Если президенту Дональду Трампу удастся переизбраться, едва ли стоит ожидать существенных изменений. Внешнюю политику США и впредь будет определять его узкое мировоззрение. Беспорядочный подход нынешнего главы Белого дома к руководству государством, его презрение к союзникам, его любовь к диктаторам — всё это никуда не уйдет, если Трампу удастся избраться на второй срок.
Тем не менее за пределами сферы политики победа Трампа ознаменовала бы кардинальные изменения в отношениях США с остальным миром. Она стала бы сигналом для других, что Вашингтон отказался от своего стремления к глобальному лидерству, а также от любых представлений о моральности в достижении целей на международной арене. Переизбрание Трампа возвестит приход времени нестабильности и ожесточенных конфликтов, поскольку страны начнут жить по закону джунглей и изо всех сил стараться отстоять свою позицию. Оно же укрепит опасения многих относительно того, что сияющий град на холме потускнел и что американское могущество осталось в прошлом, пишет декан Школы перспективных международных исследований Университета Джонса Хопкинса Элиот А. Коэн в статье, вышедшей 27 октября в Foreign Affairs.
Многое становится очевидно по его первому сроку
Первый срок Трампа дает возможность понять, что будет дальше. Так, под его руководством США отказались от некоторых важных международных обязательств, включая Парижское соглашение по климату, а также испортили отношения с союзниками по НАТО. Трамп также взял курс на конфронтацию с Китаем, проводя при этом непоследовательную политику по отношению к России: «восхищение» Трампа президентом России Владимиром Путиным вступает в противоречие с враждебностью Конгресса и американской бюрократии к Москве.
Исключительно близкие связи администрации с Израилем в сочетании с партнерскими отношениями с арабскими государствами Персидского залива ускорили трансформацию ближневосточной политики. Вопрос о палестинской государственности исчез с повестки Вашингтона, а акцент сместился на создание уравновешивающих коалиций против Ирана и Турции. Забота о правах человека теперь носит чисто инструментальный характер, став удобным рычагом в realpolitik и внутренней политике. Официальные лица США в основном не обращают внимания на происходящее в Латинской Америке и Африке, отношения же с азиатскими странами они рассматривают исключительно через призму торговли.
У Трампа и его советников сложилось грубое, но по большей части последовательное мировоззрение, воплощенное в лозунге «Америка прежде всего». Им известны коннотации этой фразы из 1940-х годов, когда так называлось движение, призвавшее не допустить вмешательства США во Вторую мировую войну, но им на это наплевать. У них нет намерения участвовать в проектах по продвижению свободы или даже просто по ее защите, хотя они вполне способны использовать права человека как дубину против Китая.
У них сформировалось отвращение к международным организациям, в том числе к тем, в создании которых США принимали непосредственное участие после Второй мировой войны. В отличие от большинства своих предшественников нынешняя администрация рассматривает лидерство в этих учреждениях не как инструмент американского могущества, а как ограничение для него. (Китай придерживается прямо противоположной точки зрения, с чем и связано его всё более активное участие в работе ООН). Администрация Трампа рассматривает мир как арену для жестокой коммерческой и военной конкуренции, в которой у США нет друзей, а есть только интересы.
В этом видении действительно есть определенные внутренние противоречия, в первую очередь в отношении России, но, несмотря на свою грубость, оно является узнаваемым отголоском одного старого подхода к внешней политике США. Историк Артур Шлезингер — младший назвал на страницах Foreign Affairs 25 лет назад его желанием вернуться «обратно в утробу» — наивной и в конечном счете неприемлемой формой изоляционизма.
Шлезингер недооценил степень, в которой США всегда были страной, чьи интересы были напрямую завязаны на международные дела, государством, которое благодаря своим ценностям часто вмешивалось в происходящие за рубежом процессы — независимо от того, мудр подобный шаг или нет. Но изоляционистский рефлекс, особенно в его нативистском, воинственном проявлении, существует уже очень давно. Трамп просто озвучивает одну его версию: он убежден, что другие страны держат американцев за дураков, что международные институты являются гнусными инструментами тех, кто ограничивает суверенитет США, что кровопролитие и ужас в других странах не могут реально повлиять на гигантскую республику, окруженную двумя великими океанами и двумя намного более слабыми государствами.
Конечно, проявление Трампом этих импульсов носит весьма своеобразный характер. Так, даже когда он делает вполне нормальные и ожидаемые политические шаги, вроде оказания поддержки Израилю или выражения подозрительности в отношении ООН, стиль и исполнение не таковы.
Стиль и суть
Первый срок администрации Трампа был сопряжен с периодическими шквалами напыщенности, оскорблений и разборок с союзниками, а также щедрыми комплиментами в адрес дружественных или лестных диктаторов. Он также характеризовался административной некомпетентностью, усугубляемой нежеланием авторитетных специалистов по внешней политике и национальной безопасности Республиканской партии служить лидеру, которого они ненавидели и презирали. Таким образом, вопрос о втором сроке требует размышлений как на содержательном уровне (в области политики администрации), так и на уровне стиля (в вопросе тона администрации и укомплектования ее персоналом).
С политической точки зрения самая большая неопределенность связана с желанием переизбранного Трампа обеспечить себе место в истории — мотивация, свойственная главам Белого дома во время их вторых президентских сроков. Президент обычно стремится удовлетворить это желание, ухватившись за возможность заключить какую-нибудь крупную сделку: обычно неизменным фаворитом становится попытка добиться Палестино-израильского урегулирования, однако прекращение войн или примирение со старыми врагами тоже рассматриваются как вариант.
Касаемо Трампа, будет справедливо сказать, что идея заключения крупных сделок является центральной в образе бизнес-магната, который уникальным образом применил свою с трудом заработанную предпринимательскую мудрость в «бизнесе» управления государством. Самая крупная сделка, которую предстоит заключить, — это торговые переговоры с Китаем, которые также снизят всё большую стратегическую напряженность между Вашингтоном и Пекином. Более мелкие сделки могут включать израильско-палестинский мирный пакт и, возможно, некоторое примирение с Россией по широкому кругу вопросов.
Для заключения этих сделок Трамп — сам неоднократный банкрот, который в своей частной деловой жизни принимал крайне неудачные бизнес-решения относительно казино, авиакомпаний и полей для гольфа, — вероятно, был бы готов отдать многое. В сущности, он удостоил правительство Северной Кореи чести встретиться с президентом США и приостановил военные учения с Южной Кореей, не получив за это ничего взамен. В связи с этим вполне можно ожидать чего-то впечатляющего, вроде передачи Тайваня Китаю, например, или капитуляции перед китайским промышленным шпионажем в США.
На самом деле ни про одну из этих крупных сделок нельзя сказать, что заключить их будет просто. Американо-китайское соперничество сегодня коренится не только в геополитической логике всё более мощного Китая, но и в глубоких взаимных подозрениях и желании председателя КНР Си Цзиньпина начать выдавливать влияние США из своего региона. Даже если Трамп захочет заключить сделку, китайские власти могут не сесть с ним за стол переговоров. Кроме того, даже если это и произойдет, любое соглашение может не получить поддержки в Конгрессе.
Между тем переговоры между израильтянами и палестинцами вряд ли предложат последним более выгодную сделку, чем они могли бы заключить при администрации Клинтона — скорее всего, любая такая сделка была бы намного хуже для Палестины. К тому же они, несомненно, не смогут удовлетворить стремления Палестины к беспрепятственной государственности со столицей в Иерусалиме. Что касается некоторого потепления в отношениях с Россией, хотя Трамп «испытывает теплоту к Путину», очень немногие республиканцы в Конгрессе или члены бюрократии придерживаются таких же взглядов.
Вот где и возникает проблема стиля. Риторика Трампа в отношении традиционных союзников — это почти постоянные оскорбления: он, конечно, мало заботится об их интересах или проблемах. И хотя Трамп может считать, что США действительно способны действовать в одиночку, он быстро поймет, что будет непросто заключить сделку с Китаем, если ключевые азиатские союзники Вашингтона выступают против этого, что так же трудно будет достичь израильско-палестинского мира, если он идет вразрез с интересами местных арабских режимов, а также добиться какого-либо соглашения с Россией едва ли получится, если страны Европы будут категорически против него.
Важнее другое: Трамп будет постоянно находиться в тупике из-за чистой административной некомпетентности. «Выпотрошив» большую часть бюрократии, он обнаружит — в некоторых отношениях уже обнаружил, — что внешнеполитическая работа не может выполняться просто из Белого дома. Недоукомплектованная или укомплектованная некомпетентными людьми бюрократия неизменно выполняет работу некачественно, как преднамеренно, так и случайно.
Руки Трампа не будут связаны полностью. Если он прикажет вернуть войска из Афганистана и Ирака или даже из Европы, так и будет — хотя поразительно, насколько хорошо его собственным назначенцам удается замедлить вывод войск США из Сирии. Однако, если Трамп будет настаивать, ему удастся вывести американские войска и отказаться от этих обязательств. Такой шаг к американской изоляции лишь подогреет его мнение о себе как о миротворце.
Таким образом, второй срок Трампа будет таким, как если бы изоляционист Роберт Тафт победил Дуайта Эйзенхауэра на республиканских праймериз 1952 года, но при этом перенес серьезное психическое расстройство. Нет оснований полагать, что напыщенность, жалость к себе, непоследовательность, воинственный нарциссизм и беспомощность Трампа утихнут после второй чудесной победы над более популярным оппонентом-демократом. Его ощетинившаяся и изменчивая версия «Америки прежде всего» нанесет гораздо больший ущерб, чем более традиционный изоляционизм «возвращения в утробу», описанный Шлезингером.
Такая победа, прежде всего, навсегда запятнала бы репутацию США как стабильного и предсказуемого игрока. Одно избрание Трампа с ничтожно малым преимуществом в трех штатах можно было бы списать на случайность, американскую версию политического вируса, поразившего в последние годы многие демократические государства. Повторная его победа стала бы сигналом для сторонних наблюдателей о чем-то гораздо худшем — либо о том, что система в корне ошибочна, либо о том, что США пережили своего рода моральный крах. В любом случае стало бы понятно, что дни США в качестве мирового лидера остались позади. Страна, «построившая» международные институты, «утвердившая основные ценности свободы и верховенства закона» и поддерживающая союзников, исчезнет. Соединенные Штаты, конечно, останутся великой державой, но совсем другого рода.
Закон джунглей
Каким бы тревожным ни было правление Трампа и как бы сильно оно ни подорвало репутацию Соединенных Штатов, такой исход будет намного хуже и труден даже для тех, кто наиболее критически относился к нынешнему президенту. Подобное развитие событий будет означать возвращение в мир, в котором нет никаких законов, кроме закона джунглей, — мира, похожего на хаотические 1920-е и 1930-е годы. Однако подобный мир был бы еще хуже, потому что на периферии не было бы США, готовых к тому, чтобы «пробудиться и прийти на помощь».
Напротив, мир превратился бы в место радикального эгоизма, в котором любые инструменты власти были бы узаконены самой значительной из причин — необходимостью. У государств было бы больше соблазна приобрести ядерное оружие и рассмотреть возможность использования убийств, целевого применения биологического оружия и рутинных подрывных действий для обеспечения собственной безопасности. Авторитарные системы будут казаться всё более привлекательными.
Более того, даже будучи великой державой, США будут серьезно ослаблены внутренними разногласиями. Переизбрание Трампа, достигнутое в значительной степени подавлением избирателей, причудами коллегии выборщиков и искусным маневром республиканских политиков, приведет к нестабильности в американской государственности. Республиканская партия в ее нынешнем виде демографически обречена, поскольку получает большую часть своей поддержки от уменьшающейся и стареющей части электората, и ее лидеры это знают.
То же самое и с их противниками. На улицах Америки уже можно было наблюдать политически мотивированное насилие, и его вполне могло быть больше. Прямая гражданская война может и не начнется, но совершенно правдоподобными кажутся политические преследования и убийства политических лидеров любой из сторон — и всё это подстрекается торжествующим Трампом и его возмущенными и радикально настроенными противниками. И, конечно же, иностранные враги Соединенных Штатов найдут способы раздуть это пламя.
Самые значительные последствия второго срока Трампа будут и самыми непредсказуемыми. Переизбрание нынешнего президента с высокой долей вероятности станет причиной пересмотра отношения к США со стороны всего международного сообщества. С момента своего создания США, несмотря на их недостатки и невзгоды, были страной будущего, которая может многое дать, но над совершенствованием которой нужно еще много работать — недостроенным градом на холме, который всё еще строится. Если Трамп пойдет на второй срок, США, возможно, будут восприниматься как памятник прошлому. Не неудачное государство, а неудачное видение, огромная держава, находящаяся в упадке, время которой пришло и ушло.
Соединенные Штаты и раньше сталкивались с таким возможным радикальным пересмотром своего имиджа. Гражданская война поставила под сомнение само существование страны как унитарного государства, а Великая депрессия заставила задуматься о верности ее политико-экономической модели. В обоих случаях исключительные президенты, вдохновленные идеалами основателей страны, остро осознавали необходимость указать гражданам на более светлое будущее. Вот почему некоторые из ключевых законодательных актов президента Авраама Линкольна сосредоточены на открытии Запада и почему президент Франклин Рузвельт заверил американцев, что им нечего бояться, кроме самого страха.
Девиз Трампа звучал как «сделаем Америку снова великой». В его инаугурационной речи в 2017 году Трамп пообещал закончить «страдания Америки», что многое говорит о его видении нынешнего состояния США. Президент купился на представление об упадке страны, из-за чего он не видит, что Вашингтон может много хорошего сделать в мире. Его видение величия поразительно лишено содержания. Его политическая привлекательность зиждется на негодовании, утрате, страхе перед потерей первенства и даже на откровенном отчаянии.
Второй срок нынешнего главы Белого дома означал бы, что Соединенные Штаты войдут в эпоху многогранного кризиса, потенциально такого же глубокого, как кризис 1850-х и 1930-х годов. Но на этот раз в стране будет лидер, искалеченный собственным нарциссизмом, некомпетентностью и, более того, своим мрачным пониманием того, что один из его предшественников-республиканцев так часто называл «последней, лучшей надеждой человека».
