Ну, вот, что и требовалось доказать, как говорится. Очень сильно посрамлены те, кто — не секрет — стремился «не упустить момента» для геополитических спекуляций вокруг кризиса в китайско-американских отношениях. И мечтал в этой мутной водичке выловить рыбку своих специфических интересов, особенно после заявлений президента США Дональда Трампа, госсекретаря Майка Помпео и сподобившего их на эти телодвижения кукловода Генри Киссинджера насчет того, чтобы побудить нашу страну к антикитайскому альянсу с Вашингтоном.
На публике эти потуги у нас в СМИ звучали как «китайское вмешательство в белорусский кризис» — заворот мысли настолько конспирологически маргинальный, что развития эта тема не получила даже в «дружественных» либеральных изданиях. И понятно почему: интерес — интересом, но прилюдно выставлять себя в качестве… словом, в нехорошем качестве ради непонятных целей, рискуя поскользнуться на арбузной корке, никому не охота. Так не договаривались. Поэтому авторы этой провокации остались без информационной поддержки. Да и обещанных в свое время «доказательств» того, что «повышенный» интерес Пекина к Минску-де имеет собственную природу и далеко не во всем совпадает с российским, они так и не представили. Ибо таковых в природе не существует. Зато другими СМИ приводилась куда более обоснованная точка зрения, проистекающая из дипломатических источников, что перспективы защиты своих экономических интересов в Белоруссии китайская сторона связывает с российским влиянием в этой постсоветской республике. Что конечно же гораздо ближе к истине ввиду хотя бы одного только географического фактора. В кулуарах же белорусским прикрытием вообще не «заморачивались», и вопрос ставили чисто конкретно: о своих интересах в США, для которых альянс Москвы и Вашингтона был бы манной небесной. При этом речь шла, разумеется, не о государственных интересах, и даже не о корпоративных. А в основном о шкурных; которые отдельным представителям определенных кругов намного ближе любых геополитических раскладов.
Точки над i расставил президент России Владимир Путин, который в ходе пленарной сессии Валдайского дискуссионного клуба как минимум дважды подробно затрагивал проблематику российско-китайских отношений через призму вопросов региональной и глобальной безопасности и военно-политической стабильности. Первый эпизод посвящался недавнему решению США разместить в АТР свои РСМД. Заострив проблему судьбы российско-американского договора СНВ-3, срок действия которого истекает 5 февраля 2021 года, российский лидер показал, что выбор состоит между сохранением контроля над ядерными вооружениями и полной его утратой, что будет означать гонку вооружений без ограничений и без правил. Подчеркнув, что первый вариант конечно же предпочтительнее, Путин отдельно отметил попытки Вашингтона на определенном этапе надавить на Россию, чтобы вовлечь в переговоры по РСМД и СНВ еще и Китай. «Россия не против, но только на нас не нужно перекладывать ответственность за то, чтобы сделать этот договор многосторонним, — парировал он американские усилия. — Но аргументы, которые выдвигают наши китайские друзья, очень простые. Да, Китай — огромная страна, великая держава с огромной экономикой, полтора миллиарда человек. Но уровень ядерного потенциала чуть ли не в два раза, если не больше, ниже, чем в России и в США. Они задают законный вопрос: а чего мы будем ограничивать или будем замораживать наше неравенство в этой сфере? Ну что здесь скажешь? Это суверенное право полуторамиллиардного народа — решать, как он считает целесообразным строить свою политику в сфере обеспечения своей собственной безопасности». Не ограничившись этим аспектом данной проблемы, Путин привел и второй, подчеркнув, что российская позиция в данном вопросе не отстраненно-нейтральная, а заинтересованная и близко совпадающая с китайской: «Позвольте, но если добиваться привлечения Китая к этому процессу и подписанию, ну, а почему тогда только Китай? А где другие ядерные державы? Где Франция, которая только что, как пресса сообщила, испытала очередную систему крылатой ракеты с подводной лодки? Тоже ядерная держава. Великобритания. Есть и другие ядерные державы, которые официально как бы не признаны в качестве таковых, но весь мир знает, что у них ядерное оружие есть. Что же мы будем, как страус, прятаться, в песок голову запрятать и делать вид, что мы не понимаем, что происходит?».
Иначе говоря, давление США на КНР в пользу ее участия в переговорном процессе с точки зрения российского президента безосновательно. Не менее красноречивой является и позиция Путина по проблеме РСМД: «Что касается ДРСМД, я просто не хочу уже вдаваться, мы уже много раз об этом говорили. Если в случае с выходом из Договора о ПРО США поступили открыто, прямо, грубовато, но по-честному, то здесь придумали повод, обвиняя Россию в том, что она что-то нарушает, и вышли из Договора». Что здесь важно? То, что в нарушении ДРСМД Вашингтон обвинил не только нашу страну, но и Китай, который участником договора вообще не является, да и договору, извините, более трех десятков лет, а о Китае американцы заговорили только сейчас. Почему — понятно: их напрягла постановка на боевое дежурство китайских РСМД, в результате чего под ядерным прицелом оказались развернутые в АТР американские военные базы. Отсюда и формальный предлог для размещения ракет: выровнять региональный баланс по РСМД, сохранив свои агрессивные, наступательные возможности, угрожающие жизненно важным центрам КНР. Да и в кулуарах американская сторона неоднократно спекулировала на том, что это, дескать, мы «для порядка Россию обвиняем, чтобы оправдаться с выходом из договора. А на самом деле мы-де выходим из него из-за Китая. И именно поэтому сейчас ставим вопрос об РСМД в Азии». Ключевой вопрос здесь: где они эти ракеты поставят? Если посмотреть на карту, легко убедиться, что напрямую против России могут быть нацелены ракеты, размещенные только в Японии или на Аляске и Алеутских островах. Все другие полетные траектории американских РСМД с остальных потенциальных точек базирования, расположенных на юго-востоке и юге континента, пролегают над территорией КНР. И расчет Вашингтона здесь настолько же конъюнктурный, насколько двусмысленный: попробовать на прочность российско-китайские отношения. Не смогут ли московские поборники сближения с Вашингтоном навязать руководству нашей страны дискуссию об отказе от реакции на такое размещение? На том основании, что эти РСМД угрожают в первую очередь Китаю, а нам — постольку поскольку.
Не прошел у США и этот номер. Это вытекает из следующих слов российского президента: «Видимо, в этом есть какая-то политическая цель. Потому что никакой военной цели я здесь просто не вижу». Все очень четко: военная угроза от американских РСМД в АТР для России весьма относительная, а политическая, в отличие от нее, предельно определенная: игра противника на разрыв связей Москвы и Пекина. Если в США, пускаясь в эти обходные маневры, рассчитывали на некий «козыревский синдром», то ошиблись, в чем убедились, получив следующий однозначный ответ: «Намерение и заявление наших американских партнеров о возможности размещения РСМД в АТР нас, конечно, не может не настораживать, и, без всякого сомнения, мы вынуждены будем что-то предпринимать в ответ, это совершенно очевидный факт». Ранее, как помним, о том же самом заявлял российский посол в США Анатолий Антонов. И поскольку произошло это сразу же за получением информации о решении Вашингтона по РСМД в Азии, до появления официальных заявлений МИД, то ясно, что вопрос о позиции нашей стороны был решен заранее. И скорее всего совместно с Пекином.
Второй важнейший эпизод, касающийся оформления российско-китайского военного союза, тесно связанный с первым, что прозвучал на Валдае, производит впечатление своей откровенностью. Дело в том, что подобные вопросы и ранее задавались руководству обеих стран, но на них обычно следовали дипломатичные, уклончивые ответы. Здесь же вполне откровенно прозвучало то, что сейчас обсуждается, без сомнения, в самых высоких кабинетах американской столицы: «Мы всегда исходили из того, что наши отношения достигли такой степени взаимодействия и доверия, что мы в этом не нуждаемся, но теоретически вполне можно себе такое представить. Мы проводим регулярные военные мероприятия совместно, учения и на море, и на земле, и в Китае, и в Российской Федерации мы обмениваемся лучшими практиками в сфере военного строительства. Мы достигли большого уровня взаимодействия в сфере военно-технического сотрудничества, причем это, наверное, самое главное, речь не только об обмене продукцией или купле-продаже военной продукции, а об обмене технологиями. И здесь есть вещи очень чувствительные. Я сейчас не буду говорить об этом публично, но наши китайские друзья об этом знают. Наше сотрудничество с Китаем, без всяких сомнений, повышает обороноспособность Китайской народной армии, и Россия в этом заинтересована, и Китай. Так что как это будет развиваться дальше — жизнь покажет. Но перед собой такой задачи сейчас не ставим. Но в принципе и исключать этого не собираемся. Поэтому посмотрим».
В высшей мере показательно: вопрос, на который последовал этот ответ, был задан именно с китайской стороны, а на Востоке, как известно, очень многие смыслы заключены в деталях. Итак, по Путину, уровень взаимного доверия между Россией и Китаем не требует формальной фиксации в виде военного союза, но если потребуется — без проблем. Две страны координируют военное строительство, в том числе в технологической сфере, а две армии — отлаживают взаимодействие на всех уровнях, включая стратегический. Россия при этом (внимание!) заинтересована (!) в укреплении НОАК и повышении ее боеспособности. Что подразумевается под «чувствительными» аспектами военного сотрудничества, которые не следует публично обнародовать, если раньше Путин уже рассказывал о российском участии в создании Китаем системы раннего обнаружения о ракетном нападении, пусть в Вашингтоне на эту тему ломают голову, потирая «извилину от фуражки», снятой со вспотевшего лба. А что именно «покажет жизнь», надо полагать, агрессору, если он решится на военную авантюру, придется испытать на собственной шкуре. На память уже приходит истерика американских сателлитов в Дальневосточном регионе в связи с совместным патрулированием, осуществленным стратегическими ракетоносцами российской и китайской дальней авиации; по его итогам Сеул с Токио обменялись шумными претензиями, а в Вашингтоне, видимо, не зная, как на это реагировать, предпочли сделать вид, будто ничего не произошло.
Да и случайно ли, возвращаясь к теме ДСНВ, в США так сильно озаботились проблемой выживания этого договора, что мигом позабыли все свои требования «усадить» за столь переговоров третьим участником Пекин. Не очень сильно и хотелось, разве, чтобы навредить отношениям России или Китая? Или ситуация, в том числе предвыборная, не оставляет пространства для дешевых игр, вынуждая обращаться к существу проблемы? Ну, так это ж хорошо, когда распоясавшийся и отвыкший от приличных манер «клиент» внезапно ощущает от своего поведения такой дискомфорт, который побуждает его об этих манерах вспомнить. Или мы что-то не понимаем?
В сухом остатке от важнейших заявлений, прозвучавших на Валдае, остается геополитика. На будущий год исполнится четверть века, как Збигнев Бжезинский в «Великой шахматной доске» заклинал последователей не допустить появления в Евразии страны или альянса, способных бросить вызов американской гегемонии. Именно на этом строился предложенный мэтром, ныне покойным, проект формирования примерно к нашим дням, в «длительной» перспективе более двадцати лет, «мирового центра совместной политической ответственности», вырастить который планировалось из «трансъевразийской системы безопасности (от Атлантики до Тихого океана — В.П.) под руководством Америки». Уточняя конечную цель этого «центра» — превратиться в объединение с «узаконенным статусом» (то есть, по сути, международную организацию, стоящую выше ООН), Бжезинский предупреждал, что это будет зависеть от того, «как долго США будут сохранять свое первенство, и насколько энергично они будут формировать основы партнерства ключевых государств».
Грандиозность нынешнего российско-китайского «облома» для США заключается в том, что этот стержень евразийской системы безопасности, включающий упомянутую Путиным ШОС, сформировался и обрел позитивную стратегическую динамику не «благодаря», а «вопреки» Вашингтону. И направлен против его гегемонистских авантюр, в интересах коренных стран и народов евразийского континента.
И последнее. Упомянутые российским президентом маневры вокруг договора об открытом небе, из которого США вышли, а их европейские сателлиты лукаво уговаривают Москву сохранить в нем участие, как и беспрецедентное ухудшение отношений между Россией и Европейским союзом, позволяют внести завершающий штрих в оценку текущего геополитического расклада. Все заигрывания Вашингтона с Россией и все европейские нападки на нашу страну, как и «ухудшение» американо-европейских отношений — все это чем дальше, тем больше напоминает стратегическую дезинформационную спецоперацию Запада. Адресатом ее являются «неустойчивые» элементы в российской элите, являющиеся последней ставкой США в попытке удержания нашей страны в западном полуколониальном «буржуинстве». Слава Богу, не они сегодня правят бал. И надо понимать, что в этом свете нынешнее российско-китайское сближение для нашей страны превращается в «момент истины», приобретающий не только внешнее, но и непреходящее внутреннее измерение.
Павленко Владимир
