Межгосударственные отношения определяются интересами, а не дружбой. Этот старый принцип реальной политики всегда был определяющим во время моей работы на посту министра. Демонстративным выражениям дружбы, рассчитанным только на фотографии, я не придавала особого значения. Во внешней политике главное — увязать друг с другом различные национальные интересы и найти компромисс. Это требует напряженной работы за кулисами, особого чутья и времени.

Однако химия, возникающая между действующими лицами, может играть решающую роль, когда политические связи подвергаются испытаниям на прочность. И дипломатию все еще определяют люди, обладающие талантом и опытом. Чем теснее серьезные дипломатические контакты, тем больше каналов могут быть использованы, когда возникают недопонимания и тем более раздоры в политике или в общественном мнении. На уровне ЕС отношения с Москвой как минимум с весны 2014 годы серьезно ухудшились. Отношения определяют санкции и контрсанкции как реакция на аннексию Крыма и войну на востоке Украины. Между Веной и Москвой происходит регулярный и интенсивный обмен визитами, он продолжается уже несколько десятилетий вопреки всем возникающим время от времени перепадам в настроениях.

О дипломатии и других диалогах

Если выразить дипломатию математической формулой, то она будет такой: дипломатия = поддержание диалога при любых обстоятельствах. В том, что касается отношений между Брюсселем и Москвой в целом, а также двусторонних отношений между многими членами ЕС и Российской Федерацией, то мне как министру приходилось констатировать растущее нежелание говорить друг с другом. Со стороны ЕС мы зачитываем друг другу изложения хороших известных позиций в форме бессодержательных, но тщательно согласованных между собой заявлений. Дипломатический радиус сузился. То, что раньше составляло суть дипломатии, а именно способность создавать атмосферу доверия для решения проблем, утеряно вследствие снижения уровня дипломатического ремесла. Мы находимся в патовой ситуации, потому что вместо того чтобы разумно продолжать диалог, мы позволяем эмоциям отягощать наши отношения. Во многих беседах я сталкивалась с тем, что люди постоянно возмущаются русскими, которые «во всем виноваты», — у некоторых это стало чем-то вроде навязчивой идеи. Отношения между нашими двумя государствами не так блестящи, как подчас изображается в официальных речах. Скорее там доминируют противоречия, обусловленные различиями между сверхдержавой и малым государством.

С российским министром иностранных дел Сергеем Лавровым, который благодаря своему многолетнему профессиональному опыту обладает видением всей международной ситуации, мне удалось создать великолепную основу для переговоров. Если есть договоренность о встрече или о телефонном разговоре, то она всегда соблюдается. К сожалению, того же нельзя сказать об отношениях между коллегами по ЕС. Остроумная беседа, в которой тонкий юмор играет не последнюю роль, стала редкостью в наше время. Поэтому я особенно ценю встречи с министром иностранных дел Лавровым, джентльменом и прекрасным собеседником. Думаю, что уважение между нами с самого начала было обоюдным. А, как известно, взаимоуважение — это двигатель всего, в том числе и международных отношений.

Хотя протоколом это и не было предусмотрено, между 2018 и 2019 годами я как министр иностранных дел Австрии неоднократно беседовала с российским президентом Владимиром Путиным в узком кругу. В наше время редко можно встретить государственного деятеля, который свободно ориентируется в разных темах, разбирается в людях и умеет слушать собеседника. Доверительный обмен мнениями с этим подлинным лидером государства бесспорно относится к самым интересным моментам моей работы на посту министра. Начать институционализированное сотрудничество между Россией и Австрией было одним из приоритетов моей деятельности.

Незадолго до отставки австрийского правительства 29 мая 2019 вследствие вотума недоверия мы подписали соглашение о Сочинском диалоге на уровне министров иностранных дел и президентов в городе Сочи на Черном море. Вместе с нашими рабочими группами мы разработали амбициозную и разнообразную программу, чтобы, помимо экономического и политического сотрудничества за рамками санкций ЕС, углубить прежде всего общественный и культурных обмен. Кроме того, мы хотели создать интенсивные связи между российскими регионами и австрийскими федеральными землями. Германия начала с Россией «Петербургский диалог», двусторонний формат между Францией и Россией называется Трианонский диалог. С русской стороны есть намерение углубить триалог между этим тремя форматами. Кое-что нам удалось сдвинуть с места, что-то — нет. И в этом виновата не только пандемия. Она и в этом случае не вызвала, а только усугубила существующие проблемы.

Противоречия и противодействие

Уже упомянутые противоречия вызывают и противодействие: иногда они исходят из Вены, иногда берут начало в Москве. Полное непонимание у российских властей вызывает, например, австрийская практика предоставления убежища чеченцам, что постоянно ведет к консульским проблемам. Чеченское сообщество в Австрии относится к самым большим за пределами Российской Федерации, что обусловлено высокой степенью одобрения прошений чеченцев о предоставлении убежища. Шпионская афера с взаимной высылкой сотрудников посольства, вновь разгоревшийся конфликт вокруг предполагаемых отравлений, спор из-за газопровода или кибератак способны перебить много горшков, которые вообще-то нужно склеивать. Мы живем в абсурдное время, в компьютерный век, когда такие кажущиеся архаичными обвинения, например, в отравлении, вызывают асимметричные угрозы. Кстати, о яде: когда весной 2018 году я вернулась из Москвы и вскоре заболела, некоторые австрийские газеты вышли с заголовками: «Не была ли министр иностранных дел отравлена в Москве?» Ответ: нет, не была.

Когда позже, в августе 2020 года, вокруг возможных следов в деле отравления российского блогера Алексея Навального поднялась шумиха в австрийской прессе и стали распространяться самые разные слухи и теории заговора, некоторые австрийские редакции заявили, что формула нервно-паралитического яда «Новичок» побывала на моем письменном столе в министерства. Комментаторы почти еженедельно писали о моей косвенной ответственности за состояние здоровья господина Навального, который, к счастью, вскоре оправился от практически смертельного отравления. Навальный заболел во время поездки по России и был по просьбе семьи доставлен в одну из берлинских клиник, с чем помог и Кремль. Изготовление ядов относится к обвинениям, которые вплоть до XVII века выдвигались против ведьм. Пугает, что это обсуждается и в 2020 году, но, как видно, некоторые стереотипы неодолимы.

Что меня особенно возмущает при чтении подобных сообщений, так это фобия, которая затмевает любую рациональную информацию о России. Как один из объектов медийных нападок я регулярно получаю удары в бок, потому что однажды станцевала вальс с президентом Путиным. Это событие было раздуто австрийскими средствами массовой информации и превращено ими в олицетворение нежелательного сближения с Россией. Никакого рационального анализа не было, речь шла лишь о иррациональном медийном осуждении меня. Деревенский колодец, рядом с которым в старину зарождались все слухи, находится сегодня во многих больших офисах. Остальное берут на себя социальные сети, где морализаторство и невежество питают друг друга. Изучение фактов, чтение книг и размышления о самом себе — эти культурные навыки у многих утрачены. Я же книгам обязана почти всем.

Открыть для себя Россию с помощью литературы

Эта статья представляет собой личный взгляд на эту тему. Здесь не будет ни сносок, ни разного рода основательных высказываний — в этом тексте должны присутствовать только мои рассуждения. В этом смысле я хотела бы отметить следующее: я впервые лишь в мае 2014 года посетила Москву для того, чтобы познакомиться, наконец, с городом, который прежде был мне знаком по литературе, но во всем остальном продолжал оставаться большой неизвестной величиной. Спустя два года я побывала и в Санкт-Петербурге.

Хотя я посетила эти два города по собственной инициативе как туристка, я смогла попасть в оперу и была в восторге от поездок на метро, но по России я не путешествовала. Пока еще мне не удалось этого сделать, так что я не знакома ни с отдаленными деревнями, ни с городами, расположенными в 11 часовых поясах этой огромной страны. И поэтому у меня нет личного опыта в том, что касается отношений с этой страной и ее людьми. Знания о русской культуре, политике и прежде всего об истории, которые я позднее попыталась приобрести, я получила из литературы. Я основательно взялась за повести, романы и поэзию таких авторов, как Лев Толстой, Антон Чехов, Федор Достоевский, Владимир Маяковский, Марина Цветаева. Особый восторг вскоре вызвал у меня Михаил Булгаков с его потрясающим чувством юмора.

Во время своего первого пребывания в Москве я посетила также Ясную Поляну, бывшее имение Льва Толстого. Удивительные чувства возникают в момент, когда проходишь по салону, уставленному мебелью венской фирмы «Тонет». Сюда когда-то приезжал на чай Пастернак, здесь обсуждались вопросы, связанные с созданием другого, лучшего мира, а также подвергались анализу бездны человеческого падения, и здесь создавались литературные произведения. Яблони были все в цвету, и я наслаждалась прогулкой вместе с группой школьников. Особенно волнующим был момент, когда я стояла у небольшого покрытого травой холмика — могилы Толстого; и такие же чувства я испытала в марте 2019 года, когда, уже будучи министром, посетила квартиру Булгакова, это особое месте в городе, где и сегодня обитает кот. В романе «Мастер и Маргарита» говорящий кот Бегемот проводит читателя по сюрреалистичной Москве, которая тоже начала меня восхищать.

Советский Союз или все-таки Россия?

Такое отношение к русской литературе сложилось у меня 1990-е годы. До этого мое отношение к России определялось тем представлением о Советском Союзе, которое мы получали в школе и которое было широко распространено в обществе: очень холодная, далекая, опасная и вообще недоступная страна.

Мое детское восприятие формировалось в основном на основе жутких историй времен войны, которые постоянно рассказывали члены семьи. Возможно, говорить об этом было лучше, чем молчать. «Русский» — это слово просто обозначало врага, и оно постоянно звучало в этих рассказах. К счастью, я родилась позже, и это избавило меня от непосредственного опыта послевоенных лет. В деревне к юго-востоку от Вены, где я живу уже почти четверть века, мне тоже приходилось слышать ужасные воспоминания от тех, кому тогда было уже за 80. Они рассказывали об изнасилованиях, об исчезновениях людей в советской оккупационной зоне. Но я слышала и короткие истории от вернувшихся домой солдат, которые сильно пострадали в результате действий всех сторон, и они уже не могли сказать, кто взял на себя вину и какую вину. Почему я все это рассказываю?

Причина проста: при попытке дать политическую оценку отношениям между двумя нашими странами и их гражданами постоянно вскрываются старые раны. И все это происходит, несмотря на то, что российско-австрийской комиссии историков удалось 2018 году опубликовать совместный учебник истории. В отношениях Германии и России ничего подобного пока нет; кстати, нам пока не удалось до конца сформировать смешанную комиссию историков для анализа истории отношений между Словенией и Австрией. То, что у Путина более высокий индекс доверия, чем у некоторых американских президентов, не чисто австрийское явление — об этом свидетельствуют опросы общественного мнения по всему миру. Значительная часть населения Австрии более позитивно оценивает российское правительство и политическую ситуацию в России, чем это делается в средствах массовой информации.

Однако воспоминания об этой мрачной главе, о периоде оккупации, возникают постоянно, а еще чувствуются и последствия холодной войны. «Мягкая сила» Голливуда и синих джинсов сильнее повлияла на послевоенные поколения австрийцев, чем тот факт, что именно советская армия внесла существенный вклад в вооруженную борьбу с национал-социализмом. Освобождение или оккупация? Это лишь один из крайне спорных вопросов истории, затрагивающих отношения Австрии и России.

Общий опыт и совместные переживания с СССР постепенно утрачиваются

Когда я в 1988 году впервые посетила Дамаск, мне, как ни странно, помогло следующее предложение из учебника арабского языка, который был издан в ГДР и использовался и в Австрии: «Прогрессивные социалистические силы победят реакционные империалистические силы». Такая идеологически заряженная, но пустая болтовня давалась мне легко — ее я усвоила еще раньше, чем научилась по-арабски заказывать еду в ресторане. Меня приветствовали как «сестру из социалистической братской страны», и этот идеологический лексический минимум из времен холодной войны здорово помогал мне на Ближнем Востоке. Однако этим мое соприкосновение с Восточным блоком исчерпывалось. Россия была страной, о которой я практически ничего не знала, — я лучше разбиралась в ливанских феодальных семьях и тамошних вооруженных группировках. СССР был могущественным соседом, который в большей степени вызывал у соотечественников холодный пот, нежели желание сблизиться с ним. Насколько тяжело это наследие разделенного на две части континента, на западе Европы, на мой взгляд, до сих пор не всегда понимают. Не только в Париже всегда считалось этаким шиком быть «немножко коммунистами». Да и сейчас французы не понимают сути антироссийских настроений, царящих в некоторых странах Центральной Европы. Соответственно, представители французского руководства спокойнее относятся к теме России, нежели их восточные соседи.

Французский президент Шарль де Голль всегда говорил именно «Россия», а не «СССР». По мнению этого большого европейца, французский акроним L'URSS попросту не подходил для того, чтобы в историческом и культурном плане привязать эту страну к Европе. А еще он испытывал большой скепсис в отношении трансатлантического альянса и всегда ценил трехстороннее сотрудничество Франции, Германии и России. Эта идея всегда ощущалась в голлистской внешней политике, причем наиболее ярко это проявилось в марте 2003 года, когда Путин и его коллеги Жак Ширак и Герхард Шрёдер вместе отвергли идею военного вторжения в Ирак. Россия как раз вернулась на мировую арену как важный игрок после хаоса 1990-х годов. Австрия в свою очередь постепенно становилась «вторым домом» для очень богатых русских, а вскоре туда с удовольствием стали ездить представители российского среднего класса, налаживая, в частности, деловые контакты. От этого очень выиграли венские отельеры, агенты недвижимости, банки и частные университеты.

Извлечь выгоду из отношений с Россией

Взгляд на СССР как потенциальную военную угрозу постепенно сменился на взгляд как на потенциального делового партнера, что стало возможно благодаря экономической стабилизации. Бенефициары, легковесы с сомнительными талантами и профессионалы принялись бороться за российских инвесторов и за возможности для инвестиций в России. Так, некоторые венские адвокатские бюро сомнительным образом зарабатывали золотые горы, имея всего одного богатого российского клиента. Многие олигархи обжились в Вене — пусть не так, как в Лондоне или Тель-Авиве, но связи становились все более и более крепкими. Австрийская туристическая отрасль также зарабатывала на российских гостях, представлявших самые разные слои общества. Январь, еще недавно считавшийся «не сезоном», отныне был целиком зарезервирован для российских лыжников. Жители Тирольских гор благодаря им стали зарабатывать большие деньги. Дорогие торговые центры изо всех сил зазывали к себе «русские деньги», по поводу которых австрийцы охотно злословили, имея в виду «новых русских». Однако в то же время они радовались этим доходам, а когда в 2014 году случился кризис и начались определенные проблемы, испугались, что потеряют эти с легкостью давшиеся им деньги. Многие австрийцы до сих пор втайне мечтают отправиться в Россию. И планы по введению электронных российских виз должны способствовать воплощению этих мечтаний в жизнь.

Мы несколько сблизились друг с другом в человеческом плане и уж точно — в деловой сфере. Тот факт, что многие австрийские компании, в частности банки, не покинули Россию после рублевого кризиса летом 1998 года, а наоборот, несмотря на сумрачные перспективы, остались, в итоге стал для австрийцев своего рода бонусом. Иначе повел себя в рамках газового проекта «Набукко» энергетический концерн OMV. С 2002 года он участвовал в поиске вариантов импорта газа из других стран, кроме России, с которой у него еще с 1968 года был контракт на поставки. Австрийский государственный концерн заключил его с СССР прямо в дни так называемой Пражской весны, и российская сторона всегда строго соблюдала его.

«Набукко» же так и остался проектом (в первую очередь маркетинговым), потому что его так и не подключили к газопроводам, по которым газ поставлялся из Ирана и Туркменистана. Причем главной причиной стало то, что менеджеры, которым этот проект поручили, совершенно неправильно оценили геополитические моменты, связанные с ним. Это, на мой взгляд, в свою очередь стало следствием сомнительной рекрутинговой политики некоторых австрийских концернов, где ключевую роль играет «политика партии» и отсутствует всякая прозрачность. Персонал же многих российских компаний со временем стал очень профессиональным, в том числе благодаря хорошему уровню образования. В итоге OMV вновь повернулся лицом к российским партнерам, что в итоге привело к прокладке дополнительных веток газопровода «Северный поток» — так называемому проекту «Северный поток — 2». Но, несмотря на всю интенсивность деловых отношений между Россией и Австрией, за фазой спокойных двусторонних отношений последовала новая напряженность. Свою роль в этом сыграли история, эмоции, разные группы интересов и, очевидно, также внешнеполитические «школы мысли».

Мне, с точки зрения нашей политики нейтралитета, которая особенно со времен Бруно Крайского (Bruno Kreisky) была направлена на прием международных организаций на нашей территории и всегда предлагает свои услуги в этой сфере, вполне логичным представляется вести активную дипломатию в отношениях как с Москвой, так и с Вашингтоном, а не просто ожидать тех или иных действий со стороны других стран и лишь потом занимать позицию в их тени. Первый камень в основу стратегического партнерства с США в феврале 2019 года был заложен в виде Зальцбургского диалога. При этом мы уже тогда задумывались над новой динамикой, чтобы вести это сотрудничество так, чтобы в нем участвовали как можно больше элементов наших обществ. Это должно было помочь развязать некоторые узлы, которые, как известно, встречаются даже в лучших двусторонних отношениях. Но позвольте мне обозначить кое-какие выводы, которые я сделала.

Тезис первый: отношения между Москвой и Веной хрупки

Когда президент Владимир Путин в июне 2018 года в сопровождении большой делегации министров посетил своего венского коллегу Александра Ван дер Беллена, настроения в целом царили прекрасные. Их, конечно, несколько омрачали ситуация на Украине, санкции и «дело Скрипаля», но в самих двусторонних отношениях ключевую роль играл профессиональный и деловой подход.

Тогда возникло, по сути, равенство в отношениях двух совершенно не равных друг другу стран. На одной стороне находилась Россия, успешно противостоявшая санкциям, введенным против нее из-за «крымского кризиса», и весьма разумно направлявшая доходы от экспорта нефти и газа на экономическую консолидацию; на другой стороне была Австрия, председательствовавшая в ЕС и получившая новое центристско-правое правительство, позиция которого учитывалась на международной арене.

На повестке дня визита наряду с двусторонними политическими темами стоял также 50-летний юбилей поставок газа со стороны Газпрома, которым Ван дер Беллен, несмотря на все усилия экологов, четко и ясно отдал предпочтение перед североамериканским СПГ. А дополнило и без того насыщенную программу открытие выставки в Музее истории искусств, посвященной императрицам Екатерине II и Марии Терезии. Тогда казалось, что все «на мази», и даже во времена санкций можно углублять двустороннее сотрудничество, и по этому поводу имелся консенсус между разными партиями. На следующий год мне довелось сопровождать федерального президента в ходе визита в Россию, где на берегу Черного моря был торжественно запущен Сочинский диалог.

Еще через год между Веной и Москвой, к сожалению, наступило очередное похолодание. Я уже упомянула некоторые камни преткновения, вызвавшие серьезные разногласия. «Мегафонная дипломатия» — вот ключевое слово с российской стороны по отношению к Вене, которая опять же через Твиттер стала обвинять ее в отравлении Навального, заговорила о «политической ответственности» и высказалась в пользу новых санкций. «Дипломатия визитов» во времена пандемии возможна лишь с большими ограничениями, но с учетом экономических проблем, вызванных эпидемией, есть возможности для сотрудничества в отдельных аспектах, например, в медицине и в сфере цифрового сотрудничества. Однако признаков, говорящих в пользу дальнейшего обострения конфронтации, намного больше, так что в обозримом будущем нам предстоит скорее дальнейшее отчуждение. Но именно сейчас образующийся вакуум могли бы заполнить такие области, как наука и культура. Для этого необходимы дальновидность и зрелость, но в Австрии (и не только) доминирует этакий подростковый менталитет, когда политики предпочитают надуть губы и молчать, вместо того чтобы действовать рационально.

Тезис второй: императорские дворы, недоверие и упущенные шансы

«История не повторяется, но рифмуется», — гласит цитата, приписываемая Марку Твену. В этом смысле рифмуется также возвращение недоверия. В отношениях между императорским двором в Вене и российским царским двором в Санкт-Петербурге всегда находилось место взаимному недовольству, а российская сторона ощущала разочарование от политических интриг, которые плели австрийцы. Если бросить взгляд сквозь столетия, в особенности — на десятилетия в преддверии Первой мировой войны, то можно констатировать, что за это время стороны упустили великое множество шансов. Крымская война была совершенно особенным поводом для взаимной нелюбви. На Балканах войска противостояли друг другу по разные стороны старых конфессиональных границ, разделявших католиков и православных.

Неизвестные до сих пор политические эссе Штефана Цвейга, изданные под названием «Перед бурей. Европа между 1900 и 1914 годами» (Vor dem Sturm — Europa zwischen 1900 und 1914), демонстрируют вовсе не такого уж «европейского» Цвейга, каким он мне казался до недавнего времени. Эти эссе в значительно большей степени отражают молодого писателя-германофила, решительно поддерживавшего державные амбиции Берлина, противостоявшего Британской империи. Особый интерес представляют пассажи о России, потому что презрение Цвейга ко всему российскому, будь то культура или политика, невозможно не заметить. Высокообразованный Цвейг представлял распространенную тогда точку зрения венцев (будь то буржуазные евреи или немецкий плебс), преисполненных предрассудков по отношению к России. Вена и Санкт-Петербург были равны, но после войны ситуация стремительно изменилась — и осложнилась. При этом российская сторона периодически делала те или иные жесты, которые австрийцы, однако не замечали или умышленно оставляли без ответа.

Следующая ситуация не сыграла ключевой роли в мировой истории, но мелочи, как известно, часто отражают целое. Когда в январе 1889 года весть о смерти кронпринца Рудольфа достигла Петербурга, там как раз шел бал. По желанию царя в память о скончавшемся Габсбурге был объявлен траур. Подобный жест можно считать признаком хорошего тона — как в хорошие, так и в плохие времена, в чем мне самой доводилось убеждаться в ходе общения с представителями российской стороны. Так, в июле 2004 года президент Путин прибыл на траурные мероприятия после кончины президента Австрии Томаса Клестиля (Thomas Klestil). Все это жесты, влияющие на политические будни. Они, как говорится, «делают разницу». Я тоже совершала определенные жесты в адрес российских партнеров и по-прежнему убеждена, что все сделала правильно, хотя и становилась за это мишенью многочисленных нападок. Как бывший министр иностранных дел я очень сожалею, что мы упустили столько шансов, потому что европейской дипломатии очень не хватает идей и смелых людей. И, наконец, вот третье умозаключение, которым я хочу закончить эту статью.

Тезис третий: с Россией Европе будет лучше

Когда президент Путин осенью 2001 года по-немецки произнес свою знаменитую речь в германском бундестаге, он предложил европейцам и Западу в целом сотрудничество. Одной из главных тем была при этом борьба с международным терроризмом. Тогда его идеи не получили поддержки. Я в своих интервью неоднократно указывала на необходимость привлекать Россию в качестве полноправного партнера к решению важных вопросов, будь то ситуация на Ближнем Востоке, вопросы поставок энергоносителей или научная сфера — и это лишь некоторые из областей.

Когда глава британского МИД Джереми Хант в августе 2018 года прибыл с визитом в Вену, он коротко поинтересовался моим мнением по поводу геополитической ситуации. Вот мой спонтанный ответ: «Давайте не будем тратить время на то, чтобы называть главным антагонистом Россию. Главная проблема — это Китай». Хант отреагировал следующими словами: «Интересно, ровно то же самое мы слышим из Вашингтона». С учетом этого мне совершенно не понятно, почему летом 2020 года взаимный тон настолько обострился, пусть даже лично мне неизвестно, кому может быть выгоден этот новый ледниковый период.

ЕС в обозримом будущем вряд ли будет способен на новое совместное начало с Россией. А ведь были же маленькие жесты, когда я, например, предложила пригласить российского министра Сергея Лаврова на одно из заседаний Совета глав МИД. Но кое-кто воспользовался правом вето, и из этого ничего не вышло.

Остается двусторонний путь. Но чтобы все воспринимали эту идею всерьез, нужна дипломатия с более мощным хребтом, с солидными историческими знаниями и большей склонностью к последовательным действиям.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.