Как война в Нагорном Карабахе отразится на отношениях Турции и России
Война в Карабахе, в значительной степени инспирированная Турцией, вновь актуализировала вопрос о сути российско-турецких отношений. Много разговоров о русско-турецкой дружбе было до истории со сбитым Су-24 над территорией Сирии, после нее речь почти всегда шла исключительно о взаимовыгодном партнерстве. Особенно ярко это проявилось в ходе сирийского конфликта, где Москва и Анкара заключили целый ряд сделок, которые помогли Башару Асаду взять под контроль большую часть страны и ликвидировать многочисленные «зеленые» анклавы, а Турции — закрепиться в северо-западной Сирии, зарубив планы США по созданию курдского государства на территории Сирии.
В 2019–2020 годах напряжение в российско-турецких отношениях нарастало и достигло свое пика в феврале-марте 2020 года, когда Турция напрямую включилась в боевые действия в Идлибе на стороне «Хайят Тахрир аш-Шам»1 (ХТШ, запрещена в РФ) и других террористических группировок. Кризис в отношениях был разрешен через московскую редакцию Сочинских соглашений, где Реджепу Тайипу Эрдогану пришлось пойти на существенные уступки.
Следующий переломный момент можно было наблюдать в Ливии, когда военная интервенция Анкары привела к отходу войск Халифы Хафтара от Триполи и последующим попыткам Турции продвинуться в Киренаику вдоль побережья. Во избежание осуществления этого плана на линии Сирт-Аль-Джуфра был сооружен барьер, который Эрдоган не смог преодолеть ни военными, ни дипломатическими методами. Уже в июле министр иностранных дел Турции Мевлют Чавушоглу отмечал, что у России и Турции разные подходы к ситуации в Ливии.
Стоит отметить, примерно такие же слова прозвучали от министра иностранных дел РФ Сергея Лаврова применительно к ситуации в Нагорном Карабахе, где МИД РФ напомнил, что Турция не союзник, а партнер, чем еще раз выявил скрытое напряжение в российско-турецких отношениях.
Потерпев локальную неудачу в Идлибе и не сумев в полной мере удовлетворить свои амбиции в Ливии, Эрдоган обратил свой взгляд на застарелый конфликт в Нагорном Карабахе, который (при сохранении прежнего баланса) мог тянуться еще десятилетия, пока Москва играла роль главного арбитра в привычной сфере влияния, куда и запустил руку Эрдоган, разрушая привычный баланс сил. Это облегчалось приходом к власти в Ереване связанного со структурами Джорджа Сороса Никола Пашиняна, который предпринял целый ряд шагов, направленных на ухудшение отношений с Россией. Собственно, именно этот фактор, а также турецкая военная помощь как средствами РЭБ и БПЛА, так и сирийскими боевиками убедили Ильхама Алиева, что на этот раз можно добиться чего-то большего, чем малоосмысленные результаты короткой войны 2016 года. В целом, его расчеты пока оправдываются — турецкая помощь играет практически решающую роль, а Москва не торопится спасать правительство Пашиняна, которому, впрочем, США также не очень спешат помогать.
Турция вполне осознанно вставляет шпильки российской дипломатии, требуя места за столом переговоров и делегирования ей роли одного из арбитров в армяно-азербайджанском конфликте. Фактически это является предложением разделить сферы влияния в Закавказье и признать, что Азербайджан ушел в зону турецких полномочий. Москва вполне резонно отказывается от таких призывов, так как в этом раскладе она только теряет, ничего не получая взамен и допуская существенное усиление роли Турции в Закавказье.
Кроме того, появление сирийских боевиков в Карабахе вполне резонно вызывает беспокойство Москвы, так как в условиях проблемной ситуации на Северном Кавказе хорошо памятны ситуации, когда территории сопредельных государств использовались как плацдарм для перетекания боевиков на территорию России. Например, можно вспомнить роль Грузии, с территории которой боевики попадали в Чечню. У Ирана, кстати, ровно такие же вопросы к этой ситуации, потому что сирийские боевики появляются непосредственно у их границы с провинцией, где весьма существенны протурецкие настроения. В условиях гибридной войны, которую Иран ведет в Сирии, Ираке и Йемене, дополнительные трудности на северо-западной границе ему совсем не нужны.
Проблема состоит в том, что если в прежней ситуации Россия несколько раз показательно примиряла обе стороны, то сейчас это затруднительно — Алиев заглядывает в рот Эрдогану, который фактически присвоил себе право говорить от имени Азербайджана, а в Ереване сидит малоприятный для Москвы Пашинян. Соответственно, возможностей для влияния на ситуацию стало меньше с 2018 года, когда в Армении произошел «энергомайдан» и к власти пришли люди Сороса, а Турция начала активнее продвигать пантюркистскую идеологию, в том числе и в Азербайджане, для обоснования своей текущей военно-политической экспансии. По сути, Россия придерживалась инерционного курса, но объективные и субъективные обстоятельства изменились и крайне затрудняют сохранение прежних подходов к закавказской политике, которые в числе прочего ставят вопросы относительно функциональности ОДКБ и сохранения Россией текущих позиций в Закавказье.
Таким образом, Турция создала для России достаточно серьезный кризис, и вряд ли он пройдет без последствий для российско-турецких отношений.
Кроме того, текущий визит Эрдогана на Украину и договора о военно-техническом сотрудничестве (включая анонс поставок 64 ударных БПЛА «Байрактар»), позволяют Турции действовать еще в одном проблемном для России направлении. С одной стороны, Анкара продает оружие явно недружественной России стране и всячески подчеркивает дружеские отношения с украинским правительством. С другой стороны, Турция продолжает разыгрывать крымско-татарскую карту, поддерживая контакты с «Меджлисом» (запрещен в РФ), а также проводя мероприятия на своей территории, куда приглашают его представителей и других организаций крымских татар, не признающих Крым частью России.
При этом себя Турция позиционирует как главного покровителя крымских татар, оппонируя к Украине, где о татарах вспоминают лишь в связи с очередными медийными кампаниями против России. Это дает Турции возможность поднимать тему Крыма, при необходимости подыгрывая украинским или западным информационным кампаниям на тему «притеснения крымско-татарского населения в Крыму», например, после очередных арестов лиц, связанных с «Меджлисом» или «Хизб ут-Тахрир» (запрещена в РФ).
Таким образом, расширяя пространство конфликтов на своих границах в интересах продвижения собственного военно-политического и экономического влияния, Турция вполне ясно показывает, что она при возможности готова действовать и в зонах России, создавая прямые или косвенные проблемы для Москвы. Опасность их сопряжена с другими конфликтными моментами в российско-турецких отношениях, прежде всего связанных с Сирией и Ливией, где формальное и фактическое партнерства периодически подвергаются серьезным перегрузкам, когда «видение сторон» начинает кардинально расходиться.
До столкновения в Карабахе, несмотря на все проблемы, стороны в рамках партнерских отношений находили общий язык, ставя общестратегические выгоды выше локальных конфликтов на одном из ТВД. Но в 2019–2020 годах трения в отношениях становятся все более явственными, а продолжающаяся война и открытые претензии Турции на российскую сферу влияния ставят под вопрос уже стратегические основы взаимодействия России и Турции.
«Северный» вектор турецкой внешней политики в этом случае может приблизить тот момент, когда партнерство перестанет быть взаимовыгодным и может быть прекращено в интересах других военно-политических конфигураций. Впрочем, одной из важных черт характера Эрдогана является то, что он знает где проходят определенные красные линии, за которые политик не переступает, как это произошло в Сирии и Ливии, где президент Турции был вынужден смирить амбиции. Так что, нельзя исключать, что некие договоренности между Москвой и Анкарой и на этот раз продлят партнерство России с «другом Реджепом». До следующего серьезного кризиса.
Специально для ФАН
https://riafan.ru/1322047-kak-... - полностью с фотографиями по ссылке
Рейтинг публикации:
|
