Покаяние

События в США должны заставить всех украинцев пересмотреть отношение к нашим меньшим братьям. Каленым железом следует выжигать малейшие проявления расизма, половой дискриминации и нетерпимости к гендерному неравенству. Простите, может, я не то пишу, но пепел первого представителя американской «небесной сотни» уже стучится в моем сердце. Коленопреклоненный Байден наводит на суровые раздумья: а не расист ли ты, с...ка, часом?

 

Настало время вспомнить о невинно угнетенном коренном народе США, который заложил нынешние основы могущества нации. Ученым, историкам и активистам, а также белым волонтерам еще предстоит изучить неизученные страницы американской истории. Они (страницы) еще ждут своего Вятровича, который наполнит их новым смыслом. Начать придется с самого момента основания Штатов темнокожим и угнетенным большинством, оказавшимся изгоем в родной стране. Пора сносить расистские памятники по всему миру, включая Латвию, которые издеваются над истинной памятью об афроамериканской цивилизации. И тут каждый должен для себя решить: кто он, б...ть? Расист или толерантный европеец, всей душой болеющий за?..

…Короче, вспомнил про Адольфо. На втором курсе универа меня поселили в общаге в «двойку». То есть в одной комнате было две особи. Это была офигенная привилегия, поскольку на первом курсе, еще до армии, пришлось делить комнату с тремя соседями, что напрягало. Зиновий из Ивано-Франковска имел привычку доставать всех по поводу кусочка колбасы, который таинственным образом исчез с холодного подоконника. Или кто-то взял его ложечку и не помыл. А «Панасоник» (уже не помню его фамилии) отвратительно хрюкал во сне. Саша из Запорожья постоянно охотился за телками с филологического, которые пугливо сидели на его койке, плотно сжав коленки. Поэтому вернувшись из «лав» тоталитарной, насквозь прогнившей Советской Армии, я жестко поставил условие коменданту: только «двойка». Комендант неожиданно быстро согласился и поселил меня с Адольфо.

К сожалению, в то время я еще не знал о Нефедове, Гончаруке и других «новых лицах». Звериные инстинкты, вбитые мне в армии вместе с духовными скрепами и откровенной гомофобией, переходящей местами в расизм, привели к первому столкновению с Адольфо. Пробил ему с ходу в фанеру и еще привычно добавил коленом. Стыдно сейчас…

Как-то даже очень быстро, поскольку я лично настроился на длительный срач. Он сразу черканул номер комнаты на бланке с подозрительным желтым пятном, направил меня к кастелянше за бельишком и напоследок сказал: Адик парень хороший, но иногда… И выразительно пошевелил пальцам у горла. Мне бы обратить больше внимания на это предупреждение. Но тогда, окрыленный перспективой практически люксового размещения, я вообще пропустил сигнал коменданта мимо ушей и всего остального.

Адик или Адольфо Барай оказался негр… Как там политкорректно, с...ка? Ну почти афроамериканцем, только из Гвинеи. То ли Бисау, то ли Экваториальной. Довольно щуплого телосложения, черный до синевы и, как мне показалось, очень тихий и вежливый. Первый конфликт, за который мне до сих пор стыдно перед нашими афроамериканскими побратимами, произошел на почве станка «Жиллетт». Отец привез из Сирии этот уникальный по тем временам прибор с несколькими блоками лезвий, которые я берег. Было приятно после армейских будней не спеша утречком взбить, с…ка, пенку, аккуратно пройтись станочком. Никто тебе в спину не тычется, построения нет, из очка не несет непередаваемым ароматом армейских харчей. Маленькие радости гражданки. И вот одним прекрасным утром оказалось, что станок просто скользит по моим щекам. Ни фига не бреет. Внешний осмотр показал наличие темных курчавых волос, плотно забивших все щели между лезвиями.

К сожалению, в то время я еще не знал о Нефедове, Гончаруке и других «новых лицах». Звериные инстинкты, вбитые мне в армии вместе с духовными скрепами и откровенной гомофобией, переходящей местами в расизм, привели к первому столкновению с Адольфо. Пробил ему с ходу в фанеру и еще привычно добавил коленом. Стыдно сейчас… Морда вся красная. Он же, б…ть, такой маленький, угнетенный! Приехал изучать философию из жопы мира, а я ему коленом в… Короче, не важно. Следов никаких не осталось, поскольку это тоже вбили проклятые педагоги в ТРБ. Но сам факт! Хотя лезвия и были жутким дефицитом – пришлось заказывать у афганцев, те вообще все могли достать, однако стоят ли они такого насилия?

На некоторое время пробивание фанеры принесло свои плоды. Адольфо понял, что брать предметы личной гигиены нельзя. Некоторое время было все хорошо, но под Новый год эта су… эта невинная жертва геноцида забухала. Потом я уже узнал, что Адик провел в общей сложности год в наркодиспансере и примерно столько же в дурке, поскольку добухался до белочки. Или кто там у них является в подобном состоянии? Ктулху? Надо будет у Петра Алексеевича спросить. Какая-то падла дала Адику алкоголь из чисто расистских побуждений, и афрососед ушел в глухой запой. Сначала я с пониманием отнесся к подобной ситуации. Бухой нег… африканец, конечно, тот еще подарочек, но ситуация-то житейская. Но потом Адика начало глючить. Он в одних носках стал бегать ночью по коридору в общаге, ломиться к девочкам, и мне пришлось его серьезно от…

Обратился к землякам Адольфо. Пришли четыре здоровых нег... африканца и отпи...ли товарища. Мне сказали, что если че, то стесняться не надо. Я и не стеснялся, поскольку тогда еще не знал, к чему все может привести. Когда Адик вскакивал посреди ночи и замирал около койки в позе богомола, то наловчился с одного удара укладывать его обратно

Вообще не помогло, поскольку это жив… жертва расистских предрассудков с утра ничего не помнила. Очень прикольно выглядят фингалы у африканцев. Пепельного цвета. Но все без толку. Утром, когда я иду на пары, Адик пребывает в сумрачном состоянии. Завернется в одеяло и лежит. Когда возвращаюсь – в дрова. Еще хорошо, если лежит. Однажды заснул с бычком, поджег ватное одеяло и так и спал до приезда пожарных. Те выбили дверь, облили все какой-то пеной с дерьмом и ушли. Типа бухие африканцы вообще не в их компетенции. Дурдом. Пришлось принимать меры. Порасспрашивал и выяснил, что Адольфо – какой-то военный, который получает пенсию в размере 120 долларов. Огромные по тем временам деньги.

Эти средства он пробухивает с алкашами на районе. Те уже знают, когда у него перевод, и заранее втягивают его в попойку. С алкашами поговорил, у Адика изъял всю оставшуюся наличность. Выдал пару рублей на «Бухенвальд». Вечером он опять нажрался. Дал пятьдесят копеек. Эффект тот же. Как?!!

Обратился к землякам Адольфо. Пришли четыре здоровых нег... африканца и отпи...ли товарища. Мне сказали, что если че, то стесняться не надо. Я и не стеснялся, поскольку тогда еще не знал, к чему все может привести. Когда Адик вскакивал посреди ночи и замирал около койки в позе богомола, то наловчился с одного удара укладывать его обратно. А потом он начал выть… Тут уж никакое землячество не поможет. Вызвал дурку. Приехали два здоровых санитара в шинелях, накинутых поверх халатов. Адик лежал в традиционной позе и подвывал. Главное, его сразу узнали. «О, – говорят, – Адольфо! Опять добухался». Однако забирать отказались, поскольку он пьян. Вот когда протрезвеет, тогда и звоните.

Так ведь он никогда, с...ка, не трезвеет! Пришлось оставаться с ним в общаге. Следить. Кормить. Корректировать девиантное поведение. Опять вызвал его земляков. Должен заметить, даже по моим меркам они его жестковато отделали. Адик три дня лежал. Потом встал и приготовил плов. И как будто человека подменили. Даже извинялся за неудобства. И еще притащил упаковку баночного пива «Хайнекен». Страшная редкость. Я вообще баночки лишь в кино видел. Сам он пить не стал. Лишь сидел рядом, вздыхая и перебирая рис…

Как ты там, Адольфо?