Это произведение Ильи Ильфа и Евгения Петрова, как известно, вместе с «Золотым теленком» на исходе 40-х годов прошлого века было заклеймлено после постановления секретариата ЦК ВКП (б) «О грубой политической ошибке издательства «Советский писатель» от 14 декабря 1948 года». По той простой причине, что изображало советскую действительность конца 20-х годов, скажем так, в ироничном ключе. Для пост-военного времени литература оказалась неподходящей — уж больно герои не походили на тех, которые переломили хребет самому большому на тот момент злу на Земле. Коммунистических цензоров понять можно. Как и нас сегодняшних, смотрящих на современность через оптику классических — то есть, вечно актуальных — произведений.

 

«В уездном городе N было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что, казалось, жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть». 

В Киеве, как во всякой уездной столице, парикмахерских стало действительно много. Называются они теперь на заграничный манер салонами красоты, бьюти-центрами и барбер-шопами. Но суть-то остается прежней: укорот волос. А вот насчет похоронных процессий надо признать: для Киева нынешнего это утверждение скорее метафорическое. Реальных похоронных процессий среди многократно возросшего трафика представить более невозможно. Да еще если с подушечками, на которых несут ордена новопреставленного, да с оркестром и лафетом. Но вот насчет политической смерти — да, многие вполне ранее жизнеспособные на вид партии и общественные движения нашли свою погибель на печерских холмах. Не говоря уже об их лидерах, которые ходят вурдалаками по кулуарам власти, пытаясь изобразить иногда новую реальность. Вот, говорят, что Юлия Тимошенко с Олегом Ляшко недавно нашли много общего (вероятно, в кошельке своего спонсора). Но, используя выражения из вышеназванного романа, разве ж «Нимфа» кисть дает?

«Жизнь города была тишайшей. Весенние вечера были упоительны, грязь под луною сверкала, как антрацит, и вся молодежь города до такой степени была влюблена в секретаршу месткома коммунальников, что это просто мешало ей собирать членские взносы».

Про тишайшую жизнь уездного города К либо хорошо, либо никак: в докарантинное время было хорошо, сейчас никак. Будоражащие басами окрестные жилые кварталы музыкальные фестивали ATLAS Weekend etc. в этом году тише воды, ниже травы. Поэтому вечера — упоительны: всепроникающие, как радиация, генделыки типа «Белый налив» (которые связывают с пафосным ранее ресторатором Димой Борисовым) предлагают мидий и дешевый сидр уже чуть ли не в каждом квартале. Другие расторопные предприниматели тоже не гнушаются спаиванием всего и вся. В то время как кинотеатры и прочие массовые культурные вместилища источают вакуум. Зато не могут похвастаться вакуумом эфиры телеканалов и телеканальчиков: они переполняются кандидатами и кандидатками на различные посты в преддверии местных выборов. Вот и на мэрское кресло Киева выдвинулась Ирина Верещук. Вроде как от партии «Слуга народа». Хотя кто там сейчас разберет этот местком коммунальников?.. 

«В пятницу 15 апреля 1927 года Ипполит Матвеевич, как обычно, проснулся в половине восьмого…- Бонжур! — пропел Ипполит Матвеевич самому себе, спуская ноги с постели.«Бонжур» указывало на то, что Ипполит Матвеевич проснулся в добром расположении. Сказанное при пробуждении «гут морген» обычно значило, что печень пошаливает, что 52 года — не шутка и что погода нынче сырая».

«Гутен морген» впору говорить градоначальнику Виталию Кличко. Печень у бывшего боксера должна пошаливать по определению — натерпелась в борьбе за чемпионские пояса. А «бонжур» говорить ему сейчас есть основания все реже. Охочих до столичного профицита бюджета — хоть отбавляй. Кроме вышеупомянутой «меркини» Рава-Руской на вилку и нож у жирного пирога кто только не претендует! Да и 52 у Виталия не за горами, дожить бы…

«Ипполит Матвеевич, (…) учтиво улыбаясь, двинулся навстречу входившей в комнату теще — Клавдии Ивановне. — Эпполе-эт, — прогремела она, — сегодня я видела дурной сон. (…) — Я видела покойную Мари с распущенными волосами и в золотом кушаке. Я очень встревожена! Боюсь, не случилось бы чего! Последние слова были произнесены с такой силой, что каре волос на голове Ипполита Матвеевича колыхнулось в разные стороны. Он сморщил лицо и раздельно сказал:- Ничего не будет, маман. За воду вы уже вносили? Оказывается, что не вносили. Калоши тоже не были помыты».

Естественно, для уездного города К вопрос тарифов — первейший из нужнейших. За воду внеси, за электроэнергию внеси, за вывоз мусора внеси, за мытье калош, опять же. Желательно, в ту кассу, которую надо, а не мимо. Сколько уже было изменений в составе собственников того же Киевводоканала или Киевэнерго за время независимости Украины — одни реестры знают! А образ Мари в дурном сне тещи Кисы Воробянинова как-то вдруг перекликается с состоянием мостов через Днепр: распущенные волосы — это ванты, а золотой кушак — стоимость их реконструкции.


«Ипполит Матвеевич, слегка раздраженный, вышел из дому. У входа в свое потасканное заведение стоял, прислонясь к дверному косяку и скрестив руки, гробовых дел мастер Безенчук. От систематических крахов своих коммерческих начинаний и от долговременного употребления внутрь горячительных напитков глаза мастера были ярко желтыми, как у кота, и горели неугасимым огнем.- Почет дорогому гостю! — прокричал он скороговоркой, завидев Ипполита Матвеевича. — С добрым утром.

Ипполит Матвеевич вежливо приподнял запятнанную касторовую шляпу. — Как здоровье вашей тещеньки, разрешите, такое нахальство, узнать?— Мр-р, мр-р, — неопределенно ответил Ипполит Матвеевич и, пожав прямыми плечами, проследовал дальше.- Ну, дай ей бог здоровьичка, — с горечью сказал Безенчук, — одних убытков сколько несем, туды его в качель. И снова, скрестив руки на груди, прислонился к двери. У врат похоронного бюро «Нимфа» Ипполита Матвеевича снова попридержали. Владельцев «Нимфы» было трое. Они враз поклонились Ипполиту Матвеевичу и хором осведомились о здоровье тещи.- Здорова, здорова, — ответил Ипполит Матвеевич, — что ей сделается. Сегодня золотую девушку видела, распущенную. Такое ей было обозрение во сне.Три «нимфа» переглянулись и громко вздохнули.

В образах представителей ритуального сервиса можно было бы увидеть многочисленных борцов с коррупцией в Украине — Артема Сытника, Назара Холодницкого и прочая, и прочая,  прочая… Все они так пристально и дорогооплачиваемо ждут, когда она, наконец-то, скончается, что обходятся народу Украины в несметные деньжищи, а она все здорова.

«Наступил узаконенный получасовой перерыв для завтрака. Раздалось полнозвучное чавканье. Старушку, пришедшую регистрировать внучонка, отогнали на середину площади. Переписчик Сапежников начал, досконально уже всем известный, цикл охотничьих рассказов. Весь смысл этих рассказов сводился к тому, что на охоте приятно и даже необходимо пить водку. Ничего больше от него нельзя было добиться».

Примерно так в последнее время проходят заседания под куполом здания на уездной улице Грушевского. Перерывы там по расписанию. Завтраки оплачиваемые в конвертах. Старушек с нуждами и чаяниями гонят куда подальше (особенно тех, что проживают на неконтролируемой Киевом территории). И рецепт от всех проблем остается прежний: опьянение от успехов, изложенных в пустопорожних презентациях формата Power Point.

 

«- Здорово, товарищ, — густо сказал милиционер, доставая из разносной книги большой документ, — товарищ начальник до вас прислал, доложить на ваше распоряжение, чтоб зарегистрировать. Ипполит Матвеевич принял бумагу, расписался в получении и принялся ее просматривать. Бумага была такого содержания:

«Служебная записка. В загс. Тов. Воробьянинов! Будь добрый. У меня как раз сын народился. В 3 часа 15 минут утра. Так ты его зарегистрируй вне очереди, без излишней волокиты. Имя сына — Иван, а фамилия моя. С коммунистическим пока Замначальника Умилиции Перервин».

Ипполит Матвеевич заспешил и без излишней волокиты, а также вне очереди (тем более, что ее никогда и не бывало) зарегистрировал дитя Умилиции».

Живописная картина столичной коррупции написана авторами буквально несколькими мазками: тут и Арсен Аваков собственной персоной, и «сын» — всякого рода парамилитарные образования, которые надо где-то регистрировать, куда-то приписывать, чтобы ставить на довольствие и иметь под рукой для пугания несогласных, и на все готовый Ипполит Матвеевич, уже начинающий смахивать на Владимира Александровича. Великая сила слова! Начинавший свой поход во власть как Остап Бендер, товарищ Зеленский скатывается до роли регистратора в книге актов гражданского состояния. Хорошо, что еще не скатился, и хорошо, что еще есть «Золотой теленок».

На этом краткий экскурс в литературные анналы фельетонного романа можно было бы и прекратить. И представить себе, что авторы «Двенадцати стульев» после опалы могли бы написать что-то похожее и про аферистов Киева уже в наше время. Но произведения, как правило, значительно переживают писателей — Ильф умер в 1937 году, а Петров погиб в авиакатастрофе в 1942-м. Поэтому остается читать то, что было, и представлять то, что есть. Благо, следующие главы сулят неожиданные аналогии с аллюзиями.