30 октября 2019
Фёдор Лукьянов - главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» с момента его основания в 2002 году. Председатель Президиума Совета по внешней и оборонной политике России с 2012 года. Профессор-исследователь НИУ ВШЭ. Научный директор Международного дискуссионного клуба «Валдай». Выпускник филологического факультета МГУ, с 1990 года – журналист-международник.
Резюме: Чикагскому бандиту 20-х-30-х годов прошлого века Аль Капоне приписывают высказывание: «Добрым словом и пистолетом вы добьетесь гораздо большего, чем одним только добрым словом». Сам гангстер, утверждают специалисты, ничего такого не произносил, это апокриф. Но выражение удачное, поэтому цитировали его многие, в том числе однажды и Владимир Путин.
Чикагскому бандиту 20-х-30-х годов прошлого века Аль Капоне приписывают высказывание: «Добрым словом и пистолетом вы добьетесь гораздо большего, чем одним только добрым словом». Сам гангстер, утверждают специалисты, ничего такого не произносил, это апокриф. Но выражение удачное, поэтому цитировали его многие, в том числе однажды и Владимир Путин. Если переводить на язык современных международных отношений, получится следующее: «мягкая сила» – это хорошо, но она сработает намного эффективнее, если убедительно подкрепить ее «жесткой».
События осени 2019 г. подтверждают эту мысль, но и подвигают к дальнейшим размышлениям. Концепт «мягкой силы», появившийся в момент окончания холодной войны с подачи американского дипломата и ученого-международника Джозефа Ная, сейчас отошел на второй план. Тридцать лет назад прогрессивно мыслящие комментаторы объясняли: эпоха, когда все решали военные потенциалы, закончилась, началось соревнование привлекательности и экономической дееспособности. Ну а поскольку само собой получалось, что «всех милее, всех румяней и белее» Соединенные Штаты, остальным предлагалось брать с них пример и тянуться за лидером (понятное дело, подразумевалось, что дотянуться не получится, но сам процесс уже благотворен).
Сегодня никому в голову не придет отрицать определяющее значение вооруженного потенциала. Равно как и его недостаточность для того, чтобы решать сложные проблемы современного мира, где социальные, политические, культурно-религиозные и военные проблемы сплетаются в тугой неразрывный узел. Сирийская коллизия, в которой недавно наступил очередной резкий поворот, наглядная тому иллюстрация. Там не удалось бы никуда продвинуться без решительного применения военной силы, но только в сочетании с изощренной дипломатией и точным пониманием культурно-исторических особенностей региона. Иными словами, классические силовые компоненты первичны и безальтернативны, но их недостаточно.
Есть, однако, и другой аспект. То, что в конце прошлого столетия описывалось в благостных категориях несилового, «правильного» влияния, ныне превращается едва ли не в самые опасные формы манипуляции и диверсий. Развитие коммуникационных технологий сильно повлияло на функционирование политических механизмов. От прорыва к власти представителей прежде пассивных и безмолвных слоев (так называемый популизм) до способности поточно производить фальшивую реальность для дезориентации обществ и геополитических конкурентов – все это меняет не только средства, но и цель. Так что объективная сложность мира усугубляется еще и субъективной неспособностью его корректно описывать и анализировать.
В этом выпуске у нас несколько разных тем, но они взаимосвязаны. Мировое устройство переживает перестройку, и его будущая модель не предопределена, полагает Ричард Саква. Сергей Лавров, размышляя о «мире на перепутье», предупреждает об опасностях ревизионизма. Андрей Фролов анализирует примечательный казус разгрома так называемого «Исламского государства» (запрещено в России. – Ред.). В этом принимали участие разные, в основном конфликтующие друг с другом силы, но результат был достигнут совместными, хотя и не скоординированными усилиями. Анатоль Ливен пишет о трудностях с пониманием и интерпретацией американской политики вокруг Сирии.
Действуют ли прежние схемы и рецепты? Одд Арне Вестад обращается к классической формуле сдерживания СССР, разработанной в 1940-е гг. Джорджем Кеннаном, дабы понять, применима ли она к Китаю. Вывод неоднозначный – в целом, применима, но оговорок и условий масса. Раз уж вспомнили о Кеннане, любопытно почитать отрывок из мемуаров его дочери Грейс Кеннан-Варнеке, посвященный периоду, когда выдающийся дипломат и теоретик внешней политики работал послом в Москве (1952 г.). Майкл О’Хэнлон развивает тему сдерживания, сетуя, что нынешняя американская политика отпугивает союзников США.
Новый, но отнюдь не прекрасный мир войн в информационном пространстве – тема специального раздела. С разных сторон его рассматривают Яша Левин (экскурс в историю), Грег Саймонс, Дмитрий Евстафьев, Ричард Кларк и Роб Нейк. Последняя статья особенно примечательна – американские эксперты предлагают ограничить недемократическим странам доступ в интернет в наказание за неправильный политический курс. Как замечает в комментарии к статье Полина Колозариди, «подобные инициативы, конечно, отлично играют на руку всем, кто хочет разъединиться», именно в тех странах, которые авторы мечтают «исправить».
Тема, обсуждаемая сейчас неустанно, – популизм и его влияние на государства. Вацлав Клаус считает, что это просто ярлык, сознательно навешиваемый правящей верхушкой на тех, кто указывает на ее эгоизм и жадность. Мэтью Кросстон рассматривает феномен популизма сквозь призму того, как политики непопулистского толка перехватывают запрос общества и оборачивают его себе на пользу, активно используя информационные инструменты. А участники круглого стола в редакции журнала подробно разбирают, насколько популистская волна присуща России и каковы ее особенности в нашей стране.
Доживи Аль Капоне до нынешних времен, он, наверное, сам бы запутался, где доброе слово вооружается пистолетом, который без разбору палит другими добрыми словами огромной разрушительной силы. В Чикаго времен сухого закона было проще. По крайней мере, понятнее.