"Ut aliquid fieri videatur". Не дадим террористам довести нас до самоубийства
 |
Анатолий Вассерман |
Журналист, политконсультант, эрудит. Родился в Одессе 1952.12.09.03.30. По образованию инженер-теплофизик. Более двух десятилетий работал программистом (15 лет -- системным программистом). Многократный победитель интеллектуальных игр. Самое узнаваемое лицо Рунета. Автор живого журнала awas1952.livejournal.com
|
Вынесенные в заголовок статьи слова «ut aliquid fieri videretur» в переводе с латыни означают «чтобы казалось, что что-то делается». Их пишут, чтобы провизор не удивлялся, на рецептах разнообразных плацебо (в переводе с той же латыни — «понравлюсь») — средств заведомо неэффективных, но способных отвлечь больного от мысли о болезни (ибо довольно часто бывает, что человек фактически здоров, но ощущает себя больным, и его просто надо отвлечь от этого ощущения) или мобилизовать силы самого организма.
Кстати, вследствие такой возможности мобилизации возникло даже понятие «эффект плацебо». В медицине сейчас принята система так называемого двойного слепого контроля, когда при проверке нового лекарства не только больной не знает, принимает он лекарство или это самое плацебо, но не знает этого и врач. Только при такой системе можно быть уверенным, что разница в действии нового лекарства и плацебо реальная, а не вызвана внушением.
Глядя на разнообразные меры по борьбе с терроризмом, провозглашаемые у нас и за рубежом, я так и чувствую, что очередному закону или ведомственному распоряжению предпослана в качестве эпиграфа эта латинская фраза. Потому что фактически, к сожалению, нет возможности полностью предотвратить террористические акты какими бы то ни было охранительными мерами.
Рассмотрим хотя бы взрыв на бостонском марафоне. Сейчас там куча народу возмущается: почему так мало было полицейских охранительных мер. Говорят даже: это случилось из-за того, что у Обамы — в отличие от Буша — первоочередные политические интересы совершенно другие, и он поэтому ослабил внимание к террору, а вслед за ним и полиция перестала приглядываться к этой угрозе. Но, насколько я могу судить, даже если бы полицейские стояли на каждом шагу, а все сотни тысяч зрителей, выстроившихся вдоль сорокадвухкилометровой дистанции, предварительно проходили сквозь рамки металлоискателей — это всё равно совершенно не помогло бы. В частности, уже известно, что бомбы были начинены чёрным порохом — а его при желании может своими руками сделать любой человек, не слишком часто прогуливавший уроки химии в школе. Металлоискателями можно обнаружить скороварки, использованные в качестве корпусов бомб. Но что помешает вместо скороварки, чья прочность усиливает действие чёрного пороха, взять какой-нибудь пластмассовый контейнер и просто увеличить заряд пороха (кстати, у чёрного пороха скорость горения значительно меньше, чем у бездымного, зависит от давления уже образовавшихся продуктов горения, так что малая прочность корпуса меньше скажется на эффективности взрыва)? Что помешает в качестве готовых поражающих элементов использовать не традиционные для современных террористов винтики и гаечки, а обычные мелкие камни — тоже не обнаруживаемые никаким металлоискателем? Словом, изобретательность террористов нельзя недооценивать — просто потому, что на самом деле не так уж много нужно изобретать, чтобы создать самодельное взрывное устройство. Кстати, в качестве таймеров при подрыве бомб, по последним данным, использованы обычные кухонные таймеры — общедоступные, очень простые, чисто механические и содержащие столь мало металлических деталей, что их тоже невозможно обнаружить никаким металлоискателем.
Впрочем, ещё не все утратили надежду на такие механические защитные меры. Недавно обнародовано решение: на тридцати шести крупнейших железнодорожных вокзалах Российской Федерации вводится повальный контроль всех пассажиров — а не только пассажиров знаменитых поездов «Сапсан» — при помощи того же оборудования и в том же порядке, что и на самолётах. То, что это приведёт к потерям времени пассажиров — это даже не полбеды, а, пожалуй, даже меньше. В конце концов, несмотря на поговорку «время — деньги», у нас никто не собирается возмещать деньгами потерянное чужое время. Но главное — это создаст настоящий коллапс, потому что пропускная способность вокзала побольше, чем аэропорта. А, скажем, в Москве с её сплошными потоками электричек любая система контроля захлебнётся.
Когда после взрыва в Домодедовском аэропорту установили контроль на входе в аэропорты, а не только на выходе к самолёту, возник, естественно, вопрос — а что, собственно, помешает террористу взорваться в очереди к этим контрольным постам. С точки зрения самого аэропорта это хорошо, ибо взрыв произойдёт на улице и не повредит само здание аэропорта, но с точки зрения пассажиров — разницы никакой. Кстати, на рок-фестивале «Крылья» (на территории Тушинского аэродрома в Москве) 2003.07.05 террористы поступили именно так. Там тоже контролировали всех посетителей на предмет отсутствия у них оружия — и террорист взорвался в очереди на контроль.
Правда, Российская акционерная компания «Российские железные дороги» отрапортовала об уже достигнутых успехах: по словам представителей РАО «РЖД», за время экспериментального использования систем контроля на входах в несколько вокзалов выявлено несколько сот экземпляров холодного и огнестрельного оружия. Готов в это поверить. Но не сказано, сколько из этих экземпляров перевозились на законных основаниях. А главное — не сказано, сколько вообще было случаев применения оружия в поездах до введения этого контроля. В нашей криминальной хронике, весьма любящей рассказывать о всякой экзотике, не упомянут ни один подобный случай. Можно полагать, что и на самом деле ни единого случая перестрелок в поездах не было. То есть весь этот контроль никоим образом не повлиял на безопасность самих пассажиров в пути следования. Он, по сути дела, введен только для того, чтобы казалось, что что-то делается.
Понимаю, зачем плотный контроль в авиации. Самолёт — штука очень хрупкая, перемещается без твёрдой опоры, так что даже сравнительно небольшое повреждение конструкции самолёта способно вызвать его гибель. Но с поездом картина совершенно другая: он и движется существенно медленнее самолёта, и имеет достаточно серьёзную опору, так что при большей части внутренних повреждений может благополучно остановиться, а даже если он не остановился, а свалился под откос — даже тогда люди чаще всего в нём выживают. Поэтому прирост безопасности в данном случае практически отсутствует. Исходя из этого, попытки организовать сплошной контроль при посадке на поезд, на мой взгляд, просто опасны, ибо создают и у пассажиров, и у самого железнодорожного руководства иллюзию того, что делается что-то полезное. Тогда как на самом деле никакого прироста безопасности не получится.
Между прочим, после вышеупомянутого взрыва в Домодедове в моём Живом Журнале разгорелась бурная дискуссия на тему эффективности повального контроля. В частности, мне запомнилось, что один из участников этой дискуссии — житель Израиля — заявил: «на тельавивской тахана мерказит есть контроль на всех входах — и ничего: никому это не мешает, справляются с контролем, и всё надёжно, всё безопасно» (тахана мерказит — центральная автостанция; «мерказ» на семитских языках означает «центр»; кстати, на банкнотах большинства арабских стран и нескольких постсоветских республик есть надписи, так или иначе включающие слово «мерказ» — имеется в виду центральный банк). Я в ответ на это гордое заявление поинтересовался: а сколько народу в день проходит через эту самую тельавивскую тахана мерказит? Мне гордо ответили: 80 тысяч человек в сутки! Спросил: а сколько входов в тельавивской тахана мерказит? Получил ответ: более двух десятков. Я ответил: прекрасно! 80 тысяч человек в сутки — примерная пропускная способность станции московского метро где-нибудь в окраинном спальном районе. В центральной части города на каждую станцию заходит более сотни тысяч человек в сутки. Входов на станциях — от двух до четырёх. Как можно организовать полную проверку всех входящих на станции и при этом не парализовать всю деятельность московского метро? Ответа я так и не получил.
Конечно же, железнодорожный вокзал — не станция метро: проходов там больше — и вроде бы теоретически есть возможность разместить достаточно пунктов досмотра, чтобы рано или поздно все желающие пассажиры через них просочились. Но это теоретически. На практике дело скорее всего обернётся практически полным параличом всего железнодорожного транспорта — или если не параличом, то, по меньшей мере, очень серьёзным сокращением его производительности и существенным удорожанием его работы.
Именно этого и добиваются, в конечном счёте, террористы. Они не могут полностью уничтожить нас — у них заведомо не хватит на это сил. Они могут только запугать нас настолько, чтобы мы своими руками себя уничтожали. Боюсь, что идеи вроде повального контроля на входе в железнодорожные вокзалы как раз и могут породить такой паралич. Особенно, если, посмотрев на опыт железнодорожников, кто-то ещё решит таким же способом сделать вид, что что-то делается.
А как на самом деле надо бороться с террористами — как ни странно, лучше всего показано в большом канадском телесериале «Никита» (по мотивам американского римейка французского фильма ). Там действует специальная строго засекреченная антитеррористическая служба. Она, во-первых, старается отслеживать связи террористов (и, по возможности, для этого захватывать их живьём), а во-вторых, выявляет всех способных и желающих организовать и финансировать террор и применяет к ним те же методы, которые они организуют и финансируют. Полагаю, именно такая охота за организаторами и спонсорами террористов — самый надёжный способ борьбы с ними. Это сложно, это, между прочим, ещё и недёшево, но это работает. Если каждый сотрудник министерства иностранных дел Соединённых Государств Америки и/или одной из множества разведок этой страны, рекомендующий профинансировать кувырсот швырнадцатую группу борцов за свободу, и каждый нефтешейх, оплачивающий эту рекомендацию, будет знать, что после первого же произведенного этой группой взрыва он сам рано или поздно окажется взорван или застрелен — многие сотрудники и нефтешейхи предпочтут добиваться своих целей иными средствами или даже отказаться от целей, недостижимых без убийств.
По этому поводу разнообразные прогрессивные деятели будут возмущаться нашим варварством. Но варвары — как раз те, кто организует и поддерживает террор, а не те, кто за ними охотится. При всём моём резко отрицательном отношении к Александру Исаакиевичу Солженицыну (он именно Исаакиевич, а в Исаевича переименовался для того, чтобы никто не заподозрил по ошибке, что он еврей — хотя, как сказано в старом анекдоте, Исаакиевский собор Санкт-Петербурга — не синагога) очень часто цитирую слова из его книги «В круге первом»: «Волкодав — прав, людоед — нет». Так что нам надо быть волкодавами, чтобы не стать жертвами людоедов.
Источник: odnako.org.
Рейтинг публикации:
|
