Арабской весной принято называть совокупность политических перемен взрывного характера, произошедших в странах Северной Африки и Ближнего Востока преимущественно весной 2011 года (хотя протестные политические выступления в целом ряде арабских стран начались в январе того же года, а в Тунисе – в декабре 2010 г.). События Арабской весны, конечно, имели под собой серьезные внутренние предпосылки, однако, в этом феномене, на наш взгляд, явственно прослеживаются также геополитические причины и последствия.
События Арабской весны развернулись на пространстве Ближнего Востока и Магриба – стран, обладающих существенными запасами углеводородов. Нефть и газ относятся к невозобновляемым природным ресурсам, их потребление неуклонно растет, а запасы могут закончиться примерно через пятьдесят — восемьдесят лет . Представляется, что борьба за передел мира в условиях скорого достижения последнего предела потребления природных ресурсов выступает ключевым геополитическим феноменом современности, а сражение за углеводороды Ближнего Востока и Магриба – важный эпизод этой борьбы.
Технологии контроля геополитических пространств и их ресурсов, по нашему мнению, делятся на две больших группы – панельные и точечные.
Панельным мы называем тип геополитического контроля, который позволяет осуществить абсолютное господство на большей части или во всем объеме данного пространства. Панельный контроль в географическом пространстве современного мира в его буквальной форме невозможен, но географическое пространство может абсолютно контролироваться сверхдержавой через специальные формы контроля экономического и особенно идеологического пространства. Панельный контроль части географического пространства, т.е. отдельного региона или тем более государства – дело вполне осуществимое.
Точечный контроль геополитических пространств это господство в ключевых точках данного пространства, определяющих его качество.
В географическом пространстве панельный контроль осуществляется только одним способом, и это – силовой захват, или война. В результате доминирования пан-идеи либерализма и ее ключевой концепции – концепции прав человека, открытая форма силового захвата никак не может быть осуществлена современной сверхдержавой без «потери лица». К тому же число так называемых «пороговых государств», т.е. государств, реально обладающих ядерным оружием – оружием сдерживания – или находящихся на пороге его создания, экспоненциально увеличилось после распада двоичной системы одновременного существования сверхдержав Моря и Суши, что не позволяет начать агрессию против этих государств вне реальной опасности нанесения агрессору неприемлемого ущерба.
Существует три основных выхода из этой ситуации:
1) использование лимитрофных государств для осуществления агрессии в интересах мирового гегемона, причем в определенной степени реализуются и интересы непосредственных агрессоров;
2) «гуманитарная интервенция», т.е. вооруженная агрессия под предлогом защиты прав человека – обычно проводится в коллективной форме с использованием союзников по военному блоку для «размывания ответственности» реального инициатора агрессии. В современном мире преимущественно используется именно эта форма: контроль Балкан посредством «гуманитарной интервенции» в бывшей Югославии в 1999 г.; контроль Среднего Востока и его ядра – Центральной Азии с помощью агрессии против Афганистана в 2001 г.; контроль Ближнего Востока через войну в Ираке в 2003 г.; контроль Северной Африки и Магриба посредством войны в Ливии в 2011 г.;
3) осуществление силового захвата в специфической форме преэмптивной войны с использованием технологий «цветных революций».
В случае Арабской весны мы видим сочетанное использование всех трех названных способов контроля ресурсов географического пространства с преобладанием третьего.
Поясним термин «преэмптивная война».
Преэмпция означает опережающий захват или силовое действие на опережение [4]. Сущность данного типа системного воздействия на общества, владеющие ценными видами ресурсов (углеводороды, прежде всего), состоит в применении к ним насильственных, военных мер предотвращения потенциальной угрозы государственного или негосударственного терроризма, якобы исходящей от обществ такого рода применительно к странам «золотого миллиарда». Подчеркнем, что имеется в виду вооруженная агрессия как способ предотвращения угрозы, которая еще не сформирована окончательно, находится в потенции. Преэмптивная война отличается от превентивной, т.е. от вооруженной агрессии, осуществляемой для ликвидации сформированной и очевидной угрозы. Сама по себе технология ликвидации потенциальной угрозы («преэмптивной войны») состоит из трех элементов: 1) regime change — смена режима; 2) nation building — строительство нации; 3) remaking the country — восстановление страны. Считается, что термин «преэмптивная война» как термин официального документа впервые был использован в тексте Национальной стратегии обеспечения безопасности США (National Security Strategy of the United States) в 2002 г. В сентябре 2002 г. президент Дж. Буш заявлял: «США находятся в состоянии войны с террористами, которая ведётся повсюду на Земном шаре… Мы изничтожим террористические организации посредством … определения и уничтожения любой угрозы до того, как она достигнет наших границ. При всём стремлении США всегда и везде заручаться поддержкой международного сообщества, при необходимости, мы ни в коем случае не остановимся перед принятием односторонних решений и действий в целях реализации нашего права на самозащиту посредством преэмптивного действия против террористов, чтобы не дать им возможности свободно действовать против наших сограждан и нашей страны» . И далее: «Чем больше угроза, тем больше риск бездействия – и тем более обязательными становятся основания для принятия предупреждающих действий для обеспечения нашей защиты, даже если остается неясным время и место вражеской атаки. Чтобы предвосхитить и предотвратить такие враждебные действия со стороны наших противников, Соединенные Штаты, если это понадобится, будут действовать преэмптивно»[9] . Национальная стратегия обеспечения безопасности США, принятая Конгрессом в 2006 г., закрепила понятие преэмптивной войны, сформировав в совокупности со Стратегией-2002 так называемую «доктрину Буша».
Именно Стратегия-2006 разработала структуру преэмптивной войны в единстве трех элементов: regime change, nation building, remaking the country.
Почему данное тройное воздействие на социум определенной страны или региона в целом называется войной, почему не употребляется иное слово? Суть всякой войны состоит в насильственном захвате ресурсов и обращении их на пользу захватчику, причем в ходе такого захвата осуществляется полное подавление сопротивления реального собственника данных ресурсов. Преэмптивная война ставит цель долговременного, в идеале – вечного закрепления ресурсов определенной страны или даже конкретного региона в целом за глобальными корпорациями и государствами общества «золотого миллиарда», причем обоснование данного типа войны еще более цинично, чем оправдание войн любого другого типа. Не реальная угроза, но лишь возможность формирования угрозы определенным параметрам существования и функционирования общества «золотого миллиарда» вызывает с его стороны системную агрессию, не ограничивающуюся собственно военной фазой, но перестраивающую всё общество-соперник целиком, в совокупности его экономических, политических и идеологических характеристик. Сопротивление передаче ресурсов в руки иного актора, не только реальное, но и потенциально возможное, подавляется навеки. Результаты «обычной» войны могут быть со временем пересмотрены и пересматриваются, но результаты преэмптивной войны закрепляются навсегда, ибо по ее окончании сопротивляться уже некому, субъект сопротивления исчезает как таковой, приобретая существенно иное качество в процессе nation building & remaking the country. Таким образом, преэмптивная война не ограничивается собственно военной фазой, но предполагает масштабное применение невооруженного (экономического, политического, идеологического) насилия по отношению к целым народам и региональным сообществам.
Технологии regime change, частично изменяясь в зависимости от конкретной страны и региона и совершенствуясь со временем, тем не менее, в основе своей остаются неизменными и состоят в следующем:
1) намечаемые в данной стране выборы (парламентские или президентские) оппозицией (а иногда, в стратегически важных странах, и международными организациями и даже Госдепом США) заранее объявляются потенциально фальсифицируемыми со стороны властей;
2) по окончании выборов их результаты подвергаются сомнению, распространяется информация о фальсификации выборов властями, отсутствии равных возможностей для всех политических сил в ходе предвыборной борьбы и выборов;
3) формируются «параллельные» органы власти со стороны оппозиции, имитирующие исполнительные структуры государства;
4) оппозиция организует многотысячные круглосуточные и многонедельные митинги и демонстрации в столице, а иногда – и в других крупных городах с требованием отставки главы государства и смены «прогнившего коррумпированного режима» (особо заметим, что никаких других требований, а тем более программы социальных преобразований для изменения положения «страдающего народа» у оппозиции нет);
5) подается иск в Верховный или Конституционный суд об отмене результатов выборов и назначении новых, чрезвычайных; подключаются международные правозащитные организации, ООН, «развитые демократии»;
6) организуются боевые отряды оппозиции, нападающие на органы МВД и армейские гарнизоны, запрашивается помощь извне «добровольцами» и оружием; фактически оппозиция начинает гражданскую войну;
7) власти вынуждены вступить в диалог с оппозицией под давлением международных правозащитных организаций и «развитых демократий», однако ни на какие уступки оппозиция не идет, сохраняя неизменным требование отставки главы государства, которое подкрепляется разоблачением «военных преступлений», якобы совершенных регулярной армией в ходе вынужденной вооруженной борьбы с оппозицией;
8) оппозиция объявляет главу государства военным преступником, следует его арест, суд, казнь – или, если он «особо опасен» для «развитых демократий» возможными на суде разоблачениями с его стороны, главу государства убивает толпа, «возмущенная его злодеяниями».
Данные технологии подпадают под политологическое определение сущности дворцового переворота как насильственной смены главы государства с целью изменения политического курса страны.
Затем наступает этап nation building: изменение состава, структуры и функций трех ветвей государственной власти, прежде всего законодательной и исполнительной, т.е. парламента и правительства. Названные стадии nation building составляют содержание другого типа политического переворота – государственного. Новые властные структуры, которые сформировались в результате дворцового переворота, проводят новые, «справедливые» выборы с целью формирования «некоррумпированных», «народных» органов власти. Как правило, для юридического закрепления произошедших политических изменений требуется принятие новой Конституции страны или поправок к существующей.
На этапе remaking the country осуществляется замещение традиционных ценностей массового сознания (культурного кода) данного общества «общечеловеческими ценностями», характерными прежде всего для западного типа общества. Однако такое замещение – длительная операция и пока что не завершилось нигде в обществах, подвергшихся «революционным» изменениям». Особо отметим, что все так называемые «цветные» революции, включая «революции Арабской весны», не являются революциями в строго научном смысле слова. Социальная революция – это насильственное изменение всей системы общественных отношений, т.е. формы собственности, способа экономического регулирования, политической системы, доминирующей идеологии. Таковых изменений в их системном виде в ходе «цветных» революций произведено не было. Замена социалистической социальной системы капиталистической, т.е. системное изменение, произошло только в ходе так называемых «бархатных» революций в странах Восточной Европы в конце 80-х годов прошлого века.
Разумеется, никакое социальное преобразование не может быть осуществлено без определенных объективных предпосылок, чаще всего – коррупции во властных структурах, бедности части населения (иногда – значительной части), иных проявлений социальной несправедливости. Тем не менее, необычайная последовательность, «кучность» цепочки «революций» Арабской весны заставляет предполагать значительную роль внешнего воздействия на политический процесс в странах Магриба и Ближнего Востока, базирующегося, подчеркнем еще раз, на объективно существующем социальном недовольстве населения.
Итак, Арабская весна – это не революции, это дворцовые перевороты, перетекающие в государственные перевороты, и не более того. Какова же их реальная цель и реальные акторы?
Как было сказано выше, преэмптивные войны являются, прежде всего, технологией ресурсного передела мира и поощряются, главным образом, глобальными корпорациями. Данная технология позволяет закрепить за конкретными акторами ресурсы целых громадных регионов (Большой Ближний Восток, Азиатско-Тихоокеанский регион, Арктика и Антарктика и т.п.). В то же время преэмптивные войны могут явиться средством сдерживания развития потенциального конкурента с целью сохранения его в статусе ресурсной базы для развитых стран. А.С. Харланов в этой связи отмечает: «В среднесрочной перспективе западные производители химической продукции промышленно развитых стран могут столкнуться с проблемами, вызванными дороговизной сырья, ростом капиталоемкости новых проектов, медленным ростом производительности труда и дороговизной рабочей силы. В этих условиях нефтехимические заводы промышленно развитых стран могут потерять конкурентоспособность по сравнению с ближневосточными …, что приведет к сокращению производства химической и нефтехимической продукции в западных странах. Здесь можно усмотреть некую глобальную тенденцию и запрос на «внезапный» экспорт революций в странах Северной Африки и Ближнего Востока, что позволяет сдерживать экономический рост стран Магриба и МИНА (Middle East North Africa), используя их в качестве сырьевых придатков основных глобальных игроков – США и КНР».
Не оспаривая данного утверждения, позволим себе сделать другое: Арабская весна – это «нефтяная стрела», летящая прежде всего именно в Китай, а также – в Индию и Японию. Ибо каким образом возможно надежно остановить или затормозить развитие державы, которая является потенциальным геополитическим противником? Прежде всего – взяв под контроль энергию, необходимую для этого развития, в данном случае – основной энергоноситель – нефть. Путь «стрелы» начался в Тунисе («пробный шар, «разминочная страна»), пролег через Египет (ключевая страна суннитской части Большого Ближнего Востока), Ливию (первое место в Африке по запасам нефти, 3,4% мировых запасов), Сирию («проиранская» страна Большого Ближнего Востока), затем полетит в Иран (9,9% мировой нефти), государства Закавказья (основная цель – нефтяной Азербайджан [7]), Центральную Азию, Россию (5,6% мировых запасов нефти, с учетом разведанных арктических месторождений – 16%) – поскольку именно в этих странах сосредоточены основные суммарные запасы евразийской нефти и – что немаловажно – основные транспортно-энергетические коммуникации.
Современная Япония – это региональная сверхдержава Восточной Азии. Китай и Индия являются «поднимающимися державами» современной Евразии, при этом Китай, согласно прогнозам, станет сверхдержавой в первой четверти века, а Индия – во второй его половине. Поскольку, согласно классической геополитике, сверхдержав обычно две, и одна из них – государство Суши, а вторая – государство Моря, то Китай в определенной степени заменит СССР как сверхдержаву Суши, противостоящую сверхдержаве Моря – США, а Индия к концу второй половины столетия сама будет представлять «морской полюс» мирового могущества.
Китай сегодня – это второй потребитель нефти в мире после США. В 2010—2012 гг. 35% увеличения потребления нефти приходится на Китай. К 2010 г. эта страна выйдет на второе место в мире по количеству автомобилей.
В настоящее время Индия потребляет нефти почти столько же, сколько современная Германия.
Основной объем потребляемой нефти «поднимающиеся державы» Восточной и Южной Азии получают из региона Большого Ближнего Востока, где находится 62% доказанных запасов мировой нефти и более чем 40% газа. При этом Ирак к 2030 г., согласно прогнозам, обгонит Россию по поставкам нефти на азиатские рынки, а к 2035 г. выйдет на второе место в мире по экспорту углеводородов. Вот почему Ирак, в отличие, к примеру, от Египта, не подвергли тактике «цветных революций», а просто и грубо «превентивным образом» завоевали в 2003 г.
Организация стран-экспортеров нефти (ОПЕК) недавно объявила, что к 2035 г. Северная Америка сможет обойтись без поставок ископаемого топлива с Ближнего Востока — в частности, благодаря более энергоэффективным автомобильным двигателям и широкому распространению возобновляемых источников энергии, а также из-за использования так называемой «сланцевой нефти».
Вашингтон давно стремится к тому, чтобы нефть поступала преимущественно из стабильных источников поблизости, а не из региона на другом конце земного шара, переживающего период потрясений. К 2020 г. 82% потребляемой нефти США будут получать из стран Латинской Америки.
Отметим еще один немаловажный аспект Арабской весны: борьба «развитых демократий» с терроризмом в форме исламистского экстремизма. В рамках доктрины преследования терроризма и террористических организаций, прежде всего «Аль-Каиды», США и их западные союзники уже нашли новые точки постоянного военного и экономического присутствия в ресурсных регионах Среднего и Ближнего Востока: военные базы в государствах Центральной Азии, Афганистане, Ираке, новые контракты для западных корпораций на разработку богатых нефтяных месторождений. «Аль-Каида» сегодня в реальной или виртуальной форме присутствует везде, где появляется необходимость закрепления крупного западного капитала: в Йемене, Пакистане, Судане, Саудовской Аравии и т.д. В феврале 2011 г. объявлено о частичном разрушении структур и влияния «Аль-Каиды», в мае того же года был физически ликвидирован сам бин-Ладен, и акцент перенесен на йеменского «террориста» Аль-Авлаки, мусульманина по вере. Аль-Авлаки, как и бин-Ладен в период своего «террористического расцвета», дислоцируется неизвестно где: то ли в Йемене, то ли в Сомали. Регион Аденского залива сегодня более важен, чем «зона племен» между Пакистаном и Афганистаном, скрывавшая бывшего террориста номер один бин-Ладена. Борьба с пиратством а акватории и с терроризмом на территории государств, расположенных по южному берегу Красного моря и по берегам Аденского залива, — в сочетании с контролем Суэцкого канала со стороны абсолютно прозападного Египта по завершении там «финиковой революции» — дает контроль над одной из важнейших морских коммуникаций планеты. Тем самым будет поставлен под контроль и один из главных путей поставок североафриканской, ближневосточной нефти, а также нефти Залива как в Евросоюз, так и в Японию, Китай и Индию, а значит – в определенной мере будет проконтролировано и экономическое развитие названных центров силы современного мира.
Эксперты отмечают внешне противоречивую позицию стран Запада в отношении «Аль-Каиды» в странах Арабской весны: «В Ливии и Сирии монархии Персидского залива оказывали поддержку также радикальным исламистским группировкам, включая боевиков «Аль-Каиды». Как ни парадоксально, поддержку этим силам в Сирии оказывали и продолжают оказывать ведущие страны НАТО. Напротив, в Йемене НАТО и, прежде всего, США борются против группировок «Аль-Каиды». В политике Франции наблюдается такая же парадоксальная картина. С одной стороны, в Ливии Франция выступила инициатором военной поддержки силам, выступавшим против режима Каддафи, в основном радикальным исламистам. В настоящее время Франция активно поддерживает вооруженную оппозицию в Сирии, основу которой также составляют радикальные исламисты. С другой стороны, в самой Франции происходят террористические акты, после которых проводятся аресты исламистов и заявляется об «угрозе государству» с их стороны» . Эта кажущаяся противоречивость – на самом деле верный индикатор истинных целей возбуждения протестных выступлений на Ближнем Востоке, целей овладения ресурсами данного региона со стороны «развитых демократий», стремящихся контролировать энергетическую подпитку дальнейшего развития Японии, Китая и Индии.
В результате «арабских революций» к власти пришли в основном умеренные исламисты. Исламисты у власти в странах Арабской весны это еще один довод для постоянного присутствия глобальных корпораций и вооруженных сил «развитых демократий» в регионе Большого Ближнего Востока, а со временем — в Китае (исламский фактор Синьцзяна), в Индии (13,43% населения — мусульмане), а именно довод необходимости борьбы с «основной глобальной угрозой современности». Так что вопрос: почему США и другие страны «золотого миллиарда» не противятся становлению умеренных исламистских режимов в странах Арабской весны — лукавый. Это делается потому, что под предлогом противостояния исламскому экстремизму и терроризму («исламофашизму») можно постоянно вмешиваться во внутренние дела стран региона, меняя по мере необходимости режимы, сходные по социальной сути, и добиваясь тем самым уступчивости вновь приходящих элит, их лояльности в отношении осуществления Западом реального контроля над их нефтяными и водными богатствами. Вода, реки – это еще и гидроэлектростанции, производство электрической энергии, которую можно транспортировать, продавать, ставя тем самым под контроль энергетическую базу страны-реципиента и целого региона.
«Ось зла», представленная семью «террористическими государствами» (из них пять – с доминированием исламской религии), целенаправленно разрушается Западом разнообразными способами. Любопытно, что в состав «оси» входят три государства, богатые нефтью — Ливия, Ирак и Иран — и одно государство, важное для контроля над нефтяными и газовыми сокровищами Прикаспия и Ирана – Афганистан. Афганистан и Ирак подверглись вооруженной агрессии, в Ливии и Сирии спровоцированы разрушительные гражданские войны (в Ливии это закончилось сменой режима), Иран испытал международные санкции, ему грозят военным вторжением. «Цветные революции» современного Ближнего Востока, осуществляемые с разной степенью интенсивности в Тунисе, Алжире, Ливии, Египте, Иордании, Йемене, имеют скрытой, но несомненной целью поставить под контроль формирующихся в этих государствах абсолютно прозападных политических режимов всю нефть Северной Африки, Ближнего Востока и Персидского Залива.
На наш взгляд, триада «бархатные революции» — «цветные революции» — «арабская весна» вовсе не случайная последовательность. «Бархатные революции» ставили цель разрушения бывшего лимитрофа СССР и лишение России ее геополитических союзников, поддерживавших ее почти полвека (в случае балканских стран – в течение столетия). «Цветные революции» первой половины 2000-х годов, происходившие только в странах, расположенных по периметру России, бывших советских республиках, решали задачу изоляции нашей страны от главных регионов Евразии и подталкивания процесса ее собственного распада, в том числе посредством «ромашковой революции». Цель Арабской весны, как уже говорилось, это контроль основных ресурсов Евразии, в том числе – полное выведение их из-под контроля России и ее ТНК. Арабская весна и ее неизбежное геополитическое продолжение в виде «цветных революций» в Закавказье, Центральной Азии, России и Китае представляют собой завершение геополитического разгрома СССР как бывшей второй сверхдержавы – сверхдержавы Суши, противостоящей США как сверхдержаве Моря, а также попытку сдержать развитие Китая и Индии как следующей «геополитической пары» сверхдержав, которая сформируется к концу нынешнего века: Суша (Китай) – Море (Индия).
Таким образом, Арабская весна, на наш взгляд, является важной технологией борьбы стран «золотого миллиарда» во главе с единственной сверхдержавой – США против «поднимающихся держав» Китая и Индии, а также Японии и Европейского Союза как важных центров силы современного мира.
Комлева Наталья Александровна – доктор политических наук, профессор, профессор кафедры теории и истории политической науки Уральского федерального университета, руководитель Екатеринбургского отделения Академии геополитических проблем.
