|
Часть 4: Экономике Китая грозит коллапс
Еще в начале лета во время обсуждения на сайте статьи про снижение темпов роста экономики Китая у меня возник спор с читателем из США, который заявил буквально: «Экономика Китая входит в пике». В ответ на это заявление я привел ему цифры за первый квартал этого года – темпы роста ВВП снизились с 8,4 до 8,2%, подчеркнув при этом, что это снижение является плановым в рамках принятых целей – к концу года выйти на общегодовые 7,5%. Оппонент просто не понял, о чем я. А когда я указал ему на пункт 4 правил сайта (редакция не рекомендует размещать комментарии, содержащие признаки незнания предмета), оскорбился и стал перечислять свои регалии – чуть ли не четыре высших финансовых и экономических образования, специалист в макроэкономике, бухучете, восемь лет преподает в бизнес-школе, финансовый консультант и т.п.
Какие, к свиньям, плановые показатели? Показатели могут быть только прогнозными – угадал-не угадал. А там уж куда знаменитая «невидимая рука» выведет...
Впрочем, спасибо этому американскому коллеге – именно спор с ним подвиг меня на написание этого и остальных текстов (предыдущие статьи цикла см. тут).
Начать придется, видимо, с некоторой общей справки, необходимой для того, чтобы понять, о чем идет речь. При этом заранее прошу извинить за то, что мне придется перейти на ту лексику, которая за последние 20 лет для нас перестала быть привычной.
Китайская экономика в настоящее время находится в середине осуществления 12-го пятилетнего плана социально-экономического развития КНР (2011 – 2015), утвержденного 4-й сессией ВСНП 11-го созыва в марте прошлого года. При этом по итогам социально-экономического развития в предыдущей, 11-й пятилетке можно сказать, что Китай вышел из мирового финансового кризиса (2008 года) с наименьшими потерями по сравнению с другими странами мира. И связано это с тем, что китайская модель перехода к рынку направлена в большей степени на развитие реальной экономики, то есть промышленности и капитального строительства (их еще называют второй сферой). А не торговли, сферы услуг и финансовой сферы (того, что называют третьей сферой).
Тем не менее, одной из целей 12-й пятилетки является трансформация модели экономического развития, переход от экстенсивных форм развития производства к интенсивным, к развитию инновационной экономики. И в этом отношении текущая пятилетка будет, по мнению китайских экономистов и руководства страны, решающей.
Это связано сразу с несколькими факторами. Во-первых, начинает постепенно снижаться доля экономически активного населения, и Китай вынужден все больше ориентироваться не на привлечение неквалифицированной рабочей силы из деревни, а на повышение производительности труда. Только в этом случае можно будет решить проблему избыточного населения за пределами рабочего возраста и относительной нехватки природных ресурсов, а также охраны окружающей среды (эти три проблемы выделяются в китайских официальных документах и комментариях экспертов как основные для китайской экономики). Именно поэтому главное внимание уделяется сегодня росту удельного веса в ВВП расходов на образование и научно-исследовательскую деятельность.
Кроме того, Китай, по общему мнению, вошел в период перехода от низкого уровня доходов населения к среднему уровню доходов. Этот период, который называют «ловушка среднего уровня доходов» и который проходили многие страны Восточной и Юго-Восточной Азии, начиная с Японии, связан с заметным снижением темпов прироста ВВП. В связи с чем (а также с необходимостью вышеуказанной трансформации модели экономического развития) 12-м пятилетним планом предусмотрено снижение темпов роста ВВП с 10,3% в 2010-м году до 7% в 2015-м. При этом запланирован дальнейший рост уровня доходов и социального обеспечения населения, без которого невозможно увеличить емкость внутреннего рынка и добиться еще одной задачи, которая поставлена в плане – значительная переориентация производства с экспорта продукции на обеспечение в первую очередь внутреннего рынка. Что позволит ослабить зависимость экономики КНР от внешних факторов.
Впрочем, эта зависимость, на мой взгляд, даже на данном этапе серьезно преувеличена. Доля внешней торговли КНР в ВВП действительно велика – по разным подсчетам от трети до половины. Однако в последнее время (особенно после кризиса 2008 года) она достигается за счет прироста импорта, а не экспорта. Так что зависимость от экспорта – снижается. Одновременно в Китае предпринимаются серьезные усилия для перехода во внешней торговле на расчеты в юанях, для чего постепенно ослабляется контроль за конвертируемостью национальной валюты (в частности, рассматривается вопрос о разрешении иностранным предприятиям прямых инвестиций в юанях из собственных запасов).
Разумеется, влияние на экономику КНР, прежде всего на ту ее часть, которая завязана на экспорт, общих кризисных процессов (особенно в ЕС, являющемся главным торговым партнером КНР на настоящее время) – нельзя недооценивать. Однако опыт кризиса 2008 года показал, что китайская экономика обладает большим запасом прочности. В кризисном 2009 году экспорт КНР упал менее глубоко, чем у других азиатских стран (снижение составило 16% при общемировых 23%). А уже в следующем году прирост с лихвой компенсировал спад – среднегодовые темпы роста экспорта в целом за 11-ю пятилетку (2006 – 2010) составили 15,7%. И это при скромном, а часто даже негативном влиянии ценового фактора (в абсолютном объеме рост еще больше).
Причины этого – в широком ассортименте вывоза, низкой зависимости от отдельных товарных групп. Но и в том, что в КНР за счет комплексной промышленной системы удается успешно проводить локализацию экспортного производства. А также организовать технологические цепочки в рамках производственной кооперации с соседними странами, способствующие росту доли продукции поручительской переработки и сборки, в первую очередь отраслей высоких технологий – КНР часто является конечным звеном в этой производственной кооперации.
Кстати, спад импорта в ценовых показателях в 2009 году также сопровождался его ростом в абсолютном объеме. Другими словами, Китай воспользовался снижением цен на энергоресурсы для того, чтобы скупить их по дешевке.
Замечу также, что 53% экспорта Китая приходятся на предприятия с участием иностранного капитала. Согласитесь, это любопытный нюанс. При этом, как я уже писал в комментариях к предыдущей статье, иностранные собственники не имеют права вывозить прибыль в валюте – ты должен либо реинвестировать ее в производство внутри Китая, либо потратить ее на китайские товары, которые затем можешь везти на продажу на экспорт. Так что в случае очередного витка кризиса пострадают прежде всего иностранные собственники. И, соответственно, предпримут все усилия для того, чтобы обеспечить в своих странах самые благоприятные условия для сбыта китайской продукции.
Часть 5. Принцы, комсомольцы и XVIII съезд КПК
Очень мне не хотелось писать про смену поколений в китайском руководстве. Поскольку не моя это епархия – ну не специалист я по внутренней политике КНР. Однако, как говорится, обстоятельства вынуждают...
Увы, большинство комментариев к XVIII съезду Компартии Китая свелись к анализу «борьбы кланов» и попыткам составить что-то вроде прогноза на основе того, кто из представителей какого клана победил, а кто проиграл. Эта интересная игра берет начало от т.н. «гонконгской аналитики», поскольку как раньше – во времена председателя Мао, так и теперь материал для анализа подобной «борьбы бульдогов под ковром» предоставляет именно гонконгская пресса.
Анализ внутрикитайской политики на основе борьбы кланов и группировок может быть различной степени проработанности и адекватности – от вполне профессионально подготовленных карточных пасьянсов от Александра Габуева из «Коммерсанта» до бредовых раскладов от известного нумеролога-китаиста Андрея Девятова. Разница между ними – примерно такая же, как между кропотливо составленным личным гороскопом от профессионального астролога и астрологическим прогнозом из настенного календаря. Можно не верить в ценность астрологии в целом как науки, но вероятность сбыться у первого гороскопа, думается, на порядок больше. Однако те, кто склонен верить гороскопам, в большинстве своем читают их в настенном календаре или на последних страницах «Комсомольской правды». Можно рассматривать это как частный случай редукции гуманитарного знания (другой известный случай – превращение науки психологии в набор рекомендаций по типу «как заполучить богатого мужа» или «как добиться плодотворного секса с новым партнером»). Впрочем, это тема для другой статьи.
Что мне лично не нравится в этих многочисленных раскладах? Я скажу что – подмена содержательного анализа формальным. Именно поэтому я бы предпочел вслед за Фан Нином, статью которого «Три направления общественной мысли, оказавшие влияние на современный Китай» я в свое время переводил для журнала «Главная тема», делить представителей китайского политического бомонда на либералов, националистов и «новых левых» – условно говоря, сторонников усиления социалистического начала в экономике и жизни Китая и защиты тех слоев населения, которые пострадали в результате рыночных реформ (но не только это – подробнее о взглядах «новых левых» можно прочесть в той же статье Фан Нина).
Как это деление соотносится с делением по формальным признакам – на «принцев», «комсомольцев», шанхайцев и т.п.? Что касается «принцев» – никак. Я уже писал на форуме, что наличие у того или иного китайского руководителя высокопоставленных родителей или родственников не является определяющим фактором для принадлежности его к тому или иному лагерю. Это – сугубо формальный признак, и подробный анализ Габуева лишь подтверждает этот факт.
Другое дело – совместная работа в прошлом с одним или другим лидером или в том или другом месте. Здесь основания для того, чтобы судить о некоторой общности взглядов, вроде бы, на порядок больше. По крайней мере, в случае с т.н. «комсомольцами», которых объединяют по причине того, что они работали либо с Ху Яобаном и потом с его протеже Ху Цзиньтао лично, либо в руководящих органах китайского комсомола, который и тот, и другой одно время возглавляли. Однако при этом «комсомольцев» то считают либералами (поскольку именно за либеральные настроения поплатился в свое время Ху Яобан, да и события на площади Тяньаньмэнь в 1989-м году начались именно с того, что студенты собрались почтить память Ху Яобана), то, наоборот, «левыми» (см., например, соответствующую статью Александра Габуева: «считается, что комсомольцы лучше понимают всю остроту проблем глубинки, а потому будут поддерживать курс на наращивание социальных расходов и рост инвестиций во внутренние депрессивные регионы страны»).
«Шанхайцев» объединяют по причине их близости к Цзян Цзэминю, который руководил Китаем до Ху Цзиньтао. А до того был мэром Шанхая – одного из наиболее динамично развивающихся городов КНР. Что же касается взглядов представителей этой «группировки», то тут сведения еще более противоречивые.
Если суммировать вышесказанное, то получится, что формальный анализ персоналий не дает практически ничего для прогноза внутриполитического развития Китая. Кроме как гадания о том, какая из группировок имеет больше влияния на данный момент. Это полезно знать для того, кто собирается делать карьеру в среде китайского чиновничества, но малополезно для того, чтобы понимать, в какую сторону движется Китай.
Перейдем в таком случае к содержательному анализу документов съезда (прежде всего Отчетного доклада Ху Цзиньтао и нового варианта Устава КПК). Хочу сразу сказать, что они полностью подтверждают прогноз, сделанный уже упоминавшимся Фан Нином еще в 2006 году – именно взгляды «новых левых» окончательно становятся в сегодняшнем Китае мейнстримом. При этом новые положения продолжают те, которые были выдвинуты ни кем иным как Ху Цзиньтао в период своего правления. Недаром такие формулировки как «научный взгляд на развитие» и «гармонизация общества» вписаны в Устав КПК как основополагающие наряду с идеями Мао Цзэдуна, теорией социализма с китайской спецификой Дэн Сяопина и концепцией «трех представительств» Цзян Цзэминя. Туда же вписана и цель «построения экологической цивилизации», которая вошла в число самых важных приоритетов как раз с подачи Ху Цзиньтао. При этом в преамбуле Доклада присутствуют слова о том, что Китай «ни в коем случае не должен копировать западные модели развития». Последняя фраза – своего рода кредо «новых левых» в начале и середине 2000-х, активно использовавшаяся ими в борьбе с либералами. И то, что она вошла в Отчетный доклад, совсем неудивительно – Китай своими успехами в последние годы, когда развитые страны мира в полной мере испытали влияние очередного экономического и финансового кризиса, доказал, что предлагаемая им модель развития по крайней мере имеет право на существование.
Другое важное нововведение, опять-таки продолжающее выдвинутые на предыдущем съезде положения о переходе от экстенсивных методов развития к интенсивным – это выдвижение в качестве цели двукратного увеличения ВВП не в целом, а на душу населения (с 5 000 долларов до 10 000). Другими словами, переход от количественных показателей к качественным декларируется на уровне съезда. И, вполне естественно, сопровождается признанием необходимости снижения количественных темпов роста, как я уже писал, до 7,5%. Именно ускорение темпов роста благосостояния трудящихся является для китайского руководства средством не только гармонизации отношений в обществе, но и увеличения внутреннего спроса, чтобы избежать чрезмерной зависимости экономики от экспорта. Кстати, что касается количественных показателей, то, по утверждению китайских коллег, по объему собственно производства (то есть без учета финансов и услуг) Китай обогнал США уже в прошлом году.
Еще одной целью, отмеченной в качестве основных приоритетов в Докладе, является ликвидация дисбаланса в развитии восточных и западных районов страны. И тут можно тоже сказать, что это не только для того, чтобы гармонизировать отношения между населением различных регионов (ликвидировать «болезнь красных глаз» – зависть), но и для того, чтобы серьезно уменьшить сепаратизм в Тибете и Синьцзяне – опережающее повышение уровня жизни в этих (западных) районах должно снизить накал борьбы национальных окраин.
Здесь же и проведение налоговой реформы для ограничения дифференциации между богатыми и бедными – изменения в налоговых ставках для преодоления разрыва в доходах обещаны уже сейчас.
Усиление влияния идей «новых левых» совершенно отчетливо наблюдается и в пропаганде. Например, как свидетельствует находившийся в Пекине во время съезда Александр Ломанов, уличные средства массовой пропаганды активно упоминают «дух Янъани» (место, где находилось руководство КПК во главе с Мао Цзэдуном во время антияпонской войны) и цитаты Мао того периода, вновь поднимают на щит лозунг «учиться у Лэй Фэна» (один из героев труда, с которого брали пример в годы Культурной революции) и его последователей. И так далее...
Что же касается внешней политики, то тут, похоже, не обошлось и без влияния националистов (рост их влияния также отмечался практически всеми экспертами все последние годы, особенно после экономического и финансового кризиса на Западе – я писал об этом в журнале «Однако»). И, кстати, вряд ли можно их в полной мере считать наследниками Дэн Сяопина, поскольку именно его лозунг – «не высовываться» – они подвергают сомнению. На смену этому основополагающему указанию Дэн Сяпина (в соответствии с которым Китай должен на мировой арене вести себя скромно, не выпячивать свою мощь и не брать на себя слишком много ответственности) приходит «цянго вайцзяо» – «внешняя политика мощной державы». А в раздел, посвященный строительству экологической цивилизации, включили лозунг «повышения способностей освоения морских ресурсов» и «строительства сильной морской державы». Понятно, что здесь не обошлось и без влияния военных, давно ратующих за то, чтобы у Китая был собственный современный мощный флот, нужный не только для возможного военного решения Тайваньской проблемы, но и для контроля за морскими коммуникациями и доставкой ресурсов. Правда, по мнению экспертов (того же Александра Ломанова, например), с лозунгом «сильной морской державы» может произойти то же, что произошло в свое время с лозунгом «мирного возвышения Китая» – после того, как он вызвал серьезную критику в мире, он был заменен на «мир и развитие». А вот лозунг «сильной культурной державы», судя по всему, останется как китайский вариант «мягкой силы».
Что касается отношений с нашей страной, то на данный момент, как подчеркивали китайские коллеги в ходе видеомоста в РИА «Новости», посвященного итогам съезда), Россия входит во все три категории стран, с которыми Китай намерен поддерживать приоритетные отношения (крупные державы, соседи, развивающиеся страны). Кстати, не могу не упомянуть, что на видеомосте в Москве присутствовали единичные представители СМИ, да и те в основном китайцы, представляющие газеты, издающиеся у нас на китайском. Либо сотрудники китайских же информагентств. Ни одного вопроса в студии в Москве никто не задал. Запись видеомоста в Интернете просмотрели 47 человек, включая меня.
Тем не менее, можно констатировать, что пока нам Китай не угрожает. А что будет потом, будет в первую очередь зависеть от того, насколько успешны в своем строительстве сильной державы мы окажемся. Кстати, в ходе того же моста китайцы отметили, что в предвыборных статьях Путина ставилась цель достижения ВВП на душу населения (в те же сроки, что и Китай) в 35 000 долларов. Что в 3,5 раза больше, чем цель, поставленная КПК. Отметили, как мне показалось, с уважением. Впрочем, средняя температура по больнице, как мы знаем – не показатель...
Источник: odnako.org.
Рейтинг публикации:
|
