Министр национальной обороны Турции Хулуси Акар выступил с докладом на тему «Стратегия национальной обороны Турции и последние события в регионе» на организованном базирующимся в Вашингтоне мозговым центром «Организация турецкого наследия» (Turkish Heritage Organization) в режиме видеоконференции семинаре. Его заявления касались ряда проблем региональной политики страны. Речь шла о Сирии, Восточном Средиземноморье, Ливии, курдах и были даже затронуты вопросы урегулирования нагорно-карабахского конфликта.
Наше внимание привлек тезис Акара о существующих между Анкарой и Вашингтоном разногласиях. «Мы верим, что Турция и США встанут на более позитивный путь, как это было много раз в прошлом, — говорил он. — Считают, что география — это судьба. В нашем случае судьба региона зависит от Турции. Полагаю, США должны признать это и уделить приоритетное внимание Турции как главному региональному партнеру в преодолении глобальных проблем». То есть военный министр признал, что американцы демонстрируют потерю интереса к его стране, которая продолжает считать себя «главным региональным партнером США». Но проблемы у Анкары не только с Вашингтоном. Турция стала терять поддержку и со стороны других союзников по НАТО. Так, ее отношения с Францией балансируют на «грани невозврата». Сейчас у турок оказалось открыто столько фронтов — в Ираке, Сирии, Ливии, Восточном Средиземноморье, потенциально в Закавказье — что, даже имея крупную армию, Анкара вряд ли будет в состоянии сконцентрировать на одном направлении больше трети своих сил, так как другие тоже нуждаются в прикрытии, особенно в случае открытого военного конфликта.
По оценке многих западных и турецких экспертов, «в таком положении Турция оказалась впервые с момента своего вступления в НАТО в 1952 году». В чем же дело, когда и почему такое произошло? Американское издание The National Interest напоминает, что в эпоху «холодной войны» Турция из-за своего важного геополитического положения считалась главной опорой США и НАТО на Ближнем Востоке. Ведь она имела общие границы с Советским Союзом. Анкара полагала, что в дальнейшем, после развала СССР, ей удастся удерживать такое «привилегированное» положение. Но просчиталась, оказавшись под катком американского геополитического планирования. Вашингтон во время вторжения в Ирак в 2003 году предлагал Турции принять участие в этой операции или хотя бы разрешить армии США войти в северную часть страны с турецкой территории. Сейчас президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган считает, что тогда Анкара приняла ошибочное решение, потому что вовлечение турок не позволило бы американцам реализовать сценарии курдской автономии в Ираке в том варианте, какой сейчас существует.
Эту «ошибку» Эрдоган решил исправить в Сирии, вмешавшись во внутренний конфликт в этой стране под предлогом борьбы с ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ). Но и там он столкнулся с США, которые открыто поддерживали и поддерживают сирийских курдов и их арабских союзников, что вместе с американскими силами сражались против джихадистов. Вашингтон открыто заявляет о проекте создания в Сирии как минимум автономии курдов, что в перспективе легко может быть спроецировано и на так называемый «турецкий Курдистан». Важно отметить, что действия Анкары при этом не были поддержаны странами-участниками созданной США международной коалиции, которая участвовала в военной операции против Ливии в момент буйства так называемой «арабской весны». Это внешний, остающийся во многом загадочным контур, который стал выталкивать Турцию из проамериканского лагеря.
Еще одна загадка заключается в спокойном отношения США и их союзников к отказу Турции от идейного наследия кемализма и дрейфу в сторону «мягкого политического ислама», начавшимся с момента прихода к власти в 2001 году возглавляемой Эрдоганом Партии справедливости и развития. На Западе с пониманием отнеслись к доктрине министра иностранных дел, затем премьер-министра Ахмета Давутоглу: курс на Ближний Восток, возвращение к восточным корням, мусульманская идентичность в обрамлении неоосманизма. Не вдаваясь сейчас в детали попыток практической реализации этой доктрины, отметим, что таким образом Анкару выдавливали на орбиту имперской внешней политики, обрекая ее на соперничество за влияние в регионе и за лидерство в исламском мире. Теперь Анкара в геополитическом смысле напоминает канатоходца, балансирующего между США и НАТО с одной стороны и исламистскими радикалами с другой. А еще ей надо выстраивать эффективные экономические и политические отношения с имманентными союзниками — Россией и Ираном.
Имманентными потому, что еще совсем недавно Эрдоган выступал с резкой критикой американской ближневосточной политики, обвиняя Вашингтон в поддержке сирийских курдов, укреплении Ирана и даже в появлении в Сирии российских Военно-космических сил. Он заявлял о готовности «выйти из возглавляемой США международной коалиции по борьбе с ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ)», желании создать «свою» коалицию с арабскими странами. Сейчас он состоит в альянсе с Россией и Ираном на сирийском направлении, конфликтует с арабскими странами (кроме Катара) и сужает маневренность США на Ближнем Востоке. Как пишет в этой связи одно американское издание, «нам такой союзник больше не нужен». Что касается России, то ей следует и дальше воспринимать Турцию как «прагматичного партнера», который стремится выбраться из орбиты доминирующего влияния США и еще только ищет собственные национальные интересы.
Где надо, Анкара сотрудничает и ругается с Тегераном, где надо — с Москвой, но не становится «по стойке смирно» и перед Вашингтоном и Брюсселем. Она чувствует, что сегодня формируется новое мироустройство, и стремится сохранить себя в нем. Другое дело, что Эрдоган периодически повышает ставки в региональной игре, создает иногда кризисные ситуации, чтобы получить пространство для разных маневров. Однако эти действия, на наш взгляд, делают крайне сложным военно-политическое положение Турции, не оставляя ей серьезных шансов рассчитывать на внимательное отношение к своим требованиям вне кризисной ситуации. Особенно со стороны США.