Китай принял решение: Пекин будет создавать свою собственную, отдельную систему китайской технологии — со своими стандартами, инфраструктурой и цепями поставщиков. Цель — соревноваться с Западом.

Не заблуждайтесь на этот счет: это — самое судьбоносное геополитическое решение, принятое за последние три десятилетия. Это также мощнейшая угроза глобализации в том виде, в каком мы привыкли ее видеть с конца второй мировой войны.

А ведь такое развитие событий не предполагалось.

Глобализация подняла из бедности миллиарды людей по всему миру. Мы сегодня проживаем более долгие, здоровые и продуктивные жизни, чем когда-либо прежде. Мы лучше образованы и лучше информированы о происходящем вокруг нас, чем в любой другой период истории. Нет сомнения, что никогда еще не было лучшего места для проживания и лучшего времени для него, чем здесь и сейчас.

Но тогда почему так много людей сегодня живут в гневе и недовольстве, почему глобализация оказалась под беспрецедентной угрозой?

Почему граждане в одной стране за другой так гневно отвергают и традиционно находящиеся у власти партии, и традиционную оппозицию — и все это во имя подрывников политических устоев?

Почему именно в этот период истории так назойливо звонят тревожные звонки?

Потому что мы оказались в центре момента трансформации, а значит и неопределенности. В огромной части мира молниеносные, трансграничные потоки идей, информации, людей, денег, товаров и услуг — то есть те самые силы, которые создали возможности и процветание — все эти силы ныне генерируют страх.

Это страх перед тем, что мир становится более сложным и более опасным. Страх перед тем, что тот мир, который мы знали, ушел навсегда, а также перед тем, что никто с этим безвременным уходом поделать ничего не может.

Я сегодня хочу поговорить с вами о том, почему все это происходит. И почему важно об этом поговорить — прямо в сердце этой великой страны, Японии.

Япония благословлена и проклята разом своим особым положением в мире G-Zero. У страны есть политическая стабильность, способность к прогнозированию и технологический талант для того, чтобы вести мир к более светлому будущему. И у нас всех есть основания надеяться, что Япония поведет нас к новому порядку, где человеческий талант, мораль и мужество помогут нам справиться с новыми задачами.

Но дни радужных надежд остались позади. Финансовый кризис 2008 года и последовавшие за ним потрясения просто втолкнули политику внутрь экономических расчетов и рыночных прогнозов — даже в самых богатых странах мира.

Растет и количество трансграничных угроз. Руководимый США глобальный порядок кончился. Над нами висит множество темных туч: от изменений климата до киберконфликтов, от терроризма до постиндустриальной революции. И все они не признают границ, не давая правительствам обнадеживать своих граждан с прежней уверенностью.

Отличие дня сегодняшнего состоит в том, что сейчас не экономика, а геополитика стала главным генератором глобальной экономической неопределенности. Мир вступил в «геополитическую рецессию». Это период спада в международном взаимопонимании и в межгосударственных отношениях. Это время, когда альянсы, международные учреждения и ценности — все, что связывало нации прежде, — все это рушится.

В исторической перспективе геополитические рецессии — явления более редкие, чем экономические рецессии, но зато более продолжительные. Нам придется пожить в геополитической рецессии как минимум все предстоящее десятилетие.

Экономисты утверждают, что процесс «творческого разрушения» — это топливо для двигателя роста, который и создает наше будущее. История подтверждает: это правда. Но при этом разрушаются и жизни, и семьи становящихся ненужными индивидуумов, а потому все большие группы людей говорят, что правительствам или наплевать на свой народ или эти правительства просто не в состоянии ему помочь. Ненависть к элитам растет в каждом уголке нашего мира. Люди говорят, что избирательная система искусственным образом настроена так, чтобы не учитывать их голоса и мнения. И этим людям становится все более трудно возражать.

Это создает возможности для возникновения нового типа популиста, который преподносит населению очередных козлов отпущения в лице якобы постоянно обкрадывающих народ жуликов и воров у власти. Он же обещает народу защиту от бедствий. Такие политики-популисты не сами создали эту проблему. Они просто наживаются на существующей проблеме.

И главная наша озабоченность вот какая: весь этот гнев нарастает в благоприятные в экономическом плане времена. А что будет, когда экономики начнут замедляться?

История показывает: когда правительства непопулярны у себя в стране, они оказываются более склонны безобразничать за границей, особенно часто создавая проблемы в соседних странах, — с целью обрести общественную поддержку и отвлечь внимание от внутренних неурядиц. Это уменьшает доверие между государствами. Растет риск недоразумений. Становятся более вероятными и непреднамеренные столкновения — да еще и с перспективой эскалации в большой конфликт.

Тут следует рассмотреть три вывода из этого общего положения.

Первый вывод. Это вывод об опасности так называемых «хвостовых рисков» — маловероятных, но чреватых последствиями событий. Они становятся очень распространенными в мире, переделанном ростом Китая, смутой на Ближнем Востоке. Добавляют опасностей популистская Европа и реваншистская Россия, а также разделенная политически Америка. Плюс 71 миллион временно перемещенных лиц, а попросту беженцев, да еще не забудьте дестабилизирующий эффект от технологической революции и изменений климата.

Представьте себе случайное военное столкновение в Южно-Китайском море, да еще в такой момент, когда президенты США и Китая бодаются по поводу тарифной политики и вопроса о авторских правах на технологии. В это время они могут оказаться особенно расположены к тому, чтобы впечатлить своих избирателей мощной демонстрацией силы за границей. И вся эта спираль быстро распрямляется, мгновенно выходя из-под всякого контроля.

Или обратите свой взор на Ближний Восток. США там давно уже меряются силами с Ираном. С тех пор, как президент Трамп вывел США из всеобщего ядерного соглашения и опять наложил на Тегеран санкции, Иран предпринимает одну дерзкую военную акцию за другой. Среди них — удар в самое сердце нефтяной инфраструктуры Саудовской Аравии. Вашингтон ответил посылкой войск в Саудовскую Аравию, а там есть люди, которым очень не нравится присутствие американских войск прямо в самых святых местах ислама. Напомним, что именно посылка войск США в Саудовскую Аравию резко увеличило риск терактов на территории США — всего лишь одно поколение назад (имеется в виду террористическая атака на Вашингтон и Нью-Йорк в 2001 году — прим. ред.)

А что, если президент Трамп проиграет выборы в следующем году, а северокорейский лидер Ким Чен Ын вдруг обнаружит, что новый президент США не принимает его телефонные звонки? Какими провокационными действиями может Ким Чен Ын выразить свое «фи» по этому поводу? Риску каких катастроф может он нас подвергнуть?

А что, если долговой кризис поразит Италию, да еще как раз в тот момент, когда новому итальянскому правительству придет на ум фантазия бросить вызов жестким бюджетным ограничениям от ЕС? Если это все создаст ситуацию, слишком затратную даже для того, чтобы ее урегулировали в пожарном порядке предоставляемые кредиты? А если ошибка в расчетах противостоящих сторон на Украине втянет Россию в настоящую войну, со стрельбой на поражение? А что, если обмен кибер-ударами между США и Россией создаст угрозу жизненно важной инфраструктуре, создав гуманитарный кризис внутри крупного американского города?

Отсутствие скоординированного лидерства в сегодняшнем мире, нашем мире G-zero, делает все эти кризисы более вероятными и разом более сложными в урегулировании. В каждом отдельном случае они вроде как маловероятны и несмертельны. Но вместе — они представляют собой беспрецедентную угрозу.

Еще один вывод — это развал международных учреждений.

Сейчас десятки миллионов перемещенных лиц по всему миру создают одну из самых срочных и дорогих проблем, с которыми пришлось столкнуться ООН. Но сегодня отдельные правительства не только менее, чем когда-либо расположены принимать у себя огромные массы беженцев. Эти правительства еще и не хотят платить, чтобы этими своими инвестициями поддержать ведомство ООН по защите беженцев.

Мы видим развал европейских институтов, связанный с тем, что избиратели посылают в Европейский Парламент все больше политиков, настроенных против Евросоюза. Нет больше консенсуса среди европейцев по поводу свободного передвижения через границы для граждан ЕС, а также по поводу того, что делать с иммигрантами, прибывшими в ЕС из других стран. Добавьте сюда важные вопросы насчет того, как управлять отношениями с Россией.

Администрация Трампа поставила под вопрос нужность НАТО, самого успешного военного альянса в истории. Эта же администрация вывела США из Транстихоокеанского торгово-экономического партнерства (ТПП), а также из договора по РСМД с Россией. Добавьте сюда выход из Совета по правам человека ООН, парижского Соглашения по климату — и это еще не все.

Неизбежное следствие этого — мир, становящийся более непредсказуемым и менее безопасным. В этих условиях мало шансов на установление новых соглашений и новых институтов, которые бы помогли управлять будущими кризисами.

Вместо международных институтов отдельные правительства будут учреждать собственные правила, помогающие сдерживать трансграничные риски. Они будут угрожать друг другу экономическими штрафами и военным отпором — и все это в мире, где все меньше институтов могут обеспечивать соблюдение общепризнанных правил и практик.

А теперь — последний вывод из этой геополитической рецессии: слабость сегодняшней международной системы не только делает мир более уязвимым для кризиса. Мир будет еще и менее способен сопротивляться беде, когда кризис и в самом деле наступит. В последние годы мы избежал реально мощного международного кризиса. Мы видели голосование по Брекситу, пережили избрание Дональда Трампа, наблюдали рост популизма в Европе, попытку России подорвать независимость Украины, консолидацию Си Цзиньпином власти в Китае и развал всего и вся в Венесуэле. Добавьте к этому множество отдельных пожаров в ближневосточных странах и в демократиях по всему миру. Тем не менее мы не увидели ничего, что бросало бы вызов всей международной системе, а глобальная экономика осталась относительно сильной. К нашей радости, есть всего одна супердержава в сегодняшнем мире, одна страна, которая способна распространять свою политическую, экономическую и военную власть в каждый регион планеты. И эта супердержава — США.

Именно поэтому так важно, что американцы сами не могут больше договориться, какую роль их страна должна играть в сегодняшнем мире. Везде, где я путешествую, включая Японию, всюду я слышу озабоченные вопросы об одном человеке — и этот человек является президентом США Дональдом Трампом. Как будто он много что решает и является реальным источником всей этой неразберихи. И как будто истинны утверждения либеральной прессы, что его уход с политической сцены — через год или через пять лет — вернет Америку и весь мир на протоптанный путь к нормальности.

Это не произойдет, потому что Трамп — это не причина, это симптом всей вышеописанной неразберихи и страха. Да, это Трамп ставит под вопрос ценность НАТО и разумность пребывания войск США за границей. У Трампа есть для этих проблем свои решения: пусть, мол, Япония и Южная Корея сами создадут ядерное оружие собственного производства, чтобы снять с США бремя защиты их безопасности. Это Трамп, и никто другой, объявил торговую войну Китаю, одновременно угрожая такими же торговыми санкциями Европе, Японии, Мексике и даже Канаде.

А если честно: кто вообще угрожает Канаде?

А теперь отступите на 10 лет назад и подумайте, почему Барака Обаму избрали президентом? Да потому, что после восьми лет «войны с террором» от Джорджа Буша-младшего, именно Обама обещал закончить войны в Ираке и Афганистане, а также не начинать новых войн. Другие демократы, включая Хиллари Клинтон, в глазах многих американцев была замараны своей поддержкой войне против Саддама Хусейна.

А теперь отступите в прошлое еще дальше. В 1992-м году Билл Клинтон обещал, что конец холодной войны станет и концом связанных с холодной войной расходов. Он обещал «дивиденды мира». Говорил, что деньги, которые больше не нужно тратить на военное поражение Советов, можно будет инвестировать в усиление американской экономики.

На самом деле американцы, рядовые граждане США, не хотят править миром. И они не желают этого делать уже много лет.

Другое дело — элита. Тем не менее с каждым уходящим годом все меньше остается американцев, чей возраст позволяет им помнить холодную войну, не говоря уже о второй мировой войне. Сейчас на поле боя в Афганистане есть американские солдаты, которые еще не родились в момент терактов против США 11 сентября 2001 года (из-за которых формально и началась американская интервенция в Афганистане в 2001 году — прим. ред.).

Внутренняя неохота со стороны США быть тем, чем эта страна является — супердержавой — создает всемирный вакуум лидерства. Но никто не выступает в качестве кандидата на роль, которую Америка взяла на себя более века назад, когда солнце явно начало закатываться над Британской империей.

Европа остается занятой самой собой, в первую очередь экономическими вопросами, которые разделяют ее север и юг. А также вопросами политическими, ссорящими ее восток и запад. И хотя президент Си Цзиньпин объявил новую эру для роли Китая в мире, само китайское руководство остается очень осторожным, когда речь заходит о том, чтобы взять на себя тяжелые международные обязательства.

Так что, когда речь заходит о международном лидерстве, Пекин еще не скоро станет более надежным, чем Вашингтон, поставщиком «услуг общего пользования».

И это еще она причина, почему возможный будущий кризис может оказаться таким неуправляемым.

ПОСЛЕДСТВИЯ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

А теперь отметим еще и влияние геополитической рецессии на саму глобализацию.

Глобализация изменила наше представление о том, как делаются дела и как мы можем жить в сегодняшнем мире. По всему миру мы отмечаем свои национальные праздники — но при помощи фейерверков, сделанных в Китае. Колл-центры по приему звонков от недовольных потребителей, желающих что-то там поправить в своих компьютерах в американской глубинке, расположены в Индии. Наши автомобили сделаны из деталей, произведенных в десятках стран. Мы все глобально интегрированы. Больше не имеет смысла говорить про продукт, где он произведен.

И до последнего времени политика не играла большой роли в этих процессах. Но это больше не так.

Нет больше глобального свободного рынка. Китай, который скоро станет крупнейшей в мире экономикой, практикует госкапитализм — систему, которая позволяет правительственным чиновникам делать так, чтобы экономический рост служил политическим и национальным интересам.

Китайская госкапиталистическая система искажает действие традиционной рыночной экономики, опираясь на находящиеся в госсобственности предприятия и пресловутых «национальных чемпионов» (самые успешные компании страны, присутствующие на мировых рынках — прим. ред.), чтобы обеспечить экономическую, а значит, и политическую стабильность. Эта система опирается на государственные субсидии, которые позволяют госчиновникам направлять огромные массы капитала и других ресурсов по своему усмотрению. Правительство само выбирает победителей и проигравших.

Блага и успехи, которые принесла эта система всему Китаю и китайской компартии, невозможно отрицать. А для нас благой вестью стало то, что китайский экономический рост разогнал и глобальный экономический рост. Что особенно важно, гибридная государственно-рыночная экономика, которую он создал, не покончила с глобализацией. И свободный рынок, и госкапитализм позволяют товарам и капиталу свободно перетекать по всему миру.

Но вот будущее у глобализации — не такое радостное. Разные части глобальной экономики адаптируются к концу руководимого США глобального порядка разными путями.

Рынок товаров потребления — особенно пищевых продуктов, металлов, энергии — и вправду становится все более глобализированным. Тарифы от США и Китая доминируют в новостях, но на самом деле расширение глобального рынка товаров является куда более важной новостью.

Новые технологии делают производство энергии более низкозатратным и гонят цены вниз сильнее и быстрее, чем политики успевают задрать эти самые цены вверх своими войнами и другими неудачными решениями. Вот почему даже после болезненного ракетного удара в этом году в самое сердце саудовской нефтяной инфраструктуры прыжок нефтяных цен вверх все равно оставил их на уровнях, соответствующих примерно половине цены 2008 года.

В ситуации, когда за последние два поколения в ряды глобального среднего класса вступил где-то миллиард человек, да еще и при нарастании темпа включения все новых и новых потребителей в эту привилегированную группу, глобализация рынка потребительских товаров продолжится.

А вот рынок мелких товаров и услуг, наоборот, станет менее глобальным. Это частично будет объясняться тем, что роль механической человеческой работы в производстве уменьшается по мере того, как новые технологии привносят автоматизацию на рабочее место. Производители хотят организовывать производство так, чтобы у него самая низкая себестоимость. И это не изменится. А вот методы того, как это делается, будут меняться. И уже поменялась такая прежде важная вещь, как поиск дешевого труда в разных частях света. Постепенный подъем среднего класса в Китае, Индии, Юго-Восточной Азии, Латинской Америки и даже в расположенной к югу от Сахары части Африки привел к повышению средней заработной платы почти по всей планете, давая производителям дополнительные резоны стремиться к автоматизации.

Кроме того, рост популизма, который мы увидели во многих странах, связан как раз с гневом населения по поводу исчезновения рабочих мест. Это значит, что политические руководители будут строить барьеры скорее с целью защитить местные рабочие места, чем с целью поставить в рамки торговые потоки.

Все эти тенденции сократят глобальные «цепи поставки» и товаров и услуг, каждая страна будет стараться сократить свою уязвимость от неожиданностей в странах-партнерах, которые вовлечены в те или иные торговые конфликты. Конечно, это переформатирование не случится за одну ночь, поскольку главы компаний любят оттягивать принятие трудных решений до последней крайности. Но по мере того, как глобальная экономика будет оставлять все меньше места для маневра, даже эти управленцы будут все чаще производить товары и услуги поближе к потребителям.

Ну и, наконец, последний вывод — насчет глобального рынка данных и информации. Этот рынок разделится на две части. Он уже не глобальный. В своих истоках Интернет — всемирная паутина — развивался на основе единого набора стандартов и правил для всех стран. С небольшим числом исключений, один потребитель имел к нему такой же доступ, как любой другой. Но это больше не так.

Сегодня Китай и США создают две разные онлайновые «эко-системы». Это относится к сегодняшнему Интернету, занимающемуся информацией, но это будет относиться и к завтрашнему Интернету вещей. Американская техническая экосистема, со всеми ее сильными и слабыми сторонами, построена частным сектором и регулируется (порой весьма либерально) правительством. А вот в китайской системе доминирует государство. То же самое относится и к системе сбора «big data» («больших данных» — огромных объемов информации о действиях и передвижениях людей, помогающей наладить управление городом, но при этом могущей быть средством контроля над людьми — прим. ред.) Справедлива эта истина и насчет искусственного интеллекта, установки системы мобильной телефонии 5G. И тем более — свободный характер американского интернета и государственный характер китайского виден в таких сферах, как оборона и препятствование кибератакам с последующим наказанием их авторам.

Все это оставляет нас лицом к лицу с большим вопросом: где же теперь будет стоять новая Берлинская стена? Где мы обнаружим границу между одной технологической системой и другой? Свяжет ли себя Европа узами альянса с США? Или, может быть, ЕС распадется на множество индивидуальных вариантов поведения, принимая отдельное решение внутри каждой европейской страны? Какую позицию займет Индия? А Южная Корея? А Бразилия? С каким давлением придется столкнуться вам в Японии?

Но есть и еще один фундаментальный вопрос. Будет ли и в дальнейшем принятая в США модель сбора информации и общественно полезных данных — будет ли она поддерживаться частным сектором? Или будущие страхи за национальную безопасность приведут к созданию «информационного варианта» военно-промышленного комплекса в США?

Ответы на все эти вопросы будут иметь далеко идущие последствия. На рынках потребительских товаров; товаров, нужных для непотребительских целей, а также всякого рода услуг — на всех этих рынках глобальные игроки являются одновременно конкурентами и потенциальными партнерами. Каждый игрок хочет для себя большей доли рынка, но все они получают выгоду от открытой торговой системы, которая создает возможности для всех. Торговые войны могут начинаться ради достижения специфических целей, но это в принципе не соревнование с нулевой суммой. Нынешняя модель мирового бизнеса каждому обещает свой вид успеха. А это критически важная поддержка для глобального умиротворения и процветания.

Но вот к экономике информации и данных это больше не относится. В этой сфере, как и во времена американо-советской холодной войны, существование двух соревнующихся систем, наоборот, сокращает коммерческие возможности и угрожает национальной безопасности. Для каждой из сторон желаемый всей душой результат — это уничтожение другой, альтернативной системы.

АМЕРИКА И КИТАЙ

Все это означает, что мы просто должны поговорить о Китае и США.

Чего должен хотеть весь некитайский мир от Китая? Нам нужно бы от этой страны одно — ее успех. Миру нужно, чтобы Китай оставался стабильным, продуктивным, а также все более и более процветающим, поскольку это процветание разгоняет рост экономик по всему миру. Нам нужен Китай. Чтобы он играл конструктивную международную роль, пусть даже она будет в чем-то ограничена. Китай мог бы работать с другими странами, чтобы помочь им справиться с вызовами, связанными с бедностью, конфликтами, угрозами общественному здоровью, недостатком образования. А заодно и с проблемами инфраструктуры, изменением климата, ростом способных сильно испортить нашу жизнь новыми разрушительными технологиями. И, конечно же, всего этого мы ждем от США тоже.

Угроза, которую Китай представляет Соединенным Штатам, меньше, чем думают многие в Вашингтоне. У Китая еще меньше заинтересованности в том, чтобы воевать в США, чем у Америки в войне с Китаем. Китай — это региональная, а не глобальная военная держава. Экономическая взаимозависимость продолжится, несмотря на усилия обеих сторон стать неуязвимыми в экономическом смысле, то есть быть в состоянии прожить друг без друга.

Главный источник конфликта между Китаем и США — это технологии. В этой области Китай сегодня является супердержавой. И именно в этой области возникает структура в стиле холодной войны, которая повлияет на каждый регион мира. Здесь у США возникает заинтересованность в провале Китая. Почему? Да потому что технологическое развитие Китая представляет собой фундаментальный вызов тем ценностям, на которых держатся глобальная стабильность и процветание.

Это тема, по которой американские демократы и республиканцы согласны. Да, представьте себе — согласны.

Ставки здесь высоки. Идея Сплинтернета, то есть создания нескольких параллельных технологических экосистем, — это не просто угроза для глобализации. Это гонка, в которой демократы, верящие в политические свободы, могут проиграть.

Что же нам делать?

Разрешите мне предложить два набора действий. Первый — создание организации по типу Межправительственного Комитета ООН по изменению климата. Нам нужна аналогичная группа по установлению базовых правил для цифрового мира. Эта группа должна была бы следить еще и за миром «больших данных» и за искусственным интеллектом, который обрабатывает эти данные, придавая этой сфере динамику и определяя ее дальнейшее развитие.

Мое второе предложение следующее: миру нужна цифровая Всемирная Торговая Организация, я бы назвал ее Организация Всемирных Данных. Так же, как ВТО, она объединяла бы лояльные нам правительства, которые верят в цифровую открытость и прозрачность. Объединяла бы их в организацию, в которую и Китай в конце концов заинтересован был вступить. Нужно сделать так, чтобы вступление в такую организацию было единственным путем для Китая получить доступ к развитым западным рынкам. В данном случае пряник работает лучше, чем кнут.

Америка, Европа, Япония и согласные с ними партнеры-единомышленники должны работать вместе, чтобы создать будущие стандарты. Это будут стандарты и в области искусственного интеллекта, и в области данных, защиты частной жизни, гражданских прав, а также интеллектуальной собственности. Нужно будет создать постоянный секретариат, который сведет все эти цифровые нормы вместе. Нужен и судебный механизм, который бы заставлял эти нормы соблюдать. У американцев есть инновативный потенциал и стартапы. Европейцы создали регулятивную супердержаву. А Япония — это главная в мире лаборатория по изучению того, как искусственный интеллект может улучшить жизнь людей.

Именно так мы можем подойти к проблеме технологической холодной войны между США и Китаем.

Есть, впрочем, сфера, где сотрудничество Запада с Китаем критически важно и вполне реализуемо уже сейчас. Чтобы бороться с продолжением перемен в климате и с его худшими последствиями, нам нужно построить «зеленый план Маршалла». Это должен быть финансируемый преимущественно Западом проект, который включал бы в себя лучшие идеи от мыслителей из частного сектора. Впрочем, могут подключаться и финансируемые государством ученые с Запада и из Китая. Целью исследований может быть, например, вопрос о том, как наилучшим образом изменить политику и придумать технологии, которые прочистили бы воздух и воду планеты, а также сократили бы ущерб, наносимый изменениями климата.

Так называемый зеленый «новый курс», который сейчас в центре внимания в США, предполагает, что американцы могут сами решить свои климатические проблемы. На самом деле одним американцам это не под силу. Китай сегодня — первый в мире выделитель углерода, причем с большим отрывом ото всех остальных. Китай на самом деле разделяет со всем другим миром заинтересованность в борьбе против изменения климата. Предстоящие штормы и растущий уровень моря угрожают не только Нью-Йорку и Токио. Они угрожают и Шанхаю тоже.

ГЛОБАЛЬНАЯ РОЛЬ ЯПОНИИ

А теперь настало время поговорить о Японии.

Я уже давно считаю, что международная конференция GZERO должна проходить в великом городе Токио. В драме международной жизни, которую я только что описал, мир нуждается в Японии, чтобы она сыграла уникальную роль — ведущую роль.

В мире, где политика где политику уже давно питают партийные раздраи, Япония занимает уникальное положение — она в этом отношении самая «здоровая» индустриально развитая демократия. Япония обладает сильнейшим в западном мире политическим руководством. Несмотря на множество противоречий в японской жизни, Япония остается единственной страной, которая сумела устоять перед глобальным трендом, направленным к политической поляризации.

Япония — это самое честное и наиболее эгалитарное общество среди промышленно развитых наций. Общественные институты в Японии более легитимны в глазах ее населения, чем в любой другой стране. Многие годы личного опыта научили меня, что японский частный сектор инновативен и динамичен. В мире, где правительства уже неоднократно проваливались с попытками обеспечить своим гражданам долговременное процветание и безопасность, у Японии есть социальная «сетка безопасности», которая реально работает, не давая гражданам упасть на дно общества. И никогда это достижение не выглядело столь важным, как сегодня.

Да, Японии нужен всплеск таланта, творчества, неплохо бы также получить дополнительную рабочую силу, оторвав от семьи и направив на производство намного больше женщин, чем сейчас, давая им в том числе и руководящие должности. Ну и приходится согласиться: неподъемный госдолг остается для Японии трудным вызовом.

Но некоторые преимущества Японии невозможно отрицать. И они помогут этой стране дать миру столь нужное сегодня лидерство. Недавние совместные выступления премьера Абэ с политическими руководителями и бизнес-лидерами в Индии, Германии, Иране а также со многими правительствами в Африке — все они показывают лишь краешек того, что станет возможным, если Япония воспользуется шансом помочь миру справиться с теми вызовами, которые я только что описал. А раз у Японии есть шанс, то, с моей точки зрения, у нее есть и обязанность.

Вот пять областей, в которых лидерство Японии особенно нужно:

1.            Япония может повести мир к устойчивому экономическому росту. Высокая цена, которую приходится платить за «рост любой ценой» стала постыдно очевидной для всех. Загрязнение воздуха, воды, а также почвы; приближение изменения климата. Но вот главная часть этой особой цены: неспособность индивидуальных правительств защитить тот самый «общественный договор», который связывает их с гражданами. Все это показывает, что миру нужна новая модель «устойчивого капитализма». Поиск Японией общества 5.0 — общества, построенного на основе из машиноведения, робототехники, а также других обогащающих нашу жизнь инноваций, — этот поиск тоже очень важен. Таким образом, все эти элементы дают японскому правительству и индустрии возможность — показать всему миру такой путь вперед, который не вел бы нас всех к катастрофе.

2.            Япония может усилить сотрудничество и уменьшить конфликт между Китаем и США. Эти две страны займут центр становящейся на наших глазах будущей международной системы. При этом Япония находится в уникальной позиции, позволяющей ей дать каждой из сторон стимул к тому, чтобы сотрудничать в тех областях, где их интересы совпадают, и избегать чреватых наихудшими последствиями конфронтаций в тех случаях, когда у сторон есть конфликтующие друг с другом интересы.

3.            Япония может усилить институты многостороннего сотрудничества. Я думаю, что Японии нужно присоединиться к Азиатскому банку инфраструктурных инвестиций (АБИИ). Свое членство там Японии нужно использовать для того, чтобы убедить Пекин сделать этот банк главным элементом своей инициативы «Один пояс, один путь». Это сделает финансирование инициативы «Один пояс, один путь» более прозрачным. Это было бы настоящим подарком Японии и японским компаниям, а заодно и подарком всему миру. Японии нужно будет убедить своих американских союзников тоже присоединиться к этому банку. А если говорить более широко, то вот какая задача должна быть у Японии. Работая совместно с Германией, Канадой и другими правительствами со схожими либеральными убеждениями, Япония должна защищать существующие международные институты и полностью участвовать в выработке глобалистских правил торговли, передачи данных и инновационной политики. То лидерство, которое Япония уже показала, сделав в свое время реальной перспективу «Транс-тихоокеанского партнерства» (проект экономической интеграции тихоокеанских стран без участия России и Китая, предложенный президентом США Обамой — прим. ред.), — это лидерство доказывает, что подобные вещи возможны.

4.            Япония может продолжить работу над Центром кибер-координации и кибер-мониторинга, который мог бы продвигать прямые инвестиции в научно-исследовательские открытия и конструкторские разработки — те самые знаменитые японские НИОКР, которые пострадали от сокращения финансирования во время рецессии в японской экономике. Япония могла бы достигнуть этого продвижения еще и в сотрудничестве со странами разведывательного сообщества «Пять глаз» (Five Eyes), а также с Германией.

5.            Япония может быть лидером в поставках и координации распределения гуманитарной помощи в сегодняшнем мире, который в этой помощи отчаянно нуждается. Как одна из самых богатых стран мира, Япония имеет достаточно влияния и доверия со стороны внешнего мира, чтобы помочь людям и правительствам, которые в этом нуждаются. Индустриальный сектор Японии может предложить и лидерство, и продвинутые технологические решения, чтобы обеспечить устойчивой развитие глобальных сообществ. Причем прежде всего — в тех сферах, как здравоохранение, строительство «умных городов» и новый дизайн рабочего места в условиях двадцать первого века.

КОНЕЦ АМЕРИКАНСКОГО ПОРЯДКА

По мере того, как мы вглядываемся в будущее отношений между нациями, есть одно предсказание, которое мы можем сделать определенно. Вне зависимости от того, что произойдет на выборах в США в следующем году, вне зависимости от того, кто станет президентом, ведомый Америкой международный порядок кончился. И он не вернется.

Но не менее важно то, что стремления и надежды многих людей, связанные с этим порядком, остаются и никуда не являются.

Эти надежды, эти ценности — всех их не в США придумали. Они не «западные» ценности в узком смысле. Они не просто продукт европейского Просвещения. Стремление к свободе, честности, власти закона, свободе самовыражения, а также несомненное человеческое стремление к открытости и исследованию — все эти стремления имеют универсальный и общечеловеческий характер.

Америка больше не сможет объявлять себя главной движущей силой защиты этих ценностей. Мы, американцы, однако, имеем здесь свою собственную роль, которую должны сыграть. Такую свою особую роль имеют и европейцы. Есть она и у народа Японии. И даже внутри Китая, России, Египта и Саудовской Аравии — внутри всех этих больших и маленьких стран имеются люди, которые просто изголодались по тому, чтобы взять свою судьбу в свои руки.

Соревнование и конфликт между нациями — неизбежны. А потепление планеты и подъем искусственного интеллекта — все это добавит экзистенциальные вызовы.

Но мы живем в мире G-Zero, мире без лидерства и людей, на которых можно положиться и которым можно доверять. Это задача для всех нас — заполнить эту пустоту. Задача для лиц, находящихся у власти. Лиц, влияющих на ситуацию. А также для людей, находящихся в этом зале, — здесь и сейчас.