|
Китай входит в 2020 год с большими планами и надеждами, с активной внешней политикой. Естественно, нам важно знать и понимать, чем живёт Китай – наш сосед и первая экономика мира? И в чём причина уверенности китайцев в своём будущем? При этом важно не полагаться на мифы, поверхностные стереотипы, тенденциозно подобранные обрывки исторических сведений и идеологически предвзятые трактовки китайской модели, поскольку они могут предопределить ошибочные внешнеполитичекие решения.
Уникальность почти 5000-летней китайской цивилизации – в том, что из всех цивилизаций древнего мира – она единственная, чьё существование можно проследить без обрывов вглубь веков до самых ранних археологических культур в междуречье среднего течения Янцзы и Хуанхэ. Эта преемственность сохранилась и во время маньчжурской династии Цин, которая захватила Пекин в 1644 г. Начиная уже с императора Шэнь-чжу (1662–1722 гг.), императоры династии Цин заговорили по-китайски, а маньчжурский режим стремительно китаизировался.
Маньчжуры полностью сохранили систему управления династии Мин, пригласили китайских учёных на государственные должности и переняли более развитую китайскую культуру. В результате враждебность к захватчикам исчезла, поскольку, китаизируясь, они переставали быть маньчжурами.
Впоследствии был отменён запрет на смешанные браки.
Современные маньчжуры живут в северо-восточном Китае, насчитывают около 10 млн, говорят на китайском языке и отождествляют себя с ханьцами.
Осознание древности и непрерывности китайской цивилизации является одним из факторов национального самосознания современных китайцев, которая поддерживается исторической наукой в КНР: всякая власть на территории Китая, откуда бы она ни пришла, принадлежит китайской истории, если она внесла свой вклад в сохранение и расширение Китая и в его современное процветание.
Современный экономический и инновационно-технологический рывок КНР случился, разумеется, не на пустом месте. В условиях геополитических вызовов Китаю конца XIX – середины XX в. со стороны Запада и Японии традиционная конфуцианская «трудовая этика» и ценности «прагматизма», «развития», «самоограничения», «гармонии» стали толчком к общественным и экономическим инновациям. Эта же установка на опыт и практическую пользу подтолкнула идеолога современных китайских реформ Ден Сяопина к отходу от классического, но не оправдавшего себя в плане практической пользы марксизма-ленинизма – «неважно какого цвета кошка, главное, чтобы она ловила мышей».
Бурный экономический рост и научно-техническое развитие современной КНР – это результат правильно подобранного КПК воздействия на традиционные культурные ценности китайцев современными общественно-политическими моделями и технологиями управления. Нынешний общественно-политический строй в КНР можно охарактеризовать как государственный капитализм («социализм с китайской спецификой», по официальной терминологии). В китайской экономике, основанной на рыночных принципах взаимодействуют государственные и частные структуры, цель которых, как и у капиталистических предприятий, – извлечение прибыли. В госсобственности находятся базовые отрасли промышленности (группа «А»), вся общегосударственная энергетическая и транспортная инфраструктура, а также почти вся банковская система.
Через системообразующие отраслевые госкомпании государство определяет стратегию развития отрасли и влияет на ценообразование. Такая структура позволяет государству проводить гибкое макрорегулирование экономики и закладывает госсубсидирование производства по всей цепочке создания добавленной стоимости товаров, обуславливая их дешевизну.
В области политической власти Китай творчески развил советскую модель, создав свою – «социалистическую консультативную демократию». Кроме правящей Компартии Китая она включает ещё 7 политических партий. Её специфика – упор на сотрудничество и согласование интересов (посредством консультаций) партий и социальных групп, а не на политическую конкуренцию, как в западной модели. Такая политическая модель позволяет управлять внешней и внутренней политикой на основе тщательно выверенных рациональных решений, не подверженных влиянию избирательного популизма.
В итоге общественно-политическая модель в КНР совмещает многообразие форм собственности и экономическую конкуренцию с монополией Компартии Китая на государственную власть.
Результативная и при этом незападная (нелиберальная) политико-экономическая модель КНР не даёт покоя США, а вице-президент Пенс называет КНР «экзистенциальной угрозой» Западу.
Следует помнить и о происхождении китайской модели. Она объективно является творческим развитием идей и практики советского НЭПа, положительные (при всех оговорках) результаты которой «отец» китайских реформ Дэн Сяопин наблюдал в реальности во время обучения в 20-е гг. в Москве в университете Сунь Ятсена.
Партийно-государственное руководство КНР в целом пока успешно контролирует действие рыночных факторов в обществе, формирует систему стимулов к непрерывным научно-техническим инновациям и при этом обеспечивает стабильность и подконтрольность общественных процессов.
Официально будущее в КНР осмысливается в теоретико-идеологических понятиях социалистической теории. Основные идеологические установки КПК выводит из традиционной китайской философии – конфуцианства, буддизма, даосизма и ряда философских учений. Таков принцип «золотой середины», актуализированный Дэн Сяопином, «идея тройного представительства» Цзян Цземиня и «научная концепция развития» Ху Цзинтао. Все они в разное время возглавляли КПК и КНР.
Это делает более понятными среди населения «социалистические» идеологические установки Компартии Китая, так как выстраивается сплошная линия преемственности между традиционной и современной – инновационной и рыночной – культурой Китая.
В итоге главная цель и смысл реформ в КНР состоит в реальном и успешном воплощении специфически китайской модели всесторонней модернизации китайского общества и построения к 2050 году «общества всеобщей зажиточности».
На этом фоне интересна социально-экономическая ситуация в КНР, которая характеризуется переходом к иному качеству роста и формированием по ряду направлений «новой нормальности». Это касается темпов роста ВВП Китая, которые замедлились, но лишь относительно его же собственных сверхвысоких темпов в 10-12% годового ВВП с конца 90-х и в нулевых. Насыщение рынка товарами и удовлетворение основного потребительского спроса неизбежно создают новую норму темпов прироста ВВП.
В целом ВВП КНР по ППС на 2018 г. обогнал аналогичный показатель США и занимает первое место в мире. При этом ежегодный рост ВВП даже на 3-3,5% считается в развитых странах высоким, так как позволяет решать социально-экономические проблемы и развиваться.
А темпы роста ВВП КНР и сейчас по прежнему намного превышают среднемировой экономический рост: в 2018 год – 6,6% (среднемировой – 3,9%); в 2019 г. ожидается порядка 6,2 % (среднемировой – 3,2%).
С учётом огромных масштабов китайской экономики такие темпы позволяют финансировать все планы общественно-экономического развития и бороться с бедностью.
Поддержание экономического роста планируется в большей степени за счёт строительства инфраструктурных объектов и роста внутреннего потребления, на фоне поддержания объёмов экспорта не ниже нынешних.
Инвестиционная политика правительства КНР при обилии денег и избытке рабочей силы привела к впечатляющим достижениям, полностью изменившим облик Китая. Вся страна покрыта обширной сетью высокоскоростных железных дорог (к 2019 – их протяжённость составила 35 тыс. км), современными аэропортами и вокзалами, качественными автодорогами, благоустроенными городами с высокотехнологичной городской средой и красивой современной архитектурой, сложнейшими инженерными сооружениями, вроде 55-километрового моста Гонконг-Чжухай-Макао через залив Линдинян (дельта Жемчужной реки).
Проблемой для китайской экономики является задолженность, но и её не следует переоценивать. В значительной степени это внутренняя задолженность городов, провинций и предприятий перед госбанками. То есть, образно говоря, задолженность «одного государственного кармана» перед другим.
Она решается проще, чем в рамках либеральной модели и несколько иными методами. В крайнем случае, государство просто списывает и/или реструктурирует долги системообразующих для данной отрасли или провинции предприятий и местных банков и допускает контролируемое банкротство второстепенных.
Китайская модель делает макроэкономическое регулирование более гибким, что позволяло Китаю на протяжении нескольких десятилетий избегать общекапиталистических экономических кризисов. Народный банк КНР и четвёрка системообразующих госбанков проводят согласованную политику по накоплению валютных резервов, что на фоне стимулирования экспорта, привлечения иностранных инвестиций и расширения внутреннего потребления нейтрализует влияние кризиса на китайскую экономику.
Торговый конфликт с США на фоне долговых рисков усложняет макроэкономическое регулирование, но, в целом, ситуация в КНР пока находится под полным контролем правительства.
Нынешнее замедление роста экономики сопровождается активными усилиями по улучшению её качества за счёт автоматизации и роботизации процессов производства.
С этой целью пока успешно реализуется программа «Сделано в Китае 2025», основная задача которой – принципиально увеличить долю в ВВП продукции высокотехнологичных и инновационных производств, добившись полной технологической независимости от Запада.
Увеличение производительности труда на этой основе видится в КНР одним из средств решения проблемы сокращения трудоспособного населения. Такое сокращение также является «новой нормальностью», характерной для всех индустриально развитых стран: низкие темпы прироста населения при высоком уровне доходов, качественном медобслуживании и увеличении продолжительности жизни.
Время доказало правильность политики по контролю над рождаемостью. За время бурного экономического роста доходы населения догнали снизившиеся темпы его прироста, а затем и опередили их. Политика «одного ребёнка» к 2016 г. выполнила свою задачу – замедление темпов прироста бедного населения – и была ослаблена до «двух детей». Причём в отношении нацменьшинств (уйгуры, и др.) рождаемость вообще не контролировалась.
Результат экономического подъёма и контролируемой рождаемости – быстрорастущий средний класс, который уже составляет свыше 30% численности населения Китая.
При этом рождаемость в КНР, как и темпы прироста населения, по-прежнему одни из самых высоких среди развитых стран. В 2018 г. в родилось 15,23 млн чел., а коэффициент рождаемости составил 10,94 на тысячу человек; умерло 9,93 млн чел. при коэффициенте смертности 7,13 на тысячу. То есть естественный прирост населения составил 3,81 на тысячу человек.
Аналитическое бюро при Госсовете КНР ожидает, что население Китая достигнет пика в 1,44 млрд в 2029 г., после чего начнётся его сокращение до 1,36 млрд чел. к 2050 г., т.е. вернётся на уровень 2016-2018 гг., что означает достижение желаемого властями состояния равновесия рождение/смертности.
Урбанизация и индустриализация серьёзно изменили традиционный уклад жизни китайцев, как это ранее произошло в Европе, СССР, США и других странах.
Молодое поколение вкладывает много денег и времени в собственное развитие и карьеру, что иногда ошибочно трактуется, как эгоизм. При этом китайцы в массе своей очень патриотичны. Они чётко представляют место и значение своей родины в мире, гордясь достижениями Китая.
Молодые китайцы, если заводят детей, то вкладываются не столько в количество, сколько в качество их общего развития. А по качеству школьного образования Китай намного обогнал весь Запад, что прямо связано с актуальным в современном китайском обществе конфуцианским культом образования и Учителя (старших в целом).
Лидерство КНР здесь зафиксировано в результатах исследования PISA за 2018 – одного из трёх главных (наряду с TIMSS и PIRLS) в мире регулярных репрезентативных исследований среднего уровня знаний старших школьников по читательской грамотности, естественным наукам и математике. Китайские школьники заняли первое место по всем трём направлениям.
Высокий средний уровень образования и вузовской подготовки в КНР логично перетекает в передовые научные достижения и в высокотехнологичные НИОКР. Так, по количеству международных патентных заявок в 2018 году КНР заняла второе место – более 53,3 тыс., вплотную приблизившись к США – более 56,1 тыс. (первое место). Из последних мировых научных достижений КНР – посадка в январе 2019 г. впервые в мире космического аппарата – беспилотной станции «Чанъэ-4» – на обратную сторону Луны.
Большие возможности для обогащения, карьерного роста и творческой реализации внутри КНР объясняют отсутствие у китайских граждан интереса к переселению в Россию, что подтверждается статистикой МВД РФ.
За последние 10 лет чистый миграционный прирост граждан Китая составил около 20 тыс. чел, а китайцев, получивших в 2010-2019 годах российское гражданство, т.е. право остаться навсегда, не превышает 1 тыс. чел. По последней переписи 2010 года, в России проживали всего 28,3 тыс. российских граждан китайского происхождения, сократившись с 34,6 тыс. в 2002 году.
Обратная сторона радикальных изменений в экономике и обществе КНР – появление диспропорций. О некоторых из них сказано выше. Также власти КНР беспокоит сильное имущественное расслоение внутри общества и разрыв в уровне экономического развития и доходов между богатыми приморскими провинциями и центром – западом страны. Есть проблема избыточных производственных мощностей и старой низкорентабельной промышленной базы на северо-востоке.
Большой, почти 30-миллионный разрыв в численности мужчин и женщин в пользу мужчин создаёт проблему семейной неустроенности, которая неблагоприятно отражается на рождаемости и на отношениях полов в обществе. А семья и дети по-прежнему остаются для китайца высшей ценностью.
Всё названное – проблемы роста, которые, видимо, будут решаться комплексными средствами китайской политико-экономической модели. Выводы о «закате КНР», таким образом, не выдерживают столкновения с фактами.
Специально для «Столетия»
Источник: stoletie.ru.
Рейтинг публикации:
|
