Проблема общественной атомизации как системное явление возникла тогда, когда начало разрушаться традиционное общество. Этот процесс носил довольно затяжной характер и был связан, прежде всего, с тем, что люди, покидая сельскую местность, постепенно переезжали в города. Оторванные от крестьянской общины и традиционной народной культуры, они в большинстве своем не приобретали высокую аристократическую культуру, а оказывались в культурном смысле в «подвешенном» состоянии.
Этот процесс кратно усилили и оформили буржуазные революции. Буржуазный модерн подразумевал «переплавку» традиционного общества в общество индустриальное, что и является сутью модернизации. Атомизированные индивиды кидались в «паровую топку» модерна, в которой их активность направлялась при помощи закона и других регуляторов на развитие. Индивиды же были движимы, прежде всего, своими интересами.
Россия пошла по иному, альтернативному пути развития. Она сумела сочетать в рамках СССР и того, что называется сталинской модернизацией, индустриализацию и, по сути, крестьянский общинный коллективизм. Колхозы и общественная инфраструктура вокруг градообразующих предприятий, были следствиями такого советского подхода к развитию. Просто, если раньше мы коллективно выращивали репу, то во времена СССР мы стали коллективно создавать тяжелую промышленность и запускать ракеты.
Однако, после перестройки мы оказались даже не в нормальном буржуазном модерне, а в ультра-бандитском капитализме, соответствующем периоду первоначального накопления капитала, в котором практически отсутствуют регуляторы. То есть атомизирующая сила, воздействующая на общество, у нас оказалась еще больше, чем в западных странах. То, что мы в целом пока еще более коллективистский народ, чем европейцы или американцы — является следствием специфики русской культуры и её кодов. Но, как говорится, «ещё не вечер». Процесс идёт…
Все вышеописанные процессы во всем мире были усилены интернетом и цифровизацией. Сегодня, если мне, например, понадобится узнать рецепт приготовления борща или найти решение ещё какой-то бытовой проблемы, мне уже не нужно ни с кем вступать в коммуникацию. Мне нужно лишь найти и ознакомиться с соответствующим контентом в интернете. Если раньше, даже в буржуазном модерне человек волей-неволей должен был входить в коммуникацию с другим и строить с ним отношения, то сегодня, для того чтобы решить почти любой бытовой вопрос, другой человек больше не нужен.
Это положение вещей дополнительно усиливается тем, что основными мотивами деятельности человека в буржуазном государстве являются интересы и желание «прорваться». При таком характере мотивации надобность в другом человеке или отсутствует, или сводится к тому, что Пушкин презрительно называл словом «польза». В такой системе отношений вынужденное взаимодействие с другим, «человеческий фактор» являются обузой. Для избавления от всех этих факторов используется интернет, который позволяет свести их к минимуму.
Что же касается человеческого общения и объединения людей, то оно еще до эпохи массового интернета начинало носить субкультурный характер. Субкультура, в отличие от культуры, не претендует на изменение реальности, а является формой социального и культурного эскапизма и в качестве таковой лишена ценностного измерения. Субкультурная форма объединения и общения людей, не подразумевает настоящей солидарности. Люди собираются по интересам, с целью забыть о суровых буднях. За рамками субкультуры и этих интересов их ничего не объединяет. Поэтому, когда они выходят за рамки субкультурного общения, их мнимая солидарность исчезает.
Так, например, люди могут собраться на рыбалку. Пока проходит само мероприятие, они могут чувствовать то, что кажется им дружбой и единением. Однако после того как рыбалка заканчивается, они вдруг, часто не без удивления, обнаруживают, что являются друг другу чужими.
Сами по себе кружки по интересам, которые были и в СССР, не являются чем-то негативным. В конце концов, это очень неплохая форма проведения досуга. Однако сегодня эта форма общения стала главенствующей и едва ли не единственной. Интернет оформляет ее в виде бесконечных социальных сетей по типу «Контакта», «Фэйсбука» и других. Общение в этих электронных вариантах «кружков по интересам» часто сводится к простому обмену видеороликами и «демотиваторами», а иногда и просто «смайликами».
Конечно, интернет и социальные сети — это лишь инструменты, которые люди вольны использовать как им заблагорассудиться. Однако, ввиду вышесказанного, интернет стал средством и оформителем именно буржуазной атомизации. Интернетный стиль общения стал замещать культуру и живое взаимодействие между людьми и тем самым воздействовать на тех, кто хотел бы еще остаться в реальности и в культуре.
Включился механизм, подобный обратной микрофонной связи. Когда слишком сильный сигнал от микрофона выходит на колонки, а потом через них обратно возвращается в микрофон, а потом опять попадает на усилительную аппаратуру. В итоге сигнал постепенно начинает усиливаться до бесконечности, превращаясь в оглушительный свист, избавиться от которого можно только при помощи разрыва замкнутой цепочки между микрофоном и колонками. Собственно, сегодня любой человек живет в атмосфере этого оглушительного свиста. Он не может жить в обществе, не пользуясь интернетными социальными сетями и время от времени не входя в соответствующую форму коммуникации. Но если человек сам по себе еще имеет возможность прервать воспроизведение этого оглушительного свиста, отключив, например, мобильный телефон и тем самым выпав из социума на время, то что делать с обществом и культурой? То есть с самим характером сигнала?
Цифровые технологии и интернет, по большому счету, подвергают общество тестированию. Они как бы говорят: «Мы можем усиливать любой сигнал, делая его главенствующей формой общественной жизни. Но сигнал подаете вы сами. Если в вас нет никаких ценностей и вы рассматриваете себя и других только лишь функционально, для пользы, то и форма общественной жизни будет соответствующая. Уж не обессудьте. А если в вас есть еще какое-то иное содержание и вы можете предъявить нечто альтернативное, то тогда и форма общественной жизни будет иной…»
То, что я тут описываю, прекрасно понимал Карл Маркс. По Марксу такое положение вещей является следствием определенного типа материалистического сознания, с которым он яростно боролся. Вот что он писал по данному поводу в «Тезисах о Фейербахе»:
«Главный недостаток всего предшествующего материализма — включая и фейербаховский — заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно. Отсюда и произошло, что деятельная сторона, в противоположность материализму, развивалась идеализмом, но только абстрактно, так как идеализм, конечно, не знает действительной, чувственной деятельности как таковой».
«Предшествующий материализм», который тут критикует Маркс, это не только материализм Фейербаха, но и весь буржуазный материализм Нового времени. Такой материализм не видит ничего живого и грубо разделяет все на материальное и идеальное. Буржуазный материализм занимается только «объектами». От его оптики ускользает все живое. А всем субъективным и живым, занимается идеализм, который, однако, понимает все живое как абстракцию. Такой, по сути, буржуазный взгляд на мир соответственно смотрит и на общество. Маркс далее в тех же «тезисах» пишет:
«Самое большее, чего достигает созерцательный материализм, т. е. материализм, который понимает чувственность не как практическую деятельность, это созерцание им отдельных индивидов в «гражданском обществе».
Точка зрения старого материализма есть «гражданское» общество; точка зрения нового материализма есть человеческое общество, или обобществившееся человечество».
В СССР по разным причинам никто не ставил ребром вопроса о двух материализмах и о новой науке, способной на субъективное виденье труда и всего живого, о которой тут говорит Маркс. В итоге учение Маркса было совмещено со старым материализмом и «оптикой» просвещения, что привело к тому, что все идеальное рассматривала не официальная советская идеология, которая постепенно начала выступать как душительница всего живого, а диссидентское подполье. Советский коллективизм лишился философско-научного марксистского обоснования. А общество стало «созерцаться», как «отдельные индивиды в гражданском обществе», что потом было усилено развалом СССР и приходом интернета.
В итоге мы сейчас погружаемся в субкультуру, созданную сознанием и для сознания человека, отчужденного от самого себя. По данному поводу в своих «Экономико-философских рукописях 1844 года» Маркс писал:
«Вообще положение о том, что от человека отчуждена его родовая сущность, означает, что один человек отчужден от другого и каждый из них отчужден от человеческой сущности.
Отчуждение человека, вообще любое отношение, в котором человек находится к самому себе, реализуется, выявляется лишь в отношениях человека к другим людям.
Следовательно, в условиях отчужденного труда каждый человек рассматривает другого, руководствуясь масштабом и отношением, в котором находится он сам как рабочий».
Руководствуясь таким «масштабом и отношением» по отношению к себе и другим, современный атомизированный индивид, он же пользователь интернета, производит соответствующую субкультуру. Маркс в тех же «рукописях» пишет:
«Отчужденность труда ясно сказывается в том, что, как только прекращается физическое или иное принуждение к труду, от труда бегут, как от чумы. Внешний труд, труд, в процессе которого человек себя отчуждает, есть принесение себя в жертву, самоистязание».
В результате такого отчуждения появляется соответствующее представление о свободе. Маркс далее пишет:
«В результате получается такое положение, что человек (рабочий) чувствует себя свободно действующим только при выполнении своих животных функций — при еде, питье, в половом акте, в лучшем случае еще расположась у себя в жилище, украшая себя и т. д., — а в своих человеческих функциях он чувствует себя только лишь животным. То, что присуще животному, становится уделом человека, а человеческое превращается в то, что присуще животному?
Правда, еда, питье, половой акт и т. д. тоже суть подлинно человеческие функции. Но в абстракции, отрывающей их от круга прочей человеческой деятельности и превращающей их в последние и единственные конечные цели, они носят животный характер».
Главным содержанием современной массовой субкультуры, которая порождена сознанием людей, бегущих от труда, «как от чумы», является эта самая свобода навыворот. То есть та свобода, которая появляется «при выполнении своих животных функций» и их производных. Не секрет, что порнография занимает очень существенную долю от объема интернет-контента.
Победить современную субкультуру и атомизацию можно только путем нового ценностного, субъективного виденья, о котором мечтал Маркс. Человек, осознав прискорбное положение вещей, в котором он оказался, должен вместе с другими нащупать в себе нечто такое, что не может быть сведено к товару или услуге. А нащупав в себе это ценностное начало, начать производить нечто иное и дарить его другим. Обмен подобным ценностным контентом, в принципе, может происходить и через интернет тоже. Интернет, повторюсь — только инструмент, усиливающий сигнал, поступающий от общества. Если же общество и каждый человек в отдельности не захотят атомизироваться и впадать в специфические режимы коммуникации, то исчезнут и атомизация, и эти режимы. Ведь все дело в нас самих.
