В лучшие годы человечества, на атомно-космическом взлете нашей цивилизации, влияние кейнсианства было очень велико. До того велико, что в 1971 году президент США Ричард Никсон заявил: "Сегодня мы все — кейнсианцы". Мировой экономический кризис 1920-1930-х годов, великая депрессия 1929—1933 годов наглядно продемонстрировали последствия, к которым приводит либеральный подход неограниченного рыночного курса.
Великий сын английского народа и большой друг СССР Джон Мейнард Кейнс обособил макроэкономику в самостоятельную дисциплину, в то время как классики и неоклассики не выделяли макроэкономические вопросы в качестве самостоятельного объекта рассмотрения. Кейнс предложил варианты преодоления недостатков классического подхода к анализу экономической жизни. Он отверг принципы оптимизации и методологического индивидуализма в качестве обязательных предпосылок для выведения функций экономических переменных и построения экономических моделей.
Кроме того, Кейнс внёс фундаментальные изменения в экономическую теорию, осуществив принципиально новый анализ макроэкономических взаимосвязей. В результате удалось доказать необходимость активного вмешательства государства в макроэкономическое функционирование рыночного хозяйства. Такое вмешательство наилучшим образом осуществляется при проведении макроэкономической политики, которая претворяется в жизнь по усмотрению правительства в зависимости от состояния экономической конъюнктуры.
Появление экономической теории Кейнса называют "кейнсианской революцией". С 40-х до первой половины 70-х годов XX века концепция Дж. М. Кейса занимала доминирующие позиции в правительственных и академических кругах наиболее развитых индустриальных стран Запада.
Дж. М. Кейнс сформулировал знаменитый основной психологический закон, сутью которого является положение о том, что по мере роста доходов отдельного индивида в составе его расходов возрастает удельный вес сбережений. Подобный подход Кейнс аргументирует "здравым смыслом". При уменьшении доходов, наоборот, население уменьшает выделение средств на сбережение, чтобы сохранить прежний уровень жизни. Ввиду того, что государство обладает большим объемом информации, чем отдельные индивиды, Кейнс предполагает активное государственное вмешательство в экономические процессы с целью поступательного развития страны.
Сегодня, "психологизм" закона Кейнса кажется слишком узкой трактовкой проблемы. По сути, это своебразное психологическое "алиби" для рынка и капитализма, которым Кейнс, как ни крути, сочувствовал и потакал.
От психологии было бы нехудо перейти и к математике. Дело в том, что рыночная выгода личности строится по т.н. "формуле Авагяна":
S = M/D
То есть S (cодержание кошелька, личная прибыль, выгода мотивация, экономический стимул действовать) представляет из себя массу благ (M) деленную на количество дольщиков (D), участников процесса разделения труда. Если бы S было равно M, деленная на константу, то – КАК И УТВЕРЖДАЮТ ЛИБЕРАЛ-МОНЕТАРИСТЫ, РЫНОЧНИКИ, КАПИТАЛИЗМ И РЫНОК МОТИВИРОВАЛИ БЫ НАРАЩИВАНИЕ МАССЫ БЛАГ.
Но никакой прямой, линейной связи между массой производимых благ(М) и личной заинтересованностью (S) нет и никогда не было. Формула Авагяна допускает следующие логические комбинации на равных правах:
1. Тот вариант, на котором зациклены рыночники – когда рост массы и качества благ увеличивает личный доход трудящегося и предпринимателя. В этом случае личная выгода и общее благо, действительно, совпадают.
2. Если масса благ растет, но медленнее, чем количество дольщиков, едоков, потребителей продукта, то рост массы благ не повышает личного дохода, наоборот, личный доход падает при росте общей массы благ.
3. Если масса благ не растет или даже уменьшается, но медленнее, чем сокращается число дольщиков, участников разделения труда, то личный доход может расти, и даже очень стремительно, несмотря на общее падение массы благ, деградацию производства.
Таким образом, чисто математически очевидно, что РЫНОК МОЖЕТ МОТИВИРОВАТЬ КАК РОСТ МАССЫ БЛАГ, ТАК И СУЖЕНИЕ КРУГА ПОЛУЧАТЕЛЕЙ БЛАГ. Рыночные механизмы благотворны только в том случае, если государство, как внешний контролер, намертво заблокирует геноцидный компонент рыночной мотивации.
Рассмотрим логику кейнсианства на простой, житейской модели. Допустим, 10 фермеров вырастили 100 кг. картофеля и получили за это 100 руб. Заинтересованы ли фермеры в следующем году вырастить уже 200 кг. картофеля? Если они сидят, как в Северной Корее, на жестко фиксированном окладе, то нет, и это ахиллесова пята социализма.
Но если их прибыль зависит от качества труда, то за 200 кг. картофеля они получат рыночную премию – их личный доход удвоится. Поэтому в административно-командной системе работники меньше стремятся к повышению массы благ, чем в рыночной. Но это только часть правды.
У МАССЫ есть антипод – ДОЛЯ. В рассматриваемой нами модели 10 человек вырастили сперва 100, а потом 200 кг. картофеля.
Они выручили сперва 100, а потом 200 рублей на ВСЕХ. Деньги ещё нужно разделить на 10 долей, и только в административно-командной системе они делятся по принципам "уравниловки". Не трудно понять, что при условии ДЕЛЕНИЯ общая масса полезного блага уже не играет такого решающего значения, как в либерально-рыночной схеме.
Действительно, если руководитель нашего картофелеводческого десятка из 100 рублей 50 прикарманил, а остальным 9 отдал только 50 на всех, то такая схема ему очевидно выгоднее, чем выручить 200 рублей, но при условии более-менее равномерного деления прибыли. Получать 50 рублей из ста для него значительно выгоднее, чем 30 из 200.
В этой ситуации – если наращивание физической массы продукта невозможно далее без более щедрой дележки с участниками разделения труда – рынок из мотиватора роста производства превращается в демотиватора.
Рынок – это когда получаешь больше, если больше сделал.
Но рынок – вместе с тем – это и когда получаешь больше, если больше отнял.
Это дуалистическая природа рынка, способного в одних случаях мотивировать рост производства и уровня жизни, а в других – столь же активно и эффективно демотивировать их – названа Авагяном "БИТВОЙ МАССЫ С ДОЛЕЙ".
Впервые – правда, завуалировано – об этой проблеме рыночного дуализма заговорил именно великий Кейнс. Кейнс констатировал, что рыночной экономике не свойственно равновесие, обеспечивающее полную занятость.
Поэтому государство должно регулировать экономику воздействием на совокупный спрос: увеличение денежной массы, снижение ставок процента (стимуляция инвестиционной деятельности). Недостаток спроса компенсируется за счёт общественных работ и бюджетного финансирования.
По данной схеме развитые страны успешно строили экономику в течение 25 лет. Кейнс выстраивал следующую цепочку: падение общего покупательского спроса вызывает сокращение производства товаров и услуг. Сокращение производства ведет к разорению мелких товаропроизводителей, к увольнениям наемных работников большими предприятиями, и крупномасштабной безработице. Безработица влечет снижение доходов населения, то есть покупателей. А это, в свою очередь, форсирует дальнейшее падение покупательского спроса на товары и услуги. Возникает замкнутый круг, удерживающий экономику в состоянии хронической депрессии.
Кейнс предлагал следующий выход: если массовый потребитель не способен оживить совокупный спрос в масштабах национальной экономики, это должно сделать государство. Если государство предъявит (и оплатит) предприятиям некий крупный заказ, это приведет к дополнительному найму рабочей силы со стороны этих фирм.
Получая заработную плату, бывшие безработные увеличат свои расходы на потребительские товары, и, соответственно, повысят совокупный экономический спрос. Это, в свою очередь, повлечет рост совокупного предложения товаров и услуг, и общее оздоровление экономики. При этом начальный государственный заказ, предъявленный предприятиям, может быть грандиозным и в той или иной степени даже малополезным.
У кейнсианских идей внушительная интеллектуальная оппозиция, и голоса оппонентов звучат сейчас не менее громко, чем голоса неокейнсианцев. Однако финансовый кризис развивался так стремительно, что дебаты приходится вести после того, как большинство стран выбрало первый ответ на кризис. И ответ был практически везде — решительно кейнсианским.
В 2009 году Роберт Лукас заявил: "Видимо в условиях кризиса кейнсианцем становиться каждый". Сегодня, наверное, да. Но история знает массу случаев, когда кризис случался, а кейнсианцами правители рыночных стран не становились.
Уже в 16-м веке товар в Голландии проходил через десятки рук. Страна свободного рынка стала страной социального геноцида "лишней" части своего населения. Вот как описывает известный советский историк – медиевист А.Д.Эпштейн Голландию XVI века: “Бурное время небывалых хозяйственных перемен одновременно с торговыми успехами принесло с собою тысячам людей великие тревоги и бедствия разорения...В некогда шумных и многолюдных городах затихло торговое оживление. Ратуши и дома цехов...превращались в памятники старины.Пустели рынки...Мастерские бездействовали и закрывались... Безработица и голод гнали прочь из старинных городов все большее число обнищавших ремесленников. Они растекались по стране...Толпы преследуемых властями бродяг плелись по пыльным дорогам, ища ...где мог понадобиться дешевый труд изголодавшихся людей...Потоки бедствующих ремесленников... сталкивались и смешивались с множеством сельских жителей, которые нежданно-негаданно оказались такими же ненужными и лишенными пропитания... в передовых районах (благодаря капиталистической “оптимизации” расширенного сельхозвоспроизводства – А.Л.) страны большая часть прежнего деревенского населения лишалась земли–кормилицы, оказывалась одинаково ненужной и сеньору, и фермеру, была вместе с детьми обречена на разорение и голод.”(1).
Вслед за Голландией это ощутила на себе Англия. Стремление снизить число участников разделения труда за счет рыночной оптимизации производства привело здесь к величайшей гуманитарной катастрофе "inclosures" - "огораживаний".
"...Насильственный сгон крестьян феодалами с земли (которую феодалы затем огораживали изгородями, канавами и т.п.). Огораживанию подвергались общинные пастбищные и пахотные земли, которые превращались лордами в пастбища...
Держатели земельных участков изгонялись из своих домов и превращались в пауперов — нищих и бродяг, толпы которых наводняли большие города, включая Лондон. Огороженные земли лорды частично сдавали крупным фермерам-арендаторам. Процесс огораживаний особенно усилился после Английской революции XVII века. Огораживания были основой так называемого первоначального накопления капитала" - отмечает современное издание(2).
Видный дореволюционный русский историк И.Гранат отмечал причину "inclosure" "в росте цен на шерсть, сделавший выгодным разведение овец и превращение пахотной земли в пастбищную"(3). По данным И.Граната и И.Кулишера, первые "inclosure" в Англии относится к концу XV века. Но и в XV, и в XVI веках, хотя цены на шерсть уже поднялись, огораживания не приняли ещё массовый характер. Крестьяне защищали свои права в судах, их охранял ряд королевских эдиктов. Только "буржуазная" революция сделала массовыми и огораживания, и обезземеливание крестьянства. Если королевский закон мешал и препятствовал огораживаниям, то победивший парламент законом ПРЕДПИСЫВАЛ огораживать общинные земли. Во имя рыночной оптимизации, для повышения величины S в формуле S=M/D…
"Парламентской формой этого грабежа являются...декреты, при помощи которых земельные собственники сами себе подарили народную землю на правах частной собственности" – писал К.Маркс(4).
Это не какая-то седая историческая древность. Рынок, истребивший когда-то хрестоматийных индийских ручных ткачей во имя оптимизации числа занятых на фабриках, не изменяет себя и сегодня – если забыть советы великого Кейнса, если игнорировать формулу Авагяна, если дать рынку полную свободу организовывать жизнь по его законам "невидимой руки".
Александр Леонидов (Филиппов), специально для НСН "Венед"
(1) - См. А.Д.Эпштейн “Большой путь маленькой страны”, М., “Просвещение”, 1970 г., стр. 211-212
(2) - см."Иллюстрированная историческая Энциклопедия", М. 1999г.
(3) - см. И. Гранат, "К вопросу об обезземеливании крестьянства в Англии", Москва, 1908г.
(4) - см. "Капитал", т.1, глава XXIV.
Источник: warandpeace.ru.
Рейтинг публикации:
|
