Владимир Гапоненко был командиром экипажа "Боинга" МАУ, который потерпел крушение 8 января под Тегераном. Он работал в авиакомпании 10 лет и был опытным пилотом.
Его супруга Екатерина признается, что волновалась из-за обострения ситуации вокруг Ирана и пыталась убедить мужа не выполнять тот роковой рейс. Предчувствие не подвело: этот полет для Владимира Гапоненко стал последним.
В интервью "Стране" вдова погибшего командира экипажа рассказала и о других знаках, которые предупреждали семью о трагедии. А также о том, что родственникам погибших сказали на встрече с президентом Украины, какую компенсацию пообещали выплатить за смерть родных и какую версию крушения самолета Екатерина Гапоненко считает единственно возможной.
– Как вы узнали о трагедии?
– Из новостей. Утром я всегда читаю новости. Из новостной ленты я поняла, что это касается моего супруга. Потому что рейсы в Тегеран выполняются не так часто. В этот день в Иран полетел именно он. У меня накануне было предчувствие...
– Какое?
– Было очень много знаков. Самой младшей дочке снились сны, что папу убили. У нас дома остановились часы. Еще ему подарили наручные часы на 50-летие. Совсем недавно, 20 декабря, он отметил юбилей 50 лет – часы же не дарят... И они [пилоты] сделали совместное фото перед рейсом! Сделать фото перед рейсом летному составу... Не то чтобы это было категорически запрещено, но есть такая примета – нельзя.
– Нельзя фотографироваться?
– Нельзя перед рейсом делать совместные фото. После рейса – пожалуйста. А они в Иране перед вылетом сделали совместное фото. Я вчера на брифинге задавала этот вопрос: как мой супруг согласился на такую фотографию?! И кто автор этого фото? И с какой целью было сделано это фото?
Речь идет об этой совместной фотографии экипажа самолета МАУ. Фото было сделано на выходе из отеля в Тегеране, где они отдыхали перед своим последним полетом. Снимок обнародовала коллега погибших членов экипажа, бортпроводница Юлия
– Вы пытались отговорить мужа от полета?
– Конечно. Мы же понимали, что идут военные действия, там обстрелы. Мы не понимали, почему не закрыли воздушное пространство на момент совершения рейса моего супруга. Почему воздушное пространство для Украины над Ираном оказалось открыто, в то время как для других оно было уже закрыто? Вот этот главный вопрос нам остается неизвестным.
Еще вопрос, который меня волнует: если в компании МАУ что-то произойдет – финансовые сложности, не дай Бог, банкротство и т. д., и они не успеют к тому моменту выплатить все компенсации семьям погибших, – кто будет финансовым наследником? Кто будет продолжать делать выплаты?
– Вы задавали этот вопрос на встрече с президентом Владимиром Зеленским?
– Да, но ответа не получила. Владимир Александрович сказал, что со своей стороны он лично гарантирует проконтролировать выплату государственной части компенсации – моральной, материальной и так далее.
– О какой сумме компенсации идет речь?
– Сумму нам не назвали. Первоначально страховая выплатит 300 тысяч гривен. Это, я так поняла, на первое время, чтобы хоть как-то, хоть что-то... Пока не известно, кто берет на себя финансирование похорон. Вчера предложили сделать какую-то общую мемориальную... Не знаю, могилу, не могилу... Памятник какой-то. И девять фамилий. Какой-то памятный мемориал. А кто где захочет похоронить родных, это уже другой вопрос.
– Как проходила ваша встреча с президентом? Кто был на этой встрече?
– Президент был на второй половине. Был Евгений Дыхне, президент авиакомпании МАУ. Присутствовал вице-президент МАУ по летной работе Игорь Сосновский. Было еще много доверенных лиц, но их фамилии я сейчас вам не перечислю.
– Что обсуждалось на этой встрече?
– Были слова поддержки, была водичка, были услуги медиков, психологов для тех, кто в них нуждался. Была очень тяжелая обстановка. Потому что, собственно говоря, нас не интересовали ответы на вопросы. Нас интересовало, в каком виде будут доставлены тела, когда они будут доставлены и почему это все произошло. Это тот вопрос, который беспокоит, я думаю, не только родственников погибших, но и всех нас.
В четверг, 9 января, президент Зеленский встретился с родственниками погибших в Иране украинцев. Фото – страница президента в "Фейсбуке"
– Уже известно, когда пройдут похороны?
– Идентификация и поиск фрагментов тел и остатков вещей осложнена тем, что иранцы сгребли все в одну кучу. И теперь процедура возвращения тел на родину немного затянется, в среднем – до месяца. Нам сказали, транспортировка тел пройдет через три-четыре недели.
– Как происходит идентификация тел?
– Провели экспертизы ДНК у близких родственников погибших. ДНК-анализы взяли у отца и у матери Владимира. Компания МАУ полностью оплатила услуги медиков, парапсихологов, которые ездили по домам всех пострадавших, сообщали им эту печальную новость, на дому оказывали необходимую психологическую поддержку. Создан штаб. Родственников поселили в специально организованную для них гостиницу в Киеве. К сожалению, пострадали люди со всех уголков Украины: из Херсона, из Волынской области, из Луганска.
– Держите ли вы связь с другими семьями погибших?
– В гостиницу мы не поехали, не было необходимости. Мы сами киевляне, а живем сейчас в частном доме в Боярке, потому что дочери ходят в частную школу. У нас с родственниками других погибших создана общая группа в "Вайбере", но в этой группе особо переписок нет. Люди в шоке.
– Вы воспользовались помощью психологов, которую вам предложили в МАУ?
– Мне перезвонили 8 января часов в 10 утра. Предложили психологическую и моральную поддержку. Я отказалась. Но часам к 12 ко мне приехали из профсоюза, из компании МАУ, такие же летчики, каким был мой супруг. Ребята просто обняли, поддержали, привезли деньги. Их не выделил профсоюз. Они сами собрали первоначальную сумму хотя бы, просто так, по людям. Привезли детям "смаколики". Побыли они со мной столько, сколько я этого требовала, часа два-три, наверное. Спросили, в чем я нуждаюсь, чем мне помочь еще. Я сказала, мне нужна помощь только одна: чтобы они поехали к матери моего мужа и сами сказали это лично ей. Я этого сделать не могу. У меня двое детей, и я... Я не могу, просто морально. Не могу.
– С вами контактировали только из компании МАУ? Кто-то из властей не связывался с вами, не предлагал помощь?
– Нет, к сожалению. Я понимаю, что мужа я не верну. Но я бы очень хотела получить поддержку в лице властей. Хотя бы чтобы лично ко мне пришел мэр города Боярка, где я сейчас нахожусь. Обнял, принес какого-то молока детям и сказал: "Вы можете на меня рассчитывать". Этого не произошло.
Екатерина Гапоненко с супругом Владимиром Гапоненко. Фото с личной странички в "Фейсбуке"
– В какую из версий крушения самолета лично вы верите?
– Только взрыв. Это единственная моя версия. Возможно, был взрыв на борту, а потом попадание извне. Возможно, только извне. Возможно, теракт и обстрел. Возможно, взрыв и обстрел. То есть и то, и другое.
– Как вы оцениваете перспективы расследования этой трагедии?
– Я хочу, чтобы была официальная версия – взрыв или обстрел. Ни в коем случае не ошибка экипажа. Мой супруг сидел за штурвалом, он пилотировал данный рейс. Мой супруг обладает навыками и знаниями высочайшей квалификации, многими особыми отметками авиакомпании МАУ. Он в этой компании больше 10 лет. Его высокий профессионализм отбрасывает любую возможность того, что это была ошибка экипажа. И мне было бы очень обидно, это было бы делом его чести, чтобы эта версия даже не всплывала, чтобы ее отметали на корню. Это не причина аварии.
– А технические проблемы?
– Это не могут быть технические неисправности, потому что самолет относительно новый. Он был пригнан в 2016 году. Это новый борт. Они гордились этим самолетом. И муж мой говорил, что они получили новый самолет – приятно в него заходить. Никаких проблем не было с ним в обслуживании.
– Почему вы думаете, что причиной катастрофы стал именно взрыв?
– Я вам скажу. Когда-то мы с мужем ехали в машине и разговаривали, лет пять назад. Я задала ему вопрос. "Володь, у тебя такая профессия, я хочу просто знать. Если, не дай Бог, откажет двигатель, самолет упадет?" – Нет. – "А если откажет второй двигатель?" – Нет, у нас будет время выровнять лайнер, принять какое-то решение, подать команду Mayday – опасность (международный сигнал бедствия в радиотелефонной (голосовой) связи, аналогичный сигналу SOS. – Ред.). Я говорю: "А в каком случае пассажиры могут умереть?"
– И что он ответил?
– Муж ответил: "Пассажиры погибают, все и сразу, только в одном случае. В случае взрыва". Во всех остальных случаях будут выжившие. Нет выживших только в случае теракта или взрыва.
И когда я узнала, что все пассажиры погибли, я поняла, что эта версия – единственная, которая имеет место быть. Другой вопрос – был ли взрыв изнутри самолета? Может, был какой-то террорист-смертник. А может, было подложено взрывное устройство, которое обезвредило пассажиров и пилотов перед тем, как самолет взорвали извне. Был ли это взрыв, обстрел или теракт? Это нужно четко различать.
Владимир Гапоненко с дочерьми, фото – "Фейсбук"-страница Екатерины Гапоненко
Поэтому я хочу правдивой информации, хочу тщательного расследования. И самое главное, я хочу, чтобы сторона, страна или организация, совершившая это действие, которое осуждает весь мир, понесла наказание. И выплатила компенсацию. Я хочу получить компенсации и от государства. У меня двое детей, они несовершеннолетние, им нужно оплатить обучение до наступления совершеннолетия, до 21 года. Младшей дочери только исполнилось шесть. Я хочу от государства компенсации, от компании МАУ, от департамента авиации (имеется в виду Государственная авиационная служба Украины. – Ред.), который не закрыл воздушное пространство и не запретил полеты над Ираном для Украины, когда для всех остальных они были запрещены. Почему допустили эти полеты? И я рассчитываю на компенсацию. Обстрел или теракт... мне уже все равно, что это было.
