Французское издание LeFigaro опубликовало эксклюзивное интервью с главой Сирии Башаром Асадом, где он высказал свою точку зрения на происходящее в Сирии и регионе. По его словам, действующую власть абсурдно обвинять в химических атаках, поскольку она совершенно не заинтересована в них, а Барак Обама — слаб, потому что сильный старается избежать войны. «Однако» публикует сокращённый текст интервью.
— Приведите доказательства, что ваша армия не применяла химического оружия 21 августа в пригороде Дамаска.
— Доказательства должен предъявлять обвинитель. Мы, со своей стороны, ответили на обвинения, хотя Обама и Франция как раз ничего доказать не смогли — в том числе и своим народам. Но давайте попробуем найти логику в их утверждениях. Заинтересованы ли мы в применении химоружия, тогда как наша диспозиция намного лучше, чем в прошлом году? Зачем армии любого государства вообще использовать оружие массового поражения, когда она может этого избежать? Я не утверждаю, что сирийская армия обладает таким вооружением или, напротив, не обладает. Но давайте предположим, что армия Сирии использует оружие массового поражения, причём делает это там, где находятся её же позиции, где её солдаты могут быть поражены этим оружием, как это констатировали инспекторы ООН. Где логика? Кроме того, зачем использовать оружие массового поражения в пригороде Дамаска, ведь газ может быть отнесён ветром — и погибнут десятки тысяч людей? Кроме того, все выдвигаемые обвинения становятся ничтожными, когда видишь снятые на видео и выложенные в интернет издевательства и пытки, творимые террористами.
— США утверждают, что перехватили телефонный разговор сирийского высокопоставленного лица, признающего использование химического оружия. Что вы думаете по этому поводу?
— Если бы американцы, французы или англичане располагали хоть одним доказательством, они бы его предъявили сразу же.
— Возможно ли, что решение о применении химоружия было принято без вашего ведома?
— Мы никогда не утверждали, что у нас есть химическое оружие. Ваш вопрос намекает на вещи, о которых я не говорил, и которые официальная Сирия ни подтверждала, ни отрицала. Но вообще в странах, которые обладают таким оружием, решение о его использовании принимает центральная власть.
— Барак Обама решил пока не наносить военные удары по Сирии. Как вы интерпретируете это решение?
— Из-за того, что он угрожал начать войну против Сирии, некоторые увидели в нём сильного главу сильного государства. Но мы считаем, что сильный человек — это тот, кто мешает войне, а не тот, кто ей способствует. Если бы Обама был силён, он бы публично заявил: «Мы не располагаем никакими доказательствами относительно употребления химического оружия Сирией». Он бы сказал: «Единственный путь это выяснить — расследование ООН. Давайте предоставим выяснение этого вопроса Совету Безопасности». Но Обама слаб, он поддался давлению изнутри США.
— Что вы сказали бы членам конгресса США, которые должны решить, наносить ли военные удары по вашей стране?
— Кто бы ни принимал это решение, он должен предварительно задаться вопросом о том, что принесли недавние войны США или Европе. Что выиграл западный мир от войны в Ливии? Что он выиграл от войны в Ираке и в других странах? Что он выиграет от дальнейшей дестабилизации в Сирии? Задача любого члена конгресса состоит в том, чтобы работать в интересах своей страны. Что выиграет США от роста нестабильности и экстремизма на Ближнем Востоке? Какова цель американских парламентариев, если они хотят продолжения того, что начал Джордж Буш, то есть увеличивать в мире военную угрозу.
— Каково ваше видение ситуации? Как вы собираетесь ответить?
— Ближний Восток — это пороховая бочка, и фитиль уже тлеет. Здесь надо говорить не только о том, как мы можем ответить, но и о том, что может произойти после первого же толчка. А что произойдёт, не знает никто. Мир потеряет контроль над ситуацией, когда пороховая бочка взорвётся. Распространятся хаос и экстремизм. Есть серьёзный риск войны в регионе.
— Что вы можете сказать Иордании, где расположены тренировочные лагеря мятежников?
— Иордания уже сообщила, что она не будет служить базой для подготовки военной операции против Сирии. Но если мы не сможем искоренить терроризм у себя, он, естественно, расползётся в другие страны.
— Следовательно, вы опасаетесь за Иорданию и Турцию?
— Мы говорили об этом неоднократно. Иордания осознаёт опасность, несмотря на давление, которому она подвергается, чтобы оставаться местом тренировок террористов. Что касается Эрдогана, я не думаю, что он вообще понимает, что делает.
— Какова реакция ваших союзников, «Хезболла» и Ирана?
— Я не хочу говорить за них. Их заявления вполне ясны. Интересы Сирии, Ирана и «Хезболла» едины, но стабильность региона сегодня зависит от положения в Сирии.
— Что необходимо сделать, чтобы остановить кровопролитие в Сирии?
— Сначала это решение могло быть найдено в ходе диалога, быть результатом политических мер. Но сегодня положение иное. Мы боремся с террористами, причём 80–90% наших противников принадлежат к «Аль-Каиде». Они не интересуются ни реформами, ни политикой. Единственный способ их остановить — ликвидация. Только тогда мы сможем вернуться к разговору о политических мерах. Надо перекрыть пути перехода террористов через границы Сирии, прекратить поставлять им вооружение, оказывать финансовую поддержку, что продолжают делать Саудовская Аравия, Турция, Иордания, Франция, Великобритания и США.
— Готовы ли вы сесть за стол переговоров с представителями мятежников, предоставить им гарантии безопасности?
— В прошлом году, в январе мы предприняли такую инициативу. Кстати сказать, оппозиция, о которой вы говорите, «изготовлена» за границей, она чужда для Сирии. Эта оппозиция made in Франция, made in Катар и лишь в последнюю очередь — made in Сирия. Она отстаивает интересы тех, кто её создал. Соответственно, члены этой оппозиции не могли принять наши предложения по выходу из кризиса.
— Стала ли Франция врагом Сирии?
— Тот, кто способствует финансовому и военному усилению террористов, является врагом сирийского народа. Тот, кто противоречит интересам Сирии и её граждан, — враг. Французский народ не является нашим врагом, но политика Франции враждебна сирийскому народу. И пока ситуация не изменится, Франция будет его врагом. Эта враждебность закончится, когда Франция сменит политический курс. Последствия, разумеется, будут, что скажется на интересах Франции.
— До каких пор вы готовы сражаться?
— У нас есть два варианта: сражаться и защищать нашу страну от терроризма или капитулировать. Когда идёт речь о патриотизме, любая страна будет сражаться, любой готов пожертвовать собой для своей родины. Никакой разницы в этом вопросе между президентом и гражданином нет.
— Что изменилось в характере Башара Асада, который сменил отца в 2000 году, и нынешним президентом Сирии, который сегодня готов к применению насилия?
— Мой образ искажён СМИ. Я по-прежнему являюсь человеком, принадлежащим сирийскому народу. Я защищаю его интересы. Я независим, хоть и подвергаюсь давлению извне. Запад обманулся во мне. Вы думали, что сможете диктовать молодому президенту Сирии, что он должен делать. Вы думали, что если я учился на Западе, то потерял свою истинную культуру. Это наивный и поверхностный взгляд на вещи. Я не изменился.
Подготовила Полина Лаврентьева
Источник: odnako.org.
Рейтинг публикации:
|
