В середине 2020 года мир находится в состоянии войны, реальной стратегической войны, во всяком случае, если говорить о Запретном дворце в Пекине. Этот факт был признан некоторыми политиками в Вашингтоне, Лондоне, Канберре, Оттаве, Нью-Дели и Токио. Это война, которая воспринималась с большой неуверенностью и даже с недоверием в большей части западных стран, поскольку она не похожа ни на одну из прежних. И в этой войне нового типа Запад, впервые за столетие или даже более, не диктует правил ведения военных действий.

На самом деле, поскольку война уже переросла из скрытой формы в открытую, к началу мая 2020 года Руководство Китайской народной республики осознало, что оно должно быстро использовать нынешнюю ситуацию с пандемией коронавируса, на которой сосредоточено внимание всего мира, для достижения некоторых ключевых стратегических целей, поскольку в такой момент это можно сделать, не опасаясь серьезного отпора извне. Среди этих первоочередных целей Пекина можно выделить следующие:

1) взятие под свой контроль автономного района Гонконга – важного источника доступа КНР к иностранной валюте – раз и навсегда, причем с минимальными ответными мерами со стороны зарубежных стран;

2) восстановление доминирующего положения КНР в глобальных производственных цепочках, которое она, по сути, утратила еще до кризиса 2020 года;

3) закрепление военного доминирования в районе Южно-Китайского моря;

4) создание непреодолимых препятствий для восстановления структуры альянсов США в Индо-Тихоокеанском регионе (включая Ближний Восток) и исключение реальных вариантов, позволяющих Российской Федерации расширить свое сближение с Западом. По сути, Пекину необходимо положить конец перспективе создания «второго Шелкового Пути», во главе с Россией, который поддержала, например, Япония, и который мог бы представлять стратегическую угрозу для Пекина;

5. Достичь прогресса в сокращении сроков лишения (военным путем) Тайваня любых возможностей получить стратегическую военную поддержку со стороны США и Японии.

Начиная с Дэн Сяопина, Коммунистическая партия Китая научилась строить «социализм с китайскими особенностями», но это означало нечто очень модернизированное по сравнению с историческими интерпретациями, ориентированными на марксистское учение. Постепенно Пекин пришел к пониманию того, что ему необходимо восстановить традиционную «глобальную» схему поставок, благодаря которой Срединное королевство являлось могущественной державой на протяжении большей части древней истории. Его вассалы зависели от Шелкового пути, по суше через Евразию или по морю через Индо-Тихоокеанский регион (и за его пределы), и необходимо было заставить их делать это снова.

Именно эта идея воплотилась в инициативе Си Цзиньпина «Один пояс, один путь» (ОПОП), которая в мае 2017 года превратилась в «инициативу Пояса и Пути», когда стало ясно, что Москва, Токио и Вашингтон пытаются создать «второй Шелковый Путь», ведущий через Россию в обход Пекина и добиться доминирования в Южно-Китайском море (чтобы контролировать Шелковый путь на море).

Вспышка эпидемии коронавируса Covid-19 в конце 2019 года послужила толчком для начала открытых наступательных операций со стороны КНР, но эти операции все еще находились в рамках аморфных военных действий.

Вступая в пандемию 2020 года, Пекин полностью осознавал слабые и сильные стороны своего военного потенциала. Он знал, что по сути должен выиграть новую тотальную войну, прежде чем она приобретет реальные кинетические формы и глобальный масштаб, и поэтому он должен любой ценой предотвратить образование или возобновление западных альянсов, а также не допустить втягивания России в западный лагерь.

Хотя во времена холодной войны КНР в значительной степени зависела от Москвы (что сильно обижало Пекин), к XXI столетию Россия – во многих отношениях более инновационная, чем Китай – теперь зависела от Пекина. В этой новой тотальной войне России, если провести не вполне совершенную параллель со Второй мировой войной, отводилась роль Италии, в то время как Пекину – нацистской Германии.

Бывший министр обороны США Дональд Рамсфельд однажды сказал: «Вы вступаете в войну с той армией, которая у вас есть, а не с той, которую вы могли бы или хотели бы иметь в будущем». Хотя сегодня это столь же верно, как и вскоре после завершения холодной войны, когда Рамсфельд сделал свой комментарий, верно и то, что все претендующие на экспансию страны осторожно пытаются как можно больше укрепить свой военный потенциал и овладеть стратегическими технологиями, прежде чем раскрыть свои карты и вступить в большую войну.

Именно это произошло с Китаем в XXI веке, особенно после прихода к власти Си Цзиньпина в 2012 году. Возможно, было бы не вполне обоснованно сказать то же самое о России в этот период. За годы, прошедшие после окончания холодной войны, Россия действительно смогла выйти из тени советской эпохи, чтобы привести свои вооруженные силы, доктрину и военные технологии в такое состояние, что Соединенные Штаты увидели в ней «основную угрозу», то есть силу, способную бросить серьезный вызов Америке. Но именно КНР действовала осторожно, незаметно, чтобы однажды превратиться в реальную угрозу.

В значительной степени, зависимость экономики стран Евразии и Российской Федерации от денежных потоков из Китая означали, что Пекин имел широкий доступ к российским технологиям в период наращивания критически важного потенциала для войны против США и их союзников. Но в то же время КНР имела доступ (даже до прихода к власти Си Цзиньпина) ко многим западным технологиям, благодаря присвоению западной интеллектуальной собственности. Речь идет в том числе и о технологии точного наведения баллистических ракет и гиперзвукового оружия, которое угрожало активам США и их союзников в Юго-Восточной Азии в 2020 году.

К началу 2019 года Пекин получил четкое подтверждение, что намеченные Трампом меры по укреплению военного потенциала США еще не реализованы, а некоторые усовершенствования маловероятны в ближайшее время из-за долгосрочных программ, таких как производственная программа многоцелевого истребителя F-35 компании Lockheed Martin.

7 марта 2020 года военный аналитик RAND Corporation в своем выступлении в Центре новой безопасности США (контролируемом, что важно, Демократической партией) объявил, что путем компьютерного моделирования конфликта эксперты выяснили, что Соединенные Штаты не в состоянии одержать победу в полномасштабном вооруженном столкновении с КНР либо Россией. Аналитик RAND Дэвид Очманек отметил: «Мы теряем в этом конфликте много людей. Мы теряем много военной техники. Мы обычно в этих сражениях не достигаем поставленной цели предотвращения агрессии со стороны противника».

В ходе заседания Форума по безопасности в Аспене в июле 2019 года было получено дополнительное подтверждение относительной слабости американских вооруженных сил в Тихом океане. Большая часть этого анализа была основана на исследовании RAND Corporation 2015 года «Сравнительный анализ военных возможностей США и Китая: вооруженные силы, география и меняющийся баланс сил, 1996-2017 гг.» с последующим математическим моделированием.

В официальном двухпартийном исследовании 2018 года по заказу Министерства обороны США, озаглавленном «Обеспечение совместной обороны: оценка и рекомендации Комиссии по стратегии национальной обороны», отмечалось: «Если бы Соединенным Штатам пришлось сражаться с Россией на Балтике или вести войну с Китаем за Тайвань, американцы могли бы потерпеть решительное военное поражение». Комиссия отметила предпринимаемые КНР и Россией постоянные усилия по разработке усовершенствованных вооружений для обеспечения «бесполетных зон», что могло бы привести к «огромным» потерям для вооруженных сил США в этом конфликте. Грубо говоря, американские вооруженные силы могут потерпеть поражение в военном конфликте против этих стран.

Итак, когда и где начнутся реальные военные действия? Представляется очевидным, что Пекин не хочет начинать войну первым, но он вступит в нее, как только она начнется. И Китай и Соединенные Штаты видят как преимущества, так и недостатки в откладывании решительных тактических или региональных военных действий. Путь к эскалации ядерного столкновения также крайне неочевиден, а сдерживание гораздо менее надежно, чем в эпоху «взаимно гарантированного уничтожения» между Варшавским договором и НАТО. Похоже, что Народно-освободительная армия Китая проявляет большую готовность к применению ядерного оружия (по военным целям).

Военные действия в краткосрочной перспективе могли бы укрепить позиции КНР в ее «ближнем зарубежье». Китай мог бы даже получить фактический контроль над Тайванем, который является важной целью для КПК, если США не предоставили бы ему своевременную военную поддержку.

Однако, что же дальше? Дало бы это Пекину передышку на какое-то время, учитывая, что если бы он не сделал этого, у него не было бы другого шанса, а также принимая во внимание растущие экономические трудности?

Как и Япония в 1941 году, Китай должен выиграть время, чтобы выжить и закрепить контроль над рынками и источниками поставок. Но, как и в случае с Японией, не приведут ли поспешные действия к тому, что не только США, но и ряд их союзников укрепят свои позиции в долгосрочной перспективе?

Ставки еще не сделаны, все висит на волоске.