В Вашингтоне с давних времен существует фраза, которую используют те, кто говорит и пишет о международном положении в ближайшем будущем — «соперничество великих держав». Она не нова, но с тех пор, как она оказалась в программных документах Пентагона, эта фраза перешла из дискуссий научных институтов в сферу общения широкой общественности. В принципе этот термин констатирует также и окончание «американского века».

США со времен окончания Первой мировой войны до конца XX века были доминирующей державой в мире. Они пережили или даже победили военным путем раскалывающиеся монархии в Европе, а позднее обуздали, казалось, неистощимую экономическую и военную мощь убийственного национализма немцев и военной автократии в Японии. Во время «холодной войны» они с трезвым властным расчетом возглавили союз так называемого «Запада», против которого ничего не смог сделать и организованный на государственном уровне советский социализм — условный «Восток». В конце XX века ситуация выглядела так, будто даже новая Россия и возвышающийся Китай смирятся с глобальной гегемонией Вашингтона.

США хотели на протяжении десятилетий играть роль ведущей державы, они ей и были. При этом они ссылались на свободу, права человека и демократию, но вместе с тем снова и снова нарушали принципы, будь то в Алабаме или в Сайгоне (столица Южного Вьетнама во время американской интервенции во Вьетнаме в 1960-е и 1970-е годы — прим. ред.). Но Штаты они были мировой державой — даже в те времена, когда Советский Союз пытался выйти с ними на один уровень.

Сегодня ситуация иная. США при Дональде Трампе оставили глобальные притязания на лидерство, они выходят из союзов и договоров, высмеивают ООН. Менее резко, но все же явно этот выход начался уже при Джордже Буше-младшем. Он неспешно продолжился при Бараке Обаме, который сглаживал его красивыми словами. Если на смену Трампа придет Джо Байден, он будет себя вести во внешней политике (не в последнюю очередь, из-за своей трансатлантической дружбы с Европой) скорее, как Обама. Но если у власти останется Трамп, это будет действительно кульминационный момент для прощания с Западом как с концепцией.

Либеральная демократия западного, даже европейского толка, напротив, вопреки определенным надеждам не распространилась по миру. В России, неважно при каких обстоятельствах, большинство населения при помощи поправок в Конституции наделило Владимира Путина де факто правом выдвигаться еще на два президентских срока. Таким образом, человек, сочетающий в себе черты генерального секретаря КПСС и царя, сможет править так долго, как это возможно только для эмиров или королей. В своей внешней политике Путин проводит курс, который Трамп в отношении США выбрал для себя слоганом — «сделать Россию снова великой». Это проводится то с прямой интервенцией (Крым), то со скрываемой или не очень военной «помощью», как это происходит на востоке Украины, а также в Сирии. В сфере экономики Россия зависит от цен на «старые» энергоносители (нефть, газ). Невозможно себе представить, что произойдет в этой по большому счету авторитарной системе, если сырьевой рынок обрушится (весной этого года цены на нефть падали более чем в три раза, но ничего «невообразимого» в России не произошло — прим. ред.).

Китай, в свою очередь, при своем авторитарно-националистическом правителе Си Цзиньпине внутри страны вводит систему подавления, которая год за годом ужесточается. Нынешняя ситуация в Гонконге — тому подтверждение. Когда Китай видит опасность для того, что он считает «внутренней стабильностью», то он действует как однопартийная диктатура 50-х годов с технологиями 21-го века.

Во внешней политике Пекин особо не прибегает к военным способам, но предлагает все новые инициативы («Новый шелковый путь») — действуя совсем как благосклонный глобальный патриарх. Это зачастую связано с финансовыми вливаниями без прямых политических условий для государств-участников. Поскольку Китай одновременно крупнейший рынок мира и цель для многих экспортных стран, большинство государств по отношению к цифровой автократии проводят политику умиротворения. Китай уже сейчас — ведущая держава в Азии, но его цели больше — он хочет стать супердержавой.

То есть следующие годы в мировой политике будут определяться соревнованием великих держав — США, России и Китая. Европа в этой битве гигантов, во всей видимости, не будет играть большой роли. Она состоит из больших и малых, а также средних держав и могла бы иметь какой-то шанс в конкуренции великих держав, только если была бы такой единой, как это предполагает слово «Союз» из названия «Европейский Союз». Но единство снизилось, что связано не только с выходом из ЕС значимой средней державы под названием Великобритания. Свою роль сыграли и политико-тектонические смещения между лагерями внутри ЕС, между Востоком и Центром, между Югом, к которому относится половина Франции, и «экономным» Севером, к которому относит себя Австрия. Ценой расширения ЕС в 90-е годы, приблизившего Запад в границам России, сегодня и в будущем становится потеря консенсуса и значимости ЕС.

Германия, которая в этом полугодии председательствует в ЕС, ничего не сможет в этом изменить — уже только потому, что ее политический вес на юге и отчасти на ультраправом востоке (автор имеет в виду открыто католические правительства в Польше и Венгрии — прим. ред.) рассматривается как одна из крупнейших проблем ЕС. Но если конкуренция великих держав обострится, это может также способствовать тому, что ЕС снова четче увидит необходимость представления общих интересов. В глобальной конкуренции между Россией, Китаем и США, возможно, станет необходимым перестройка ЕС в союз защиты старого света. Или, возможно, только его ключевых государств.