того, в 1826 году США декларировали отказ от поддержки независимости острова.
Тем не менее, сторонники присоединения Техаса к США взяли верх, и, просуществовав без малого десять лет, Республика Техас из суверенного государства превратилась в часть федерации. Далее последовала американо-мексиканская война (Мексика была недовольна аннексией), главным следствием которой стали значительные территориальные уступки южного соседа США.
В настоящее время штат Техас может похвастаться завидным развитием, но не следует забывать о том, что во многом это обусловлено поражением Техаса и Конфедерации в Гражданской войне. Если бы КША сумели сохранить независимость, то на месте нынешних США были бы два государства с сильным региональным, но не мировым статусом. Вряд ли можно было бы рассчитывать на резкий промышленный рост, вызванный особой ролью США во время Первой и Второй Мировых войн и на превращение этого штата из деревенского захолустья в средоточие самых передовых технологий своего времени.
* * *
Таков путь Техаса к утрате государственной самостоятельности через завоевание независимости и к успеху через поражение. Но не один только Техас был аннексирован Соединенными Штатами.
В 1898 году президент МакКинли решил хорошенько помолиться. Вот что он рассказал после:
«Я каждый вечер до самой полуночи расхаживал по Белому дому и не стыжусь признаться вам, джентльмены, что не раз опускался на колени и молил всемогущего Бога о просветлении и руководстве. В одну ночь мне пришли в голову следующие мысли, я сам не знаю, как:
- Мы не можем возвратить Филиппинские острова Испании – это было бы трусливым и бесчестным поступком.
- Мы не можем передать Филиппины Франции или Германии, нашим торговым соперникам на Востоке, – это была бы плохая и невыгодная для нас экономическая политика.
- Мы не можем предоставить филиппинцев самим себе, так как они не подготовлены для самоуправления, и самостоятельность Филиппин привела бы вскоре к такой анархии и к таким злоупотреблениям, которые были бы хуже испанской войны.
- Для нас не остается ничего иного, как взять все Филиппинские острова, воспитать, поднять и цивилизовать филиппинцев и привить им христианские идеалы, ибо они наши собратья по человечеству, за которых также умер Христос. После этого я лег в постель и заснул крепким сном».
Надо отметить, что к этому времени нуждавшиеся, по мнению МакКинли, в поднятии к цивилизации и привитии христианских ценностей филиппинцы вполне себе были цивилизованы и христианизированы, так что во время американо-испанской войны ничто не помешало использовать их для свержения власти Мадрида над архипелагом. И когда боевые действия закончились, именно отряды филиппинских повстанцев, а отнюдь не вооруженных сил США, контролировали бóльшую часть территории бывшей крупнейшей колонии Испании.
Но если американцы решили оставить точно так же отнятую у Испании Кубу независимой, то почему же все попытки филиппинцев отстоять независимость жестоко подавлялись? Почему американцы предпочти войну в джунглях, тянувшуюся более 15 лет?
Можно было бы увидеть в этом «особую злокозненность американского империализма», элементарную глупость или какой-то особый заговор, цель которого не лежит на поверхности… Но дело не в злокозненности или нелогичности. На протяжении всей истории США американцы верили в то, что им дано особое предназначение и особые права на то, чтобы нести «свет цивилизации».
«Мы считаем себя лучше, успешнее, сильнее, а значит, мы имеем право»
– именно в этой простой формуле, а не в домыслах о вселенских заговорах – основа американской политики. Так на что же получали право американцы, аннексируя бывшую испанскую колонию и не признавая за жителями островов необходимого уровня цивилизованности? Филиппины были ценны не просто как группа островов с рисом, бананами и сахарным тростником. Ценность Филиппин составляло их географическое положение: базируясь на этом архипелаге, Соединенные Штаты брали под контроль коммуникации Юго-Восточной Азии и Дальнего Востока и открывали для себя дорогу в Китай, который в то время рассматривался как перспективный рынок в сотни миллионов человек. Спустя всего год после аннексии Филиппин, развивая и усиливая прежнюю идею государства от океана до океана, на страницах Harper’s Weekly был брошен новый клич: «Go West, young man; go West to the Far East» («Иди на Запад парень, или на Запад, до самого Дальнего Востока»), и новым полем деятельности для американцев провозглашались Манчжурия и Сибирь.
Американское руководство превратило Филиппины в колонию, а не в штат не только и не столько из-за географической удаленности, сколько из-за того, что позволить филиппинцам создать некое правительство означало признать за ними цивилизованный статус. А ведь именно декларирование недостатка цивилизованности было тем самым «святым» предлогом оставить острова в своей собственности. Потребовалось более трех десятилетий для того, чтобы Филиппины получили статус автономии. Изменение статуса декларировалось чуть ли не как предоставление островам независимости, однако же, в реальности вся филиппинская политика оставалась под полным американским контролем, и даже «самостоятельная» филиппинская армия подчинялась американскому командующему.
Если в случае Техаса поражение КША в Гражданской войне парадоксальным образом способствовало развитию штата, то Филиппины получили право на самостоятельное существование не в последнюю очередь из-за японской оккупации во время Второй Мировой войны. Так называемая «вторая республика» на Филиппинах (первой республикой считался период борьбы против испанцев и американской аннексии) была марионеткой Токио. Но нельзя было просто вернуться к прежнему статусу после войны, целью которой было освобождение народов.
Если Техас стал активно превращаться из аграрного штата в промышленный еще в межвоенный период, то Филиппины в это же время продолжали оставаться в прежнем патриархальном состоянии, и лишь Манила была ценна как опорная база флота и армии. Зримый символ тогдашнего отношения к Филиппинам как к «непотопляемому линкору» и по сей день виден прямо в Манильской бухте: небольшой островок El Fraile при помощи бетона и стали был превращен в полное подобие боевого корабля с орудийными башнями – Форт Драм.
Американцы слишком поверили своим же символам. Начиная с 1920-х годов американские планы возможной войны с Токио неизменно предполагали, что Филиппинские острова окажутся на острие японского удара, и, увлекшись ожиданием противника у Манилы, американцы пришли к «дню позора» в декабре 1941 года на базе Перл Харбор.
* * *
Поддержка сепаратизма под вывеской борьбы за прогресс и равноправие, установление контроля над необходимыми территориями и последующее включение некоторых из этих территорий в состав Соединенных Штатов – все это неотъемлемая часть американской истории. Для аннексированных территорий и для США в целом это было отчасти во зло, отчасти во благо: события определялись не только юридическим статусом территории, а совокупностью множества факторов. Но в любом случае, строя ли предположения с частицей «бы», или произнося сакраментальное об «отсутствии сослагательного наклонения у истории», нельзя не признавать фактов американской истории. А факты – упрямая вещь, как бы их не пытались толковать в угоду идеологии и политическому моменту.
Источник: terra-america.ru.
Рейтинг публикации:
|
