Если среди множества самых разнообразных военно-политических столкновений нашего времени попытаться выявить «образцово-показательный» конфликт XXI века, своего рода классическую геополитическую шахматную партию начала столетия, то, вероятно, таким конфликтом окажется гражданская война в Ливии. Эта война долгое время оставалась в тени более разрушительного и более центрального для Ближнего Востока сирийского противостояния, но в последнее время Ливия заметно потеснила Сирию на страницах газет, на экранах телевизоров и в повестках дня лидеров великих держав.
Дебют нового века
Какие новые особенности конфликтов XXI века проявляются сегодня в Ливии?
Во-первых, ливийская война кажется бесконечной. Она длится уже девять лет — почти столько же, сколько длились обе мировые войны прошлого столетия, вместе взятые. При том, что, в отличие от войны в Сирии, никакой усталости от боевых действий и тенденции к затуханию военного противостояния в Ливии пока не наблюдается. Только последнее обострение, начавшееся в середине 2019 г., унесло жизни более трех тысяч человек и добавило к общему числу внутренних беженцев еще двести тысяч (не будем забывать, что общая численность населения страны составляет всего около 7 миллионов).
Более того, сохраняются предпосылки для дальнейшей эскалации, особенно с учетом возможности прямого вовлечения в конфликт вооруженных сил Турции. В отличие от не слишком богатой природными ресурсами Сирии или нищего Йемена, Ливия очень богата нефтью и газом, а значит, в стране всегда найдутся средства для закупок оружия и оплату услуг наемников — как местных, так и иностранных.
Во-вторых, хотя речь вроде бы идет о гражданской войне, все хорошо понимают, что на кону не только судьба самой Ливии. Дальнейший ход и вероятный исход конфликта во многом определят геополитический баланс в Восточном Средиземноморье, окажут глубокое влияние на обстановку во всем Магрибе, да и в Сахеле тоже, существенно осложнят или, напротив, облегчат ситуацию с беженцами и вынужденными мигрантами в Южной Европе. В Ливии воюют исламские радикалы из сирийского Идлиба и из других стран Ближнего Востока и Северной Африки, а сама Ливия является потенциальным ведущим поставщиком экстремистских групп для соседних африканских государств (например, для Египта) и, возможно, международных террористов для Европы.
Гражданская война в Ливии — это и флуктуации мировых цен на углеводороды, и сдвиги в географии перемещения радикальных исламистов, и динамика рынков вооружений, и многие другие региональные и даже глобальные последствия разных масштабов и разной длительности. Поэтому совершенно не случайно то, что в ливийский водоворот оказались втянуты многие региональные и нерегиональные державы, а события в Ливии и вокруг нее стали классическим примером такого специфического для нынешнего столетия явления как «интернационализация гражданских войн».
В-третьих, конфликт в Ливии отражает очень характерное для XXI века противопоставление демократии и порядка. Если Правительство национального согласия (ПНС), возглавляемое Фаизом Сараджем, претендует на следование демократическим процедурам и взаимодействие с максимально широким спектром политических сил в стране, включая и самые радикальные, то основные противники Сараджа — Халифа Хафтар и его Ливийская национальная армия (ЛНА) — считаются более последовательными и более эффективными борцами с исламскими террористами. Что более перспективно для будущего ливийской государственности — максимально широкое политическое представительство или жесткое авторитарное правление — вопрос остается открытым.
В-четвертых, ливийская ситуация категорически не вписывается в унаследованную от ХХ века привычную систему геополитических координат. В этом конфликте Соединенные Штаты противостоят Турции, своему стратегическому партнеру по Североатлантическому альянсу. Позиции Франции существенно расходятся с позициями соседней Италии, а ведущие страны Залива — Катар, Саудовская Аравия и ОАЭ — оказались на разных сторонах конфликта. Конфессиональный фактор используется обеими сторонами: поддерживая правительство в Триполи, Турция пытается укрепить свои позиции как безусловного лидера исламского мира, в то время как многие племенные группировки на востоке и юге Ливии призывают к джихаду против «второго издания турецкого колониализма».
Для России ливийский конфликт также имеет свои уникальные особенности. С одной стороны, с 2011 г. ссылка на трагические события в Ливии — один из неизменных и отнюдь не безосновательных аргументов Москвы, подтверждающих двойные стандарты, лицемерие и политическую близорукость Запада. С другой стороны, в отличие от ситуации в Сирии, Россия не является главным внешним игроком в ливийском конфликте и не несет сопоставимую ответственность за будущее этой страны.
Если в Сирии для Москвы на первом плане оказываются геополитические и военно-стратегические соображения, то в Ливии, насколько можно судить, более видное место занимают конкретные экономические интересы. Если в Сирии Москва делает ставку на победу Дамаска во главе с Башаром Асадом, то в Ливии она не без успеха лавирует между Триполи и Тобруком, сохраняя партнерские отношения как с ПНС, так и ЛНА. Добавим, что, хотя Россия официально вообще никак не участвует в ливийском конфликте, однако противостоящие силы и многие внешние игроки настойчиво пытаются перетянуть Москву на свою сторону.
Берлинский миттельшпиль
Коль скоро мы имеем дело с конфликтом нового столетия, то и алгоритмы его решения должны быть иными. Состоявшаяся 19 января 2020 г. международная конференция по Ливии в Берлине стала уникальным событием в истории международного сотрудничества по урегулированию региональных кризисов. Достаточно перечислить ее участников, многие из которых были представлены на высшем уровне: Германия, Россия, США, Великобритания, Франция, Италия, Китай, Турция, Египет, ОАЭ, Алжир, Республика Конго, а также ООН, Европейский союз, Лига арабских государств и Организация африканского единства. Берлинцы очень давно не видели столь масштабного события в столице Германии, а канцлер Ангела Меркель давно не получала столько комплиментов в свой адрес.
Стоит отдать должное участникам берлинской встречи — они пытались не только сформулировать новые алгоритмы решения ливийской головоломки, но и найти для них максимально конкретное практическое воплощение. Например, для всех было ясно, что ливийский кризис не может быть завершен каким-то одним «мирным договором», подписанным на международной конференции типа Версальской или Потсдамской. Скорее, речь должна идти о некоторой последовательности весьма скромных, но конкретных шагов в направлении де-эскалации, а далее — в направлении национального примирения и постконфликтного восстановления. Отсюда — вполне логичное решение разбить процесс ливийского урегулирования на шесть «корзин», (прекращение огня, выполнение оружейного эмбарго, политический процесс, реформа сектора безопасности, экономическая реформа, а также соблюдение норм гуманитарного права и прав человека).
В Берлине де-факто согласились и с тем, что международное сообщество не располагает необходимым единодушием и политической волей для того, чтобы «навязать мир» сторонам конфликта. Ни о какой масштабной миротворческой операции под эгидой ООН или иной международной организации (ОАЭ? НАТО? ЛАГ? ЕС?) в Ливии сегодня не может быть и речи. Тем более не было готовности делегировать такую операцию вооруженным силам Турции, поскольку трудно рассчитывать на полную беспристрастность и политическую нейтральность Анкары в ливийском вопросе. А без такой операции повисает в воздухе вопрос о разоружении нерегулярных военных формирований и решительном пресечении попыток нарушить договоренности о прекращении огня, не говоря уже о защите базовых прав человека или о мониторинге будущих выборов.
Соответственно, ближайшая практическая задача, стоящая перед внешними игроками, заключается не столько в том, чтобы загасить ливийский костер, сколько в том, чтобы не подбрасывать в этот костер дров. А дровами могут оказаться и «серые» поставки оружия, и деятельность военных советников, и направление воинских контингентов, и усилия по укреплению международного статуса одной из сторон в конфликте за счет другой стороны. В Берлине был сделан первый шаг к решению этой задачи — участники конференции согласились с необходимостью воздержаться от внешнего вмешательства в ливийские дела. Но вопросы о выводе иностранных войск и наемников частных компаний, которые уже находятся в Ливии и участвуют в боевых действиях, пока повис в воздухе. Как, впрочем, и не менее деликатный вопрос о международных санкциях за нарушение оружейного эмбарго.
Помимо всего прочего, конференция в Берлине в очередной раз подтвердила незаменимость Организации Объединенных Наций, которая остается единственным легитимным и приемлемым для всех механизмом внешнего воздействия на ситуацию внутри страны. Никакие «коалиции согласных» (Coalitions of the Willing) не могут считаться адекватной заменой ООН в лице ее Совета Безопасности и специальных представителей.
Наконец, дискуссии в Берлине показали, что разрешение региональных конфликтов сегодня нельзя отделить от общего политического контекста, в котором действуют основные внешние игроки. Трудно договариваться по Ливии и продолжать противостояние в Сирии, сотрудничать в Йемене и принципиально расходиться относительно Ирана. Для разрешения ливийского конфликта нужен новый уровень доверия между великими державами, новые каналы коммуникации на разных уровнях и новое понимание общности не только тактических и ситуативных, но также стратегических и долгосрочных интересов. К сожалению, пока эти условия не созданы.
Каким будет эндшпиль?
Итоги Берлинской конференции по Ливии уже породили поток критических комментариев со стороны многочисленных скептиков. Действительно, утверждать о состоявшемся прорыве в разрешении ливийского кризиса было бы, как минимум, преждевременно. Соглашение о прекращении огня не было подписано, противостояние сил Фаиза Сараджа и Халифы Хафтара продолжается. Официально ни первый, ни второй не были даже участниками берлинской встречи и не подписали заключительного документа, хотя и неформально согласились назначить представителей для участия в работе двусторонней военной комиссии, которая может собраться в Женеве уже в конце января для обсуждения модальностей прекращения огня.
Сблизить нынешние взгляды двух сторон на урегулирование конфликта будет очень непросто даже при наличии консенсуса между внешними игроками. Если в Триполи настаивают на полной эвакуации сил Хафтара из всей западной Ливии в качестве предварительного условия прекращения огня, то в Тобруке никакую эвакуацию обсуждать не готовы и, более того, фактически сводят вопрос о прекращении огня к переговорам об условиях военной капитуляции сил Сараджа и о создании нового правительства под контролем Тобрука. Для придания своей позиции большей убедительности, маршал Хафтар практически полностью блокировал всю ливийскую инфраструктуру, связанную с добычей и экспортом нефти — основного источника национального благосостояния, тем самым наглядно показав, «кто в доме хозяин».
«Берлинский консенсус» между главными внешними участниками ливийского кризиса также остается крайне хрупким и может рухнуть в любой момент. Соблазн обеспечить своим политическим протеже в Ливии наилучшие условия для переговоров в Женеве путем оказания дополнительной военной поддержки может перевесить намерение выполнять условия оружейного эмбарго и договоренности о невмешательстве. Каждый из внешних игроков имеет основания подозревать остальных в двойной игре и в готовности под любым благовидным предлогом ревизовать берлинские договоренности в свою пользу. Тот факт, что президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган демонстративно не стал оставаться на заключительный ужин участников берлинской конференции, красноречиво свидетельствует о той напряженной атмосфере, в которой проходили обсуждения.
Именно поэтому так важно закрепить достигнутое в Берлине взаимопонимание внешних игроков принятием соответствующей резолюции Совета Безопасности ООН. Основные положения этой резолюции очевидны: немедленное прекращение огня, принципиальный отказ сторон разрешить конфликт военными средствами, начало переговоров о будущем политическом устройстве страны. Переговоры о ливийском политическом транзите, по всей видимости, будут не менее сложными и временами не менее разочаровывающими, чем переговоры о политическом транзите в Сирии. Собственно, уже первые попытки создания ливийского аналога сирийского Конституционного комитета говорят о том, что даже согласование первоначального состава такого органа потребует немало времени, настойчивости и дипломатического мастерства.
К сожалению, возобновление активных боевых действий с многочисленными жертвами и новыми потоками беженцев выглядит более чем реальной перспективой. Внутренний потенциал гражданской войны далеко не исчерпан, и даже в самых оптимистических сценариях развития событий следует предусмотреть многочисленные нарушения режима прекращения огня и периодические провокации с той или другой стороны.
Однако если взаимопонимание внешних игроков, обозначившееся в Берлине, приобретет вид конкретных договоренностей по ужесточению режима оружейного эмбарго и минимизации внешнего вмешательства в ливийскую гражданскую войну с помощью соответствующих механизмов СБ ООН, то новая вспышка насилия, даже если она и состоится, неизбежно быстро затухнет без масштабной внешней подпитки. И мы окажемся ближе к разрешению конфликта, чем были на протяжении всех девяти долгих лет ливийского кризиса. И чуть дальше от перспективы неконтролируемой эскалации, чем мы были всего неделю назад.
