В канун 75-летия освобождения концлагеря и V Всемирного форума памяти Холокоста ветеран ВОВ Иван Мартынушкин рассказал «КП», как и почему поляки любили и разлюбили спасших их красноармейцев, и что с этим делать.
18 января Ивану Степановичу Мартынушкину исполнилось 96 лет. Но в это невозможно поверить. Такой энергии, такому острому уму, живому интересу ко всему и отличной физической форме могут завидовать люди на полвека моложе. Он был бы готов даже по традиции отправиться в январе на торжества в Польшу, если бы тамошние власти не сотворили сейчас то, что сотворили...
18 января Ивану Степановичу Мартынушкину исполнилось 96 лет. Фото: Елена Чинкова
«ДО СИХ ПОР СНИТСЯ, ЧТО В БОЮ АВТОМАТ НЕ СТРЕЛЯЕТ»
- Иван Степанович, где вас застала война?
- Я был в деревне и мне еще не исполнилось 18 лет. Но к концу сентября стали брать ребят моего возраста. Тетя собрала мне котомку, и я пошел 15 км до военкомата. Для деревенских такие расстояния привычны. Там мне сказали: твой возраст не подходит, тем более ты не наш (я числился в московском военкомате), возвращайся домой и жди, когда за тобой приедут. Я отказался, сел на поезд до Рязани и явился в сборный пункт.
Завезли нас не к фронту, а на крайнюю точку Дальнего Востока, озеро Ханка. Там я учился в школе связи, потом мне предложили пойти в танковое училище. До войны-то я ходил в московский аэроклуб - тогда все ребята хотели стать летчиками, и не в последнюю очередь из-за красивой формы. Теперь же согласился в танковое. Нас зачислили в карантин, а ночью шум, грохот...Утром училища уже нет! Тогда была очень тяжелая обстановка под Москвой и, видимо, его целиком за ночь погрузили и отправили к столице.
А нам сказали: либо возвращаетесь в свою часть, либо в пулеметно-минометное училище в Хабаровск. Я выбрал второй путь. После училища меня направили в Сибирский военный округ, а в сентябре 1943 года я попал на фронт. Нас готовили к форсированию Днепра. Мы прибыли в Киев, когда он был уже взят. Город горел, шла стрельба...
Иван Степанович Мартынушкин был готов по традиции отправиться на памятные торжества в Польшу. Фото: Елена ЧИНКОВА
- Ваше само страшное воспоминание о войне?
- Командир нашей дивизии написал мемуары «Из боя в бой». Начиная от Днепра и кончая Чехословакией, мы продвигались пешком, ползком, где-то бегом. Выделить что-то из огромной цепочки постоянных боев и смерти трудно. Все, что можно было испытать, мы испытали. Однажды около нас бухнула бомба и ушла в болото, мы попадали, лежим и ждем, когда она рванет. А она не рванула! Таких моментов было много. А самый запомнившийся - это мой первый бой под Житомиром. Я был командиром пулеметного взвода, в качестве личного оружия при мне был карабин. Мы шли в атаку, и в какой-то момент я бросил свой карабин, забрав у лежавшего раненого солдата автомат. Видим, как из деревни выбегают полураздетые немцы. Я пытаюсь стрелять, а автомат не дает выстрел. Мне до сих пор снятся сны, что на меня нападают, я хватаюсь за оружие, нажимаю и ничего не получается, сердце сжимается. В таком состоянии и просыпаюсь...
Ежели говорить о тяжелых моментах, то вспоминается дорога на фронт, когда я проезжал оккупированные области. Такая разруха! От деревень одни печи. А самое главное - это выходившие на перрон дети. На дворе стоял октябрь, а они босые, в подаренных кем-то телогрейках. Мы отдавали им все, что могли, вплоть до портянок.
Освенцим - Аушвиц - фашистский лагерь смерти на территории Польши - сейчас превращен в мемориал. Фото: EAST NEWS
КАКИМ УВИДЕЛ ЛАГЕРЬ СМЕРТИ
- Как вы освобождали Освенцим? Каким он вам запомнился?
- Мы не знали, что идем освобождать Освенцим. После освобождения Кракова шли бои за села, и немцы страшно сопротивлялись. Мы вышли на огромное поле, полностью огороженное мощным забором из колючей проволоки. Тогда мы и узнали, что это лагерь. Мы выполняли задачу подразделения провести зачистку местности, проверить каждый дом, подвал, погреб.
Во время движения нашей цепи стали замечать и узников. У нас оставалось 20-30 минут, и мы с офицерами зашли в один барак. Возле него стояла группа людей, мы друг друга не поняли, но главное они осознали - пришли освободители. В их глазах была радость. Они показывали на себя и говорили: Hungary. Они оказались из Венгрии.
- Масштаб ужаса тогда не осознали?
- Нет, мы увидели лишь небольшой кусочек этой «фабрики смерти». Заглянули в барак, чувствовали, что в темноте находятся люди. И в таком состоянии, что не могут подняться. Перед нашим приходом всех, кто мог передвигаться, немцы собрали в колонну и погнали вглубь территории к Германии.
Это примерно 8-10 тысяч узников. Тот поход прозвали «маршем смерти». А о масштабе лагеря мы все узнали из материалов комиссии для Нюрнбергского процесса. Это был шок. Тогда я, в частности, узнал, что в октябре туда прибыло 15000 наших воинов, на которых немцы впервые испытывали газ «Циклон Б», а к февралю из них осталось 60 человек.
Дети - узники лагеря. Фото: EAST NEWS
ПЕРЕД ПОЛЬШЕЙ БЫЛ СПЕЦИНСТРУКТАЖ
- Как поляки встречали красноармейцев?
- Перед Польшей у нас была большая политподготовка, нам разъясняли нашу политику в отношении этой страны. Говорилось, что Польша - это союзник в борьбе с фашистским захватчиком, она сильно пострадала и нуждается в нашей помощи. У каждого солдата спрашивали: что ты будешь говорить при встрече с польским гражданином? Чтобы каждый боец мог разъяснить населению, с какими задачами мы пришли.
Потом уже из мемуаров я узнал, что Сталин предложил написать нормы поведения Красной Армии за рубежом. Они были утверждены Государственным комитетом обороны, спущены фронтам, вокруг этих документов и строилась воспитательная работа. С поляками надо было устанавливать дружественные отношения, никакого насилия и экспроприации.
Вот с таким настроением мы и пришли. Перед нами стояла также задача освободить Краков без разрушений, поэтому авиацию мы не применяли. Известно, что этот город ждала участь взорванной Варшавы. И большую роль в его спасении сыграли в том числе советские разведчики.
Там же произошел один яркий эпизод. Один местный житель мне сказал: «Пан-офицер, у меня немцы забрали пианино. Не могли бы ваши солдаты принести его обратно?». Вот вам и отношение. Хотя поляки тогда подвергались сильной обработке Геббельса: дескать, придут русские, и вы еще наплачетесь.
- Нынешней обработкой Геббельс был бы очень доволен. Что скажете полякам, которые не отмечают 75-летие освобождения Варшавы, не приглашают на памятные торжества в Освенцим президента России, обвиняют СССР в развязывании Второй мировой войны, а современную Россию - в искажении истории?
- Надо знать Польшу. На Ялтинской и Потсдамской конференциях лидеры «большой тройки» очень много говорили о Польше. Рузвельт отмечал: «Польша на протяжении пяти веков - больная голова Европы». А Черчилль в своей книге «Вторая мировая война» потом писал: «Храбрейшими из храбрых слишком часто руководили гнуснейшие из гнусных! И все же всегда существовали две Польши: одна боролась за правду, а другая пресмыкалась в подлости».
Вот это сейчас и происходит. Такая элита... Но я не хочу ничего плохого говорить о народе Польши: до выхода на пенсию я часто общался с поляками, по долгу службы в Совете экономической взаимопомощи я много туда ездил, и никаких выпадов никогда не было. А международные песенные фестивали в Сопоте были целым явлением, поляки с удовольствием исполняли наши песни.
- А сейчас запрещают петь «Темную ночь»...
- В 1957 году я приезжал туда с выставкой по мирному атому. Только что затих Будапешт, у резиденции министра обороны Рокоссовского польская молодежь устроила протесты. Но все равно нас встретили нормально. А ведущий концерта, помню, сказал: «Мы отдали Советскому Союзу Рокоссовского, а он нам - пшеницу». Мы ведь поставляли Польше продовольствие, строительные материалы и многое другое.
Красноармейцы освобождают узников Освенцима. Фото: EAST NEWS
КАК КЛАНЯЛИСЬ ПУТИНУ
- На 60-летие освобождения Освенцима вы летали вместе с Владимиром Путиным. 15 лет назад все было еще достойно?
- Да, съехалось более 40 лидеров государств, все было очень торжественно. Тогдашний польский президент Александр Квасьневский наградил ветеранов орденами, кланялся Путину за освобождение страны и сохранение Кракова, отдавал должное погибшим красноармейцам (а это 600 000 человек).
Это было не какое-то казенное мероприятие: артисты читали письма узников, пели военные песни, обстановка была очень теплой. А через 5 лет я приехал уже совсем в другую обстановку. Ко мне подошел журналист Euronews с вопросом: «А вы знаете, что польские школьники считают, что Краков и Освенцим освободили американцы?».
Мы удивились: «Не может такого быть!». Он предложил выйти на улицу и проверить. Но мои «опекуны» меня не отпустили из-за сильного мороза, предложив поверить на слово...А потом я это слышал уже сам и от взрослых людей.
Мы ездили снимать документальный фильм об освобождении Кракова, и их невозможно было переубедить. Режиссер тогда выложил спорившим с ним несколько купюр и сказал: ну, мы пойдем работать, а вы пока поищите информацию хоть об одном американце. Когда мы вернулись, они были удивлены результатам. Вот какая там пропаганда.
Я выступал перед главой польского Сейма и руководством Кракова на этот счет. Спрашивал: почему я - освободитель вашего города - слышу такие вещи? В ответ: ну, это не все так думают.
На самом деле, все это идет из 90-х. Правильно, что сейчас Россия рассекречивает документы по Польше. Пришло время расчищать этот мусор.
Освобожденные из немецкого лагеря смерти встречают бойцов Красной Армии. Фото: EAST NEWS
«ПРОСПАЛ ПОБЕДУ В ГОСПИТАЛЕ»
- Где вы встретили День Победы в 45-м?
- В госпитале в Чехословакии. Помню, как гадали с офицерами, когда закончится война. Кто-то считал, что 1 мая, а я ставил на 20 апреля. В итоге в этот день меня ранило и я оказался в госпитале. И мне туда позвонили с вопросом: «Старший лейтенант, а ты знаешь, какое сегодня число? 20 апреля! Для тебя война закончилась».
А в великий день утром начинается такая стрельба (а госпиталь находился в прифронтовой линии), что я достаю из-под подушки пистолет, присматриваюсь из своей мансарды, а тут капитан кричит: «Вылезай, ты проспал Победу!». Мы стали доставать свои запасы и отмечать. Ликование было страшное!
ИЗ ДОСЬЕ "КП":
Иван Степанович МАРТЫНУШКИН родился 18 января 1924 года в селе Пощупово Рязанской области. В 1942 году окончил Хабаровское пулеметно-минометное училище, в 1943 году направлен на фронт. Служил в 1087-м полку 322-й стрелковой дивизии, командир пулеметного взвода. Был в числе освобождавших концлагерь Освенцим. Дважды был ранен. Старший лейтенант в отставке.
После войны работал с командой Курчатова в Комитете атомной энергии под руководством Берия; в Совете экономической взаимопомощи.
Награжден Орденом Красного Знамени, Орденом Отечественной Войны I и II степеней, орденом Красной звезды, наградами за участие в организации создания атомного и водородного щитов СССР и др.
источник
Рейтинг публикации:
|
