Пандемию коронавируса уже сравнивают то с падением Берлинской стены, то с крахом «Леман Бразерс», то есть с событиями, резко переформатировавшими современный мир. Такие сравнения, конечно, условны и не всегда корректны, но суть понятна: пандемия уже привела к таким изменениям в мире (и глобально-политическим, и экономическим и чисто бытовым), что вполне может претендовать на позицию одного из важнейших в письменной истории человечества событий. Где-то между «черной смертью» XIV века и нашествием гуннов Аттилы.
Гунны открыли варварским племенам путь на земли Римской империи, что в итоге и привело к созданию национальных европейских государств. А «черная смерть» выкосила 60% населения Европы, что создало в некоторых странах свободный рынок труда, а это по факту отменило крепостное право. Так что своим «свободолюбивым» характером западноевропейские народы обязаны чуме. Вот и коронавирус уже сейчас имеет все шансы за считаные месяцы переформатировать всю мировую экономику, отменить старые политические тенденции и создать новые, а также кое-что подправить в психологии целого поколения. И, возможно, даже изменить вектор развития мировой науки.
Национальное государство возвращается. Но не везде и по частям. Различные самобытные модели государственного устройства продемонстрировали разную степень эффективности в деле защиты своих граждан. Но бросается в глаза тот факт, что связана эта степень эффективности не с политическим устройством, а с менталитетом. Культура и история в очередной раз оказались важнее юриспруденции. Нет никаких оснований утверждать, что якобы тоталитарные или популистские государства оказались эффективней условных «демократий». Южная Корея и Япония политически устроены по западному образцу, но оказали решительное сопротивление коронавирусу за счет дальневосточной дисциплинированности и мобилизационной модели мышления. А такие же демократические Италия и Испания развлекали человечество пением песен с балконов.
Безусловно, в ближайшие несколько лет в Европе будет актуален тренд на усиление роли национального государства и сокращение полномочий Евросоюза. Через пять–шесть лет Евросоюз наверняка вернет себе потерянное, но на новых избирательных циклах все больше голосов будут забирать национально ориентированные партии и лидеры, что в конечном итоге приведет к возрождению национальных государств при каком-то внешнем сохранении «общеевропейской надстройки». В этом смысле возможно усиление вообще международной роли отдельных европейских государств. У Европы может появиться «голос» (вернее, «голоса»), и ее перестанут воспринимать как «сборище музеев».
Все это никак не затронет Соединенные Штаты, которые еще дальше продвинутся по пути к изоляционизму. Да и внутри Штатов вряд ли пройдут какие-то кардинальные изменения. Ничто и никогда не заставит американцев создать национальную систему здравоохранения. Они скорее вымрут, чем позволят государству их бесплатно лечить. То же самое и с социальной системой, которой нет по той же самой идеологической причине. Тут никакого «усиления государства» не произойдет. Принципиальное нежелание контактировать с государством принимает там такие причудливые формы.
Единственное, что сейчас привязывает США к остальному миру, – это сверхсложные производственные и логистические цепочки, а они-то как раз и рухнут первыми, как только все начнут отходить от коронавируса. Они, собственно, уже рушатся, хотя Китай активно этому противится. Следовательно,
глобальная экономика будет радикально переформатирована. Эти самые пресловутые производственные цепочки, замыкающиеся на Китай, – сейчас единственная тема, обсуждаемая в американских академических think-tank. При этом предполагается, что сами крупные корпорации без приказа правительства начнут сворачивать производство в Китае и Юго-Восточной Азии в целом, в том числе и из-за роста заработной платы. А если производство начнет возвращаться «на родину», постепенно будет рушиться и вся система глобальной экономики. А это потянет за собой кризис финансового доверия, биржевые крахи, рост безработицы и падение доходов в странах третьего мира, следовательно, наступит эпоха нестабильности. В общем, ничего хорошего.
Новая же экономическая система будет сильно смахивать на средневековый меркантилизм, только с айфонами и смузи. Словесная война между США и Китаем только усилится, что само по себе будет плодить нестабильность. Торговые войны станут нормой, поскольку усилившиеся государства будут защищать собственных производителей (они создают рабочие места). При этом возможен локальный экономический рост за счет «новой индустриализации» как результата переформатирования производственных цепочек.
Конфликты никуда не денутся. Но станут циничней. Еще ни одна эпидемия или стихийное бедствие не приводили к прекращению конфликтов между государствами или народами. Весь комплекс внешнеполитических проблем сохранится в полном объеме и даже расширится за счет появления новых зон нестабильности в Азии. Ситуация может стать только прозрачней, поскольку новое перераспределение ресурсов позволит начинать военные действия под простым лозунгом «хочу эту шахту, она мне нужна», а не прикрывать всю это историю сложными легендами про «демократию» и «спасение страдающего народа от тирана». В конце концов, Троянская война тоже не из-за Елены Прекрасной на самом деле началась. И очень жаль Африку с ее редкоземельными элементами. Вот кому достанется-то.
Но это самая очевидная часть изменений, которые породит на планете коронавирус. Та, что можно потрогать руками. Однако еще более важны перемены в массовой психологии и в поведении элитарных групп общества, поскольку именно такие сдвиги задают тенденции не на несколько лет, а примерно на 30–40, то есть на активную жизнь поколения.
Наука изменится в сторону стратегических и ранее непопулярных из-за неприбыльности отраслей. Страсть американцев к комфорту – одна из основных черт национального характера. В научном плане это привело к тому, что миллионы и миллионы талантливых ученых и инженеров десятилетиями (а по сути – весь ХХ век) разрабатывают новые модели стиральной машины. Чтоб еще пела и плясала. Они заняты в прибыльных отраслях промышленности вместо того, чтобы заниматься фундаментальной наукой. Этот тренд со временем стал мировым. И если бы не этот перекос на рынке труда ученых и инженеров, давно бы уже на Марсе яблони цвели.
Коронавирус наверняка поспособствует тому, что внимание будет частично все-таки переключено на фундаментальную науку, и не только медицинскую. Человечество задумается о своем будущем не только в плане новой модели пылесоса, но и в плане подзабытой науки футуристики. Больше внимания будет уделено не только микробиологии и искусственному интеллекту, но и классической физике, космонавтике, теории сверхпроводимости и прочим ранее «непрестижным» отраслям. К тому же повысится и общий престиж научной работы.
С другой стороны, ни один мировой think-tank не смог спрогнозировать пандемию. И не смог выработать всеохватывающую стратегию борьбы с ним. Мировая гуманитарная наука (особенно англосаксонская) показала, что не умеет анализировать информацию, а только плодит идеологию, что твой Суслов. Но идеология в эпоху конфликтов будет востребована даже больше, чем информация.
Образ жизни изменится. Поколение миллениалов навязало всем остальным новые потребительские стандарты и своеобразный способ мышления, основанный на недостатке образования и точных данных. Сформировавшаяся за последние 20 лет бурного развития интернета система взглядов отрицает привязанность к месту и времени. Миллениалы живут в кредит на съемных квартирах, ездят на каршеринге, едят фаст-фуд, работают в коворкингах, а все зарабатываемое вкладывают в путешествия. Они ни к чему не привязаны, у них нет ничего своего и в собственности. Они эту собственность даже не создают, а только самовыражаются. Их главная цель – коллекционирование собственных эмоций и впечатлений. В результате такой манеры бытового экономического поведения, кстати, стала мутировать и сама экономика. И пока что самый крупный ущерб от пандемии понесла именно «индустрия эмоций» – туризм. Оказывается, ужас сколько народу одновременно шатается по миру с целью сделать селфи. И разносит вирус.
А это значит, что для массовой психологии коронавирус даром не пройдет. Пандемия – это не увлекательное приключение, а реальная смерть. В некоторых уютных европейских странах (не будем показывать пальцем) городские кладбища закончились. Отрезвлением для целого поколения будет отказ от гипертрофированного нарциссизма, основанного на возможности любого индивидуума безнаказанно высказать свое мнение по любому вопросу в интернете и быть уверенным в том, что его мнение важно и интересно. Кроме того, будет поколеблена зацикленность на собственных эмоциях и впечатлениях. Помогать соседской старушке в условиях карантина нужно не для того, чтобы затем селфи с ней в соцсетях выложить, а потому что старушка просто может с голода умереть. Все это теоретически может, условно говоря, «вкрутить мозги» целому поколению индивидуалистов и нарциссов. Коронавирус в качестве коллективного «отцовского ремня».
Очень сильно пострадает так называемое гражданское общество. Это только на первый взгляд кажется, что коронавирус идет ему на пользу. Взаимовыручка, «триста способов пережить карантин в инстаграме» и все тому подобное. На самом деле человек с разумным и критическим умом на фоне смертей и ужаса быстро понимает, все прежние веселые «активности» были чушью собачьей. Вот все это хождение под дождем с Гретой Тунберг, обмазывание себя краской или оголение в публичных местах ради спасения тропических лесов. Соответственно, разумные люди пересмотрят и сами концепции, и предположения, ради которых кто-то очень социально активный мазался краской и оголялся.
От коронавируса спасают уставшие и хмурые люди в защитных костюмах, врачи, военные, администраторы, строители госпиталей, политики, а «гражданские активисты» куда-то попрятались. И тропические леса спасают взрослые дяди в хороших костюмах, а голые придурки, обмазанные краской, им только мешают. Это осознание может нанести непоправимый ущерб модным экологическим тенденциям и вообще прикрыть тему использования подростковой уличной активности в коммерческих целях.
Пройдет лет 20–25, и нынешние миллениалы войдут в «возраст власти». Именно они будут определять тенденции развития обществ, государств, науки, культуры. Управлять всем этим. Они станут доминирующим поколением на планете, и какие уроки они вынесут из пандемии – самый главный вопрос истории. Даже переформатирование экономики и возможные последствия для «цифрового мира» (тоже отдельная тема) не так важны, как это. С экономикой и политикой все-таки справляться придется людям постарше. А вот перспектива очень важна. И коронавирус будет главным «приключением» в их жизни. Главным опытом по-настоящему экстремальной ситуации.
* * *
Некоторые «физические» тенденции типа возрождения роли национальных государств и национального самосознания очевидны уже сейчас. А психологические последствия посттравматического синдрома можно будет с некоторой опаской оценить только к осени. Да и то с погрешностью, потому что после «победы над коронавирусом» наверняка наступит период эйфории. Все начнут целоваться, обниматься и делать селфи, породив тем самым вторую волну эпидемии. И вот только потом настанет время приоткрыть дверь в детскую и спросить: как вы там, ребята? Что думаете насчет будущего человечества? И успокоено выдохнуть, услышав ответ.
