Мир внимательно следит за тем, как две системы – политический и либеральный капитализм, децентрализованный авторитаризм и федерализм – реагируют на один и тот же кризис. Пока политический капитализм побеждает. Но звёздный час советского спутника, который позволил СССР развиваться, опережая США на шаг в важнейшей технологической области, оказался мимолётным, таковым сегодняшний момент подъёма может оказаться и у Китая, если другая сторона решит воспользоваться своими значительными преимуществами.
Когда в октябре 1957 г. Советский Союз запустил первый в мире искусственный спутник Земли, Вашингтон, наконец, осознал, что тот является не только грозным идеологическим противником, но и серьёзным соперником в военно-технологической области. Спутник ненадолго позволил СССР развиваться, опережая США на шаг в важнейшей технологической области, что имело огромные последствия для его способности общаться с миром и быть готовым к войне.
Спутник изменил не только то, как Соединённые Штаты воспринимали Советский Союз, но и то, как они понимали собственные приоритеты. В ответ на советские достижения США инвестировали в космические технологии и стремились лучше понять (и подорвать) коммунистическую идеологию. Университеты расширили программы изучения русского языка. В итоге примерно три десятилетия спустя модернизированная американская версия «спутника», Стратегическая оборонная инициатива, по общему мнению, способствовала распаду Советского Союза и концу коммунизма – своего рода историческая ирония, «момент спутника», вернувшийся бумерангом.
Пандемия COVID-19 может быть таким неожиданным «моментом спутника» Китая. Благодаря быстрому и эффективному реагированию на пандемию, осознанию того, насколько мир зависит от китайского производства медицинской техники, и очевидной необходимости оживления своей экономики, КНР продемонстрировала двухпартийной американской элите и мировой общественности свою зрелость. Взгляд на Китай в Соединённых Штатах и мире после этого кризиса уже никогда не будет таким, как раньше.
Различие реакций США и КНР на угрозу пандемии привело к тому, что конкуренция политических систем двух стран резко обострилась. Две сверхдержавы уже соперничали за глобальное влияние, так что сравнительный успех одной системы над другой нельзя считать малосущественным вопросом. Китайский и американский подходы к рынку описываются через призму политического и либерального капитализма, соответственно. Каждый из них проявил свои сильные и слабые стороны в нынешнем суровом испытании.
Самым большим преимуществом китайского правительства в управлении кризисом была централизация его власти и способность контролировать огромные ресурсы. Благодаря этой вертикальной структуре Китай смог чрезвычайно быстро навязать драконовскую политику и переместить ресурсы (включая человеческие – врачей и медсестёр) в области, где они были наиболее необходимы. Без этих мер Китай не смог бы достичь таких выдающихся результатов: в Шанхае, городе с населением в 24 миллиона человек, смертность осталась в границах двухзначного числа, а Ухань всего через три месяца после введения карантина – практически освобождена от вируса.
Но централизованная политическая система также имеет свои уязвимые места. Экономист Сюй Чэнган описал китайскую систему как систему регионального децентрализованного авторитаризма, в которой власти провинций обладают широкими полномочиями, если используют их для достижения целей, определённых центром. Приоритеты центрального правительства включают максимизацию экономического роста, привлечение иностранных инвесторов и иногда – контроль за загрязнением окружающей среды. Эта система эффективна в том смысле, что позволяет провинциальным и местным властям осуществлять эти задачи, используя те средства, которые они лучше всего знают и считают наиболее подходящими. Но центральная власть вознаграждает местную в зависимости от того, как она воспринимает своё управление, поэтому у местных властей также есть стимул скрывать нежелательные события.
Роковая реакция местных властей провинции Хубэй на первые случаи COVID-19 не была аномалией, но являлась неотъемлемой частью китайской системы регионального децентрализованного авторитаризма. Они реагировали нерешительно и даже отказывались действовать, потому что не хотели создавать впечатление отсутствия контроля или дурного управления. В центр передавали как можно меньше информации о непонятной инфекции, даже когда пандемия уже началась. И истина открылась только тогда, когда проблема стала слишком очевидной, чтобы её скрывать. В этот момент центральное правительство Китая отреагировало с такой эффективностью и профессионализмом, что это позволило компенсировать некоторые потерянные позиции.
Американская же политическая система отреагировала на этот вирус совершенно противоположным образом. Центральные власти – федеральное правительство США и его ведомства – показали себя образцами абсолютного беспорядка и дилетантства. В самом начале распространения пандемии федеральное правительство как агент реагирования практически полностью отсутствовало, и в таком качестве оно так или иначе и осталось. Но американский федерализм отводит штатам роль, которая помогла компенсировать слабость центра.
Когда федеральное правительство, поглощённое бессмысленными пресс-конференциями, ретировалось, управление кризисом взяли на себя штаты. При этом они продемонстрировали реальную силу и устойчивость федерализма, который, в отличие от «регионального децентрализованного авторитаризма», передает штатам реальные полномочия, даже если местные власти могут противоречить федеральным приоритетам. Штаты по-разному принимали меры социального дистанцирования, отдавали приказы о закрытии публичных пространств, укрепляли систему здравоохранения, закупали средства индивидуальной защиты для врачей и медсестер и разрабатывали собственные режимы тестирования и отслеживания контактов. Некоторые из них приняли эти меры даже вопреки рекомендациям или графику, опубликованным федеральным правительством.
Ещё предстоит выяснить, сможет ли только устойчивость американского федерализма преодолеть эту пандемию или же какофония подходов и приоритетов между штатами способствует её продолжению. Природа заражения такова, что в такой интегрированной стране, как Соединённые Штаты, оптимальные усилия одного штата могут быть подорваны ошибочными решениями или безответственным поведением соседей.
Мир внимательно следит за тем, как две системы – политический и либеральный капитализм, децентрализованный авторитаризм и федерализм – реагируют на один и тот же кризис.
Многие игнорируют проблему происхождения кризиса и будут благосклонно сравнивать китайскую реакцию с американской. Китай, в конце концов, возвращается к нормальной жизни, которая вызывает зависть и томление: компании возвращаются к работе, розничные магазины открываются, расслабленные посетители Starbucks потягивают кофе.
Пока политический капитализм побеждает. Но звёздный час советского спутника оказался мимолётным, таковым он может оказаться и у Китая, если другая сторона решит воспользоваться своими значительными преимуществами, среди которых гибкость принятия решений, подотчётность местных органов власти и прозрачность. Последнее проявляется, например, в том, что американцы имеют доступ к альтернативной статистике потерь от вируса, тогда как в Китае существует только одна, и та сомнительная по своей достоверности. Преимущества США точно соответствуют различиям во внутренней организации двух стран. Принципиальным является то, являются ли полномочия штатов или провинций дарованными из центра либо они принадлежат им изначально как административным единицам второго уровня. А это различие, в свою очередь, вытекает из определяющих особенностей политического и либерального капитализма. Гонка между Соединёнными Штатами и Китаем, а также между двумя видами капитализма, была только намечена до кризиса, но именно теперь она получила настоящее развитие.
