В западной научно-популярной литературе особо подчеркивается факт проявившейся на рубеже XIX–XX веков новой тенденции в развитии международных отношений – сдвиг акцентов к все более нарастающему соперничеству на национальной или расовой почве. Сегодня, сто лет спустя, данная тенденция вновь стала активно проявляться в международной политике, что требует более полного осмысления причин ее возникновения.
ЕДИНСТВО КРОВИОдин из британских аналитиков Стюарт Л. Мюррей, в числе первых подметивший указанную тенденцию, указывал: «Отныне в системе международных отношений постепенно будет брать верх не соперничество между государствами-нациями, а борьба рас». По его мнению, которое разделяли многие специалисты, лишь глубоко укоренившиеся в каждой нации чувства общей крови, ментального единства стимулируют постановку амбициозных целей и выработку решений по их достижению, причем на передний план выходит не столько лояльность своему государственному руководству, сколько своей национальной общности.
Именно на рубеже XIX–XX веков отмечался беспрецедентный подъем национализма в доминировавших в мире великих, европейских державах – Франции, Германии и России, открыто начавших демонстрировать свою приверженность идеям превосходства соответственно французской (галльской), германской и русской (славянской) рас.
В Великобритании, ее «белых» колониях и доминионах, а также в США в это же время стала весьма популярной теория о «наделенном свыше бремени белых людей», выражавшаяся прежде всего в расовой миссии англосаксонских народов. К концу XIX века, как отмечает известный на Западе специалист в области политической социологии Стюарт Анерсон, «расизм, национализм и империализм были уже настолько переплетены в обществах западной цивилизации, что стало весьма затруднительным разделять их по нюансам… Взятые вместе, они формировали модель эпохи».
В среде сторонников концепций расового превосходства существовало множество толкований понятия «раса» как таковой. Значительная часть обывателей, а также представителей правящих классов и политических группировок были склонны оперировать положением о превосходстве той или иной расы для безапелляционных выводов или заключений по практически любому вопросу, так или иначе затрагивавшему глобальную проблему развития человечества. При этом в большинстве случаев выдвигался тезис о существовании трех рас: белой (Европа), желтой (Азия) и черной (Африка).
«БЕЛЫЕ НАРОДЫ»Впрочем, в конце XIX века весьма распространенной в Европе была теория о том, что в мире существует только четыре «полноценные» расы: английская, германская, французская и русская, объединявшие в себе все «белые народы». Английская раса, по данной теории, в свою очередь, разделялась либо на две ветви – собственно английскую и американскую, либо трактовалась как единственно существующая в рамках «англоговорящего белого населения» Британской империи. Другими словами, отмечал Стюарт Анерсон, понятие «раса» было настолько свободно определяемо, что любой желающий мог оперировать им исходя из поставленной цели, в результате чего имела место полная неразбериха во всем, что касалось адекватного понимания самой сути проблемы.
Строго говоря, и сегодня в западном научном мире не существует единого, универсального понимания данного термина. Весьма популярный на Западе социологический словарь Коллинза определяет расу как «дискредитировавший себя научный термин, прежде употреблявшийся для описания биологически отличающихся групп людей, которые, как предполагалось, имели характеристики неизменной природы». Данное «выдержанное» определение сформулировано исходя из печального опыта многочисленных войн и конфликтов ХХ века, наиболее ожесточенных, с многочисленными жертвами, которые были развязаны именно на почве национальной и расовой ненависти.
Западные социологи в настоящее время, считая термин «раса» из области «исключительно сконструированной классификации», предлагают оперировать другими терминами – «этнос», «этническая группа», «народ» и т.д. Но это пожелание скорее носит рекомендательный, нежели обязывающий характер. Поэтому многие исследователи продолжают применять термин «раса» не только для анализа разработанных в прошлом концепций, ставивших своей целью в том числе выделение коренных различий народов, населявших планету, но и в современных научно-публицистических трудах политического, социологического и другого характера.
В современном научном понимании идеологию и политику, в основе которой лежат жесткие «расовые критерии», можно объективно охарактеризовать как «расизм», представляющий собой совокупность концепций об исконном разделении человечества на высшие и низшие расы, то есть полноценные, являющиеся создателями цивилизации, и неполноценные, способные быть лишь объектом цивилизации. Либо в крайнем случае как «национализм», трактующий нацию в качестве элемента той или иной расы, как высшую внеисторическую форму общественного единства с тождественными интересами всех составляющих ее социальных слоев.
Особняком от всех дискуссий о национально-расовом превосходстве стояла методически проработанная и целенаправленно осуществлявшаяся в Британской империи и США стратегия убеждения всего мира в абсолютном превосходстве англосаксонской расы.
РАСОВАЯ ПРИЧИНАНа рубеже XIX–XX веков в англоговорящих государствах мало кто задумывался об опасных последствиях по сути предлагавшейся националистической или расистской теории, якобы объяснявшей причины поступательного развития человечества. Превалировавшая аморфная концепция расы, не имевшая строго научного толкования, да еще и взятая за основу при объяснении тех или иных процессов развития, естественно, порой вызывала недоумение в наиболее продвинутых средах, причем даже в англосаксонских государствах. Так, например, американский президент Теодор Рузвельт, склонный рассматривать те или иные события и явления на международной арене через призму националистических предпочтений, вполне определенно выражал сомнения относительно «расового критерия» при оценке государств-наций, поскольку, как он считал, все существовавшие определения этого термина имели явные издержки. Тем не менее в массе своей и британцы, и американцы не стремились искать рациональных объяснений, поскольку и в Британской империи, и в Соединенных Штатах просто слепо верили в свое превосходство над остальным миром, причисляя себя к суперрасе.
Данные настроения не могли быть превалирующими без соответствующих «убедительных» обоснований. Популярный и весьма влиятельный в те годы социолог из Колумбийского университета Франклин Гиддингс и многие его последователи считали главной особенностью англосаксонской расы, делающей ее уникальной, «беззаветную любовь к свободе», якобы всегда отличавшую население и выходцев с Британских островов. Гиддингс писал о том, что «несмотря на личную независимость англосакса, он требовал порядка в обществе… Одновременно для него был характерен и здоровый авантюризм. Он был человеком действия, энергии, сильной воли, обладал упорством в достижении цели. Жажда в покорении новых земель и преодолении новых вызовов вывела в V веке англосаксов из лесов Северной Германии на берега Британии, а через века позвала в Америку, Африку, Азию, на острова Тихого океана. Известный в те же годы британский писатель-историк да к тому же влиятельный масон сэр Вальтер Бесант подчеркивал: «…Мы народ, который где бы ни жил, не изменит своим жизненным принципам и, более того, заставит окружающие его народы жить по своим устоям».
Определенная правда в этом, конечно, была. С 1885 по 1900 год территория Британской империи увеличилась на треть. К началу ХХ века одна пятая часть планеты управлялась из Лондона. Британская империя была в четыре раза больше Римской в период ее расцвета и в сорок раз больше Германской. Германская, Французская и Российская империи вместе взятые по численности населения заметно уступали Британской. Ни одна колония или доминион в мире не могли сравниться по площади и уровню жизни населения с управляемыми «белыми» англосаксами Канадой, Австралией, Новой Зеландией и Южной Африкой. Более того, даже критики британского империализма не могли оспаривать тот факт, что британские колонии управлялись «достаточно искусно». Британцы безраздельно господствовали на морях, контролировали наиболее стратегически важные пункты от Гибралтара до Кейптауна, от Суэца до Сингапура. Чувство кровного единства, безусловно, было стержнем, объединявшим белое население всей империи.
Другой пример той поры – США. В рамках западноцивилизационного пространства страна занимала по размерам территории и численности населения второе после России место. Она имела самую густую сеть железных и автомобильных дорог. США вполне успешно конкурировали на мировых рынках, поставляя стратегически важные товары: пшеницу, уголь, железо, сталь. Производимый в стране совокупный продукт превышал британский и германский вместе взятые. Американцы за одно столетие покорили континент, разгромили в 1898 году своего главного конкурента Испанию, завладели стратегически важными островными территориями в Карибском бассейне и в зоне Тихого океана.
Анализируя данные факты, среднестатистический британец или американец не могли не прийти к выводу о том, что раса, к которой они принадлежат и которая так эффективно правит большей частью мира, просто не может не нести в себе «врожденное превосходство» над другими народами. Был даже выдвинут тезис о том, что именно «англосаксонская раса» дала миру примеры «защищенных индивидуальных прав» и «конституционного правления». А влиятельный американский сенатор Генри Кэбот Лодж откровенно заявил, что «должна быть расовая причина тому, что только в англоговорящих государствах успех неизменно сопутствует избираемым правительствам».
НАЦИОНАЛЬНАЯ МИССИЯСамоуверенность и снобизм англосаксов, граничащие с самовлюбленностью, не могли не подвигнуть их на «миссионерскую деятельность», чтобы поделиться своим «превосходством» с «менее счастливыми расами». Упоминавшийся исследователь Стюарт Анерсон без обиняков пишет о том, что «Концепция национальной миссии» вообще в крови «англосаксонской расы». Причем выходцы из Англии привнесли укоренившиеся у них идеи «одаривания счастьем других» и в Новый Свет. Наиболее ярким представителем данной концепции, облеченной в своеобразную философию, был некий богослов Джон Уинтроп, внушавший переселенцам идею своеобразного Пакта с Богом, якобы наделившего их правом «распространения добра» в колонизируемых землях. Весьма примечательно, кстати, что ярым почитателем трудов Уинтропа, «не теряющих свою актуальность» и поныне, был известный борец с гегемонизмом «империи зла», как он называл СССР, президент Рональд Рейган.
Данная «концепция национальной миссии» в итоге быстро приобрела черты явного цивилизационного превосходства «англосаксонской расы» и активно претворяется в жизнь, хоть и в несколько измененной форме и в наши дни. Вместе с тем нельзя не отметить тот факт, что даже на фоне агрессивного наступления идеологии расизма-национализма в тех же США находились люди, пытавшиеся доказать, что лучшим свидетельством превосходства должно быть не силовое «империалистическое миссионерство», а развитие внутренних социальных институтов, улучшение качества жизни или, скажем, направление конструктивных миссий в составе специалистов, врачей и учителей для «цивилизации нехристианских народов». Но они были в явном меньшинстве. Тем более в Великобритании, откуда и исходили импульсы «исключительности» англосаксов.
В конечном итоге «расовый» критерий в определении движущей силы развития человечества на рубеже XIX–XX веков выдвинулся в число основных, причем сформировавшийся тезис о «национальной исключительности англо-саксов» стал доминирующим в конкурентной борьбе за лидерство на планете.
