Прошло более 10 лет с того момента, как 1 мая 2003 года президент США Джордж Буш-младший объявил о «беспрецедентной победе американских Вооруженных сил (ВС) над саддамовским Ираком» и о «привнесении идеалов демократии» в эту страну. С тех пор немало копий было скрещено западными и отечественными специалистами вокруг анализа «победоносных» действий американцев в операции по «разгрому военной машины» Ирака и выводов из данного опыта относительно формулирования рекомендаций для реформирования ВС США (и не только!) под требования «четвертого поколения войн». Чем дальше отстоят по времени события минувших лет, тем явственнее становятся плюсы и минусы этой акции американцев и ее соответствия принципам нынешней революции в военном деле, а следовательно, общим трендам развития вооруженных сил в целом.

БЫЛА ЛИ ИЗВЛЕЧЕНА ПОЛЬЗА ИЗ «БУРИ В ПУСТЫНЕ»?

Практически все американские специалисты в области военного строительства полагают, что операция американских ВС «Свобода Ираку» весной 2003 года напрямую связана с военными действиями ВС США и их разномастных союзников, или, как теперь принято говорить, «партнеров по коалиции желающих», в ходе операции «Буря в пустыне» зимой 1991 года.

Суть же вопроса состоит в том, насколько успешно дело с незавершенностью разгрома диктатора в 1991 году президентом-отцом Бушем-старшим было, наконец, доведено до конца президентом-сыном Бушем-младшим, и в том, усвоены ли были уроки американцами из первой операции и как они были воплощены в жизнь.

Спору нет, американцы и их союзники в 1991 году одержали верх над, как тогда считалось, самой мощной «военной машиной регионального масштаба», имевшей недавний опыт 8-летней войны с не менее мощными вооруженными силами традиционного противника Ирака – Ираном. Пытаясь докопаться до первопричин данного успеха, критически настроенные сторонники «военных реформ» в США признают, что победа американцев и их союзников в 1991 году была обеспечена уже в самом начале кампании завоеванием господства в воздухе. При этом они единодушны в своем заключении относительно того, что это произошло исключительно благодаря работе тех борцов с лоббистами в среде национального военно-промышленного комплекса (ВПК), которым удалось «пробить» взятие на вооружение «реально лучших» самолетов на тот период времени (F-15, F-16, F-18, A-10), а не тех, которые навязывались в 70–80-е годы прошлого века так называемыми представителями ВПК и «прикормленными» чиновниками из Пентагона.

Достаточно сказать, что из 36 сбитых американцами и их союзниками иракских самолетов 34 были поражены истребителями F-15, другие два – авианосными истребителями F-18 ВМС США. По признанию пленных иракцев, наиболее шокирующее впечатление на военнослужащих ВС Ирака «в поле» оказывали даже не столько массированные бомбардировки «вневременных» В-52, сколько изнуряющие штурмовки самолетов А-10, что якобы также свидетельствовало о правильности навязывания американскими «реформаторами» (как «независимыми», так и из властных структур) руководству ВС США поставок в войска и применение в бою прошедших серьезное предварительное тестирование вооружений и военной техники (ВВТ).

Успехи в воздушных боях американской авиации весьма существенно нивелируются бездействием иракской системы ПВО, по сути, в первый же день (из 38-суточной воздушной кампании) подавленной американцами, либо вообще исключенной (с целью «сохранения в целостности»?) волевым решением иракского руководства из участия в боевых действиях. Поэтому беспрецедентно малые потери американцев и их союзников в самолетах (0,0006% из 65 тыс. самолето-вылетов) могут свидетельствовать лишь о минимальной пользе для летного состава участия в боевых действиях зимой 1991 года, практически в «полигонных условиях». Да и фактически полная деморализация иракских военнослужащих еще до наземной фазы операции, с одной стороны, однозначно указывала на некомпетентность руководства иракских ВС, считавшихся «грозным противником», а с другой – свидетельствовала о неадекватности американских разведоценок относительно морального состояния иракских ВС и тем самым оказала плохую службу командованию руководимой американцами коалиции, не дав ему проявить свои лучшие качества в полной мере.

Но, будем справедливы, все же нельзя не отдать должное разработчикам операции в Пентагоне, впервые в новейшей истории сосредоточивших главные усилия на беспрецедентной по длительности подготовительной части (воздушной операции), в конце концов и решившей судьбу всей кампании в 1991 году. Это, безусловно, не могло не быть учтено при разработке сценариев боев в 2003 году и введении иракцев в заблуждение относительно на этот раз «укороченной» воздушной операции и «конвенциальной» наземной фазы кампании.

Примером выученного урока могут служить и рекомендации «реформаторов», а в их числе уволенного за строптивость из ВС США майора Дональда Вандергриффа, которые выдвинули идею, именно по опыту боевых действий наземных войск в 1991 году, о реорганизации системы взаимоотношений внутри подразделений наземных формирований (СВ и морской пехоты), обеспечивая их слаженность и устремленность на достижение поставленной руководством цели.

Взятые на вооружение рекомендации Вандергриффа, изложенные в его получившем известность аналитическом труде «Путь к победе: армия Америки и революция в гуманитарной сфере», получили широкое распространение в войсках благодаря личному ходатайству на этот счет министра армии США Томаса Уайта и заместителя начальника штаба сухопутных войск генерала Джека Кина. В частности, эти рекомендации были использованы в том числе в главной «пробивной силе» в операции в 2003 году – 3-й пехотной дивизии, где была внедрена так называемая новая система управления подразделением, которая якобы способствовала утверждению авторитета командиров низшего звена и в целом сплачиванию боевых коллективов.

Были и другие «полезные новшества» как в областях тактики, оперативного искусства, организации перебросок значительных группировок войск, опробывании в бою экспериментальных образцов ВВТ во всех видах ВС с отбраковыванием «неудачных» и некоторые другие. Но имели место и явные промахи политического и военного руководства США, которые по объективным, а чаще по субъективным причинам были тривиально проигнорированы, не учтены в ходе планирования и ведения боевых действий в том же регионе десятью годами позже и все еще остаются предметом обсуждения специалистов. Прежде всего это касается оценки противника.

ПАРАДОКСАЛЬНЫЕ «НЕУЧИ»

По прошествии многих лет со дня окончания боевой фазы операции в 2003 году можно с уверенностью констатировать: иракцы вообще не сделали никаких конструктивных выводов из своего поражения в 1991 году, а если и сделали, то лишь себе во вред.

Как и накануне первой операции, на специалистов производила впечатление массовость иракских вооруженных сил: 350 тыс. человек плюс еще 100 тыс. призванных из запаса накануне начала боевых действий в 2003 году. Из основных видов ВВТ у иракцев было от 2,2 до 2,6 тыс. танков, 3,7 тыс. бронетранспортеров и 2,4 тыс. артиллерийских орудий всех калибров. При этом из более-менее современных ВВТ можно было выделить только порядка 700 танков Т-72, остальные – явно устаревшие образцы 50–60-х годов прошлого века, в основном советского производства. ВВС и ПВО Ирака, как и в предыдущей кампании, вновь оказались «исключены» из боевых действий. Более того, американской разведке стало известно, что большая часть из имевшихся на вооружении ВВС Ирака самолетов (300 машин) в преддверии кампании была демонтирована (сняты крылья) и заскладирована в специальных укрытиях якобы для сохранности. Участие же в последующих боях нескольких иракских самолетов, как показал анализ, имело целью продемонстрировать своим наземным войскам лишь «наличие национальной воздушной мощи для поднятия боевого духа», и не более того. «Мизерные» военно-морские силы Ирака, как и в операции 1991 года, судя по всему, вообще не учитывались Багдадом при подготовке к военным действиям.

Когда стала очевидной неизбежность нового столкновения с американцами, иракцы совершенно необъяснимо сразу же наступили на те же грабли. Иракское командование, озадачив противника, опять развернуло в пустынной, фактически открытой, почти не приспособленной для конвенциальной обороны местности соединения и части своих сухопутных войск, сделав их удобной мишенью для поражения авиацией и высокоточными средствами поражения, количественно увеличившимися за последнюю декаду в арсенале американцев. Некоторые специалисты склонны объяснить это странное решение иракского генералитета тем, что Багдад просто вознамерился пожертвовать менее ценным компонентом своих войск – пехотой для сдерживания подавляющей огневой мощи противника с целью последующего его вовлечения в бои в населенных пунктах (бой в городе) с якобы подготовленными для этого формированиями элитной республиканской гвардии. К тому же, как подчеркивает американский эксперт Уинслоу Уилер, иракского диктатора Саддама Хусейна, не доверявшего «пехотной массе», преимущественно состоявшей из «ненадежных» рекрутов-шиитов и соответственно слабо подготовленной и оснащенной, мало заботила судьба «пушечного мяса», рассматривавшегося им лишь как «первая ступень защиты своего режима».

Американская армия знала, как выиграть бой, но не войну.

Вызывала удивление и применявшаяся иракцами так называемая тактика действий, как будто «взятая из советских учебников эпохи Второй мировой войны». Иракские генералы в случае, по их мнению, формировавшихся благоприятных условий бросали свою пехоту во фронтальное наступление под уничтожающий все живое мощный огонь американских средств поражения. Да и о взаимодействии на поле боя иракских частей и подразделений говорить не приходится. Как указывается в одном из исследований, посвященных данной операции, иракские командиры были настолько «зациклены на своей персональной ответственности за происходящее на поле боя, что напрочь сковали инициативу подчиненных, не позволяя им и шагу ступить без соответствующего указания». Отдельные случаи инициативы и даже проявления «мужества и героизма» со стороны иракцев, подчеркивают американские участники боев, выглядели «полным безумеем и самоуничтожаемым фанатизмом», не приносящим никакой пользы в бою.

Как указывалось выше, Саддама Хусейна и его окружение мало заботили нужды вооруженных сил. Все его усилия по «укреплению обороноспособности страны» фактически были направлены на сохранение своей безграничной власти. Иначе как объяснить тот факт, что вместо реорганизации существенно «потрепанных» в 1991 году сухопутных войск – традиционной основы иракских ВС, он воссоздал специальную республиканскую гвардию численностью от 15 до 20 тыс. человек с лично подбираемым им офицерским корпусом, получавшим денежное довольствие, в разы превосходившее оклады армейских офицеров. Командование гвардией, естественно, было поручено одному из сыновей Саддама – Кусею, который как командир был весьма посредственным.

В добавление к этому диктатором были созданы различные иррегулярные формирования. В частности, в 1995 году был сформирован корпус «Саддамовских федаинов (в переводе – партизан)» численностью также до 20 тыс. человек во главе с другим сыном диктатора – Удэем. По образцу гитлерюгенд в Ираке были созданы: военизированная молодежная организация «Львы Саддама», многочисленные вооруженные группы из членов правящей партии «Аль-Баас», а также мощная Специальная служба безопасности, на поддержание боеготовности которых тратились средства, в совокупности превосходившие военный бюджет. При этом главной задачей этих бойцов являлась отнюдь не борьба с внешним врагом, а с врагом внутренним.

Саддамом Хусейном была внедрена практика соперничества среди не только генералитета вооруженных сил, но и якобы преданных ему лично руководителей иррегулярных формирований за «возможность близкого доступа к телу диктатора» и получения за счет этого привилегий и благ. Но такая практика лишь вела к созданию крайне нездоровой атмосферы в офицерско-генеральской среде, плодила разного рода «заговорщиков» и «доносителей» с соответствующей реакцией на это со стороны служб безопасности. Отсюда и крайне низкий моральный дух и состояние дисциплины в войсках. С началом боев были отмечены многочисленные случаи дезертирства, причем зачастую в составе подразделений и даже из, казалось бы, «прикормленной» республиканской гвардии. В средствах массовой информации приводились многочисленные примеры тривиального предательства со стороны большой группы иракских генералов, якобы подкупленных американской агентурой еще накануне кампании и покинувших (попросту сбежавших) свои посты в самый критический период сражений.

Из всего этого нельзя было не сделать однозначный вывод о неготовности иракских вооруженных сил к войне. Главный редактор авторитетного «Джейнс уорлд армис» Чарльз Хейман делает следующее заключение: «Очевидно, что иракские ВС накануне вторжения были, возможно, самой некомпетентной армией в мире». Упоминавшийся же американский эксперт Уинслоу Уилер в своей оценке идет еще дальше, вопрошая: «Есть ли резон для нас говорить о том, что ВС США якобы «самые сильные и лучшие», если они имели опыт борьбы всего лишь с таким слабым противником?»

УПОВАНИЕ НА ТЕХНИЧЕСКОЕ ПРЕВОСХОДСТВО

Если абстрагироваться от обобщений и взглянуть на проблемы, с которыми столкнулись ВС США в ходе кампании, что называется, изнутри, то вырисовывается следующая картина «победы американского оружия» в операции «Свобода Ираку» в 2003 году.

Начнем с тактического уровня. Что касается упования американского генералитета на безусловное техническое (технологическое) превосходство ВС США над любым виртуальным и реальным противником, продемонстрированное в ходе и, главное, решившее исход боевой фазы операции, то многие аналитики, в том числе и американские, высказывают сомнения относительно истинности данного тезиса.

Так, упоминавшийся авторитет в области военного строительства Уинслоу Уилер, базируясь на собственном анализе докладов из зоны боевых действий, приходит к выводу о том, что информация об абсолютном успехе американских высокотехнологичных систем является в целом преувеличением либо даже искажением истины. Он подвергает сомнению утверждение тех лоббистов внедряемой (и частично внедренной в ходе кампании) в боевые войска системы сенсоров, компьютеров и коммуникационного оборудования, которые в комплексе якобы «наконец сняли завесу неопределенности и неясности с поля боя». Адвокаты этой системы еще накануне операции безапелляционно заявляли, что отныне с помощью данных информационных устройств, отслеживающих местонахождение и передвижение противника, создается возможность управления огнем из вышестоящих штабов таким образом, что, например, противотанковые средства противника будут поражаться еще до их выхода на дальность стрельбы для поражения бронетанковой техники. Реальность же опровергла обещанный триумф новых технологий.

Командир одного из батальонов 3-й пехотной дивизии подполковник Маркоун вспоминает о том, что благодаря новой системе он был почти лишен информации о составе сил и намерениях противника. А ночью, накануне боя, вообще был «введен в заблуждение»: из вышестоящих инстанций ему сообщили о том, что перед фронтом его батальона находится одна иракская бригада, тогда как уже перед самым началом боестолкновения выяснилось, что бригад было три, то есть фактически дивизия. Пришлось срочно «ломать» все планирование боя.

Аналогичную оценку новой системе давали и командиры формирований морской пехоты США. Более того, некоторые из них утверждали, что на фоне отработанных годами методов получения информации посредством традиционных средств коммуникаций новая система бездействовала, лишь создавая дополнительные трудности «лавинообразными информационными потоками», которые невозможно было обрабатывать в срок. Доходило до того, что командиры просто игнорировали эту систему. Данный «феномен недоверия», указывает Уилер, как бы оправдывая руководство американских подразделений, был достаточно распространен и в предыдущих конфликтах. И не только в армии США, когда командиры нижестоящего звена с опаской относились к указаниям сверху, поскольку были уверены в том, что они лучше знают особенности обстановки в зоне своей ответственности, чем в вышестоящих штабах, располагавшихся на значительном удалении от передовой. Однако главный негатив, как считает другой авторитетный американский эксперт Уильям Линд, обращаясь к опыту жесткой иерархии и «избранной» информации при централизованном управлении высокотехнологичным огнем, имевший место в ходе кампании в Ираке в 2003 году, состоит в том, что данные схемы несут в себе тяжелый груз… догматических концепций, которые, требуя беспрекословного повиновения и сковывая инициативу, действуют как наркотик.

Анализ результатов боевой фазы операции американцев в Ираке в 2003 году разоблачает и другой миф о безусловном вкладе технического превосходства ВС США в обеспечение победы в кампании в целом. Речь идет о якобы успешном применении высокоточного оружия. В действительности, указывает Уилер, это было весьма редким явлением. Подсчитано, что, например, для поражения одного моста в среднем расходовалось до 10 тонн боеприпасов, что никак не вяжется с сутью провозглашенной концепции «одна бомба – одна цель». С поражением бронетанковой техники иракцев была приблизительно та же история. Как оказалось, лишь малый процент танков был поражен высокоточным оружием, большая же их часть была подорвана самими иракцами либо вообще брошена на поле боя еще до соприкосновения с американцами.

СОСТОЯЛАСЬ ЛИ ТРАНСФОРМАЦИЯ?

Известно, что ярым поборником технического превосходства ВС США был министр обороны Дональд Рамсфелд, который и положил этот тезис в основу осуществлявшейся под его руководством трансформации военной машины страны и попытался доказать его правомочность в реальной боевой обстановке в Афганистане и Ираке. Министр и его сторонники среди американского генералитета полагали, что одними высокотехнологичными ВВТ можно быстро достичь цели, уничтожив противника и добившись слома его намерений продолжать сопротивление. Используя продвинутые технологии, высокоточное оружие дальнего действия, современные средства разведки и связи, американским генералам казалось, что они в состоянии разгромить противника быстро и малой кровью.

Однако, относительно быстро добившись успеха на поле боя, они вдруг обнаружили, что легкая часть операции закончилась, но не достигнута цель войны. Как показал ход этой кампании в Ираке в 2003 году, подчеркивает упоминавшийся эксперт Уилер, технологически превосходящая противника американская армия знала, как выиграть бой, но не войну. Ему вторит известный британский стратег Колин Грэй, отметивший, что практикующаяся в ВС США «зависимость всецело от огневой мощи хотя и в высшей степени желаема сама по себе, в конечном счете становится бесполезной в тот момент, когда более приемлемы другие методы поведения на военном поприще».

Фактически руководивший действиями американских войск в Ираке в 2003 году командующий Объединенным центральным командованием ВС США генерал Томми Франк был явно в плену этих устаревших представлений и нисколько не был озабочен последствиями блицкрига и захвата Багдада, а также тем, что же делать дальше.

А дальше наступило отрезвление, особенно после обнародования факта резкого увеличения (после «победы») потерь среди американских военнослужащих и ввязывания их в затяжные бои с повстанцами, в том числе и из среды гражданского населения, которое, по идее, должно было быть благодарно янки за освобождение от диктаторского режима. Но о проведении фазы миротворчества и операции по стабилизации ситуации в стране американцы поначалу и не задумывались. Тут же предъявленные министру Рамсфелду претензии на этот счет были им в резкой форме отвергнуты: «Не дело военных помогать и тем более участвовать в гражданском строительстве». На вопрос же о том, чье это дело, глава военного ведомства не знал, что ответить.

И что особенно показалось неприемлемым для экспертов, в том числе такого авторитета в области военных реформ, как Лоуренс Корб, так это то, что вместо признания ошибочности своих действий и оперативного перенесения акцентов работы в разоренной стране на созидание по указанию американского руководства начался методичный вывод войск из Ирака, причем сразу 50 тыс. человек и еще 50 тыс. через короткий промежуток времени.

Начавшаяся в условиях дестабилизации по сути гражданская война лишь плодила недовольных и соответственно жертвы среди «освободителей», потерявших инициативу и вынужденных проводить бесконечные «зачистки», в свою очередь увеличивавших недовольство населения. Другими словами, образовался замкнутый круг проблем. Да и министр Рамсфелд, что называется, «прозрев», признал: «У нас отсутствуют критерии понимания того, выигрываем ли мы войну с террором (подразумевая ситуацию в Ираке) …или проигрываем». Поэтому, делает вывод Корб, традиционная военная победа в современных военных конфликтах является всего лишь прелюдией к стабилизационной операции, успех или неуспех в которой и определяет общий исход кампании. В целом же использование силы как средства умиротворения населения чревато «уводом военных методов из под политических целей, которые они призваны обеспечивать». Что и произошло в Ираке!

ПОБЕДА ПО ОЧКАМ

Завершая краткий критический анализ задействования ВС США в войне против Ирака в 2003 году, представляется уместным привести оценку позиции американского военно-политического руководства, данную известным военным практиком и теоретиком, полковником в отставке Дугласом Макгрегором. Ветеран операции «Буря в пустыне», в ходе которой он прославился как «самый успешный бронетанковый командир в армии США» и получил широкую известность в качестве автора нашумевшего исследования «Преодолевая фаланги: новая структура для наземной мощи XXI века», Макгрегор по результатам операции «Свобода Ираку» опубликовал в 2006 году эссе под весьма красноречивым названием «Долой генералов!».

Суммируя результаты своего анализа, автор эссе, в частности, отмечает: во-первых, командование американской группировки войск в регионе так и не поняло суть «конфликтов нового поколения», не имело на руках соответствующей доктрины и специалистов в своем штабе, разбирающихся в нюансах противоповстанческой борьбы. Во-вторых, американские командиры были выучены и имели подготовку «к глобальному противоборству с военной мощью Советов», но оказались в растерянности перед лицом тактики действий иракских «федаинов» (партизан). В-третьих, несмотря на то, что американские командиры наземных формирований восприняли концепцию «объединенности» (то есть тесного межвидового взаимодействия) как мантру, реально в бою они ею просто пренебрегли. В-четвертых, за 12 лет со дня окончания «Бури в пустыне» американским военным командованием не было сделано ничего, чтобы постичь особенности местного менталитета и нюансы арабского мира в целом, что лишь содействовало росту антиамериканских настроений в иракском обществе и соответственно возникновению широкого партизанского движения в этой стране.

Исходя из этого, есть основание поставить под сомнение утверждение о том, что Вооруженные силы США успешно справились с выпавшими на их долю испытаниями в Ираке, хотя формально и добились военной победы весной 2003 года. Говорить же о том, что данная кампания представляет собой «зримое воплощение революции в военном деле», явно безосновательно.