Американская внешнеполитическая элита почти единодушна во мнении о том, что решение президента Дональда Трампа вывести войска из северной части Сирии, вместо которых туда пришли российские и сирийские военные, является «подарком Путину». Различные варианты этой фразы в последние две недели появляются в заголовках почтенной «Нью-Йорк таймс», достопочтенного журнала «Форин афферс» и полупочтенной Си-эн-эн, а также других площадок медийного мейнстрима.

Российская элита присоединилась к американским коллегам и тоже заговорила о последних событиях в Сирии как об антагонистической игре, в которой Россия победила, а Соединенные Штаты проиграли. Одна российская газета назвала это «триумфом России на Ближнем Востоке», а аналитик с российского телевидения заявил, что данный триумф «печален для Америки».

Безусловно, печалиться есть о чем. Печально то, что решение Трампа о выводе войск, принятое импульсивно, без должной дипломатической проработки, вызвало гораздо больше хаоса и страданий, чем было необходимо, особенно среди курдов. А меня печалит то, что Трамп, известной своей рекордной некомпетентностью, портит репутацию самой идеи вывода войск США из других стран.

Но я не согласен с новым мемом о «подарке для Путина». Этот мем отражает распространенное мнение, что упадок американского влияния в Сирии и соответствующее усиление влияния там России по определению — прискорбное для Америки развитие событий. Но верно ли такое мнение о «подарке для Путина»? Такие перемены наверняка позитивны для Путина, но в долгосрочной перспективе они также могут быть полезны для США и для всего Ближнего Востока.

Кое-кто может посчитать, что предыдущее предложение с его намеком на беспроигрышность ситуации и для США, и для России сбивает с толку и является совершенно непонятным. Идея времен холодной войны о том, что США и Россия ведут внешнеполитическую партию по принципу «выигрыш одного — это проигрыш другого» (так называемая «игра с нулевой суммой»), в последние годы обрела второе дыхание. Отчасти это вызвано реальными спорами и разногласиями между двумя странами, а отчасти психологией «сопротивления Трампу», весьма распространенной в США. Действуя интуитивно по принципу «друг моего врага — мой друг», многие противники Трампа смотрят на часто кажущиеся неплохими взаимоотношения между ним и Путиным (включая период их заочного «симбиоза» во время кампании 2016-го года) как на союз ненавидимого ими Трампа с Россией. А раз так, приходят они к выводу, то России надо вставлять палки в колеса при любой возможности.

Однако на самом деле надо вставлять палки в колеса архаичным взглядам «сопротивляющихся Трампу» на внешнюю политику как на манихейскую борьбу за влияние между США и их союзниками с одной стороны и темными силами зла — с другой. У США с Россией, а также с российскими союзниками Сирией и Ираном, есть важные общие интересы. И чем скорее Америка это признает, тем лучше.

Начнем с конкретного примера. Россия, Сирия и Иран являются врагами группировки ИГИЛ (эта группировка, называющая себя «исламское государство», запрещена в России — прим. перев.), которая является одним из последних препятствий на пути установления режимом Асада твердого контроля над Сирией. А значит, любая передышка для этой группировки, вызванная внезапным уходом США, может оказаться временной — за группировку сразу же возьмутся режим Асада и его союзники в Иране и России.

Но здесь намного важнее другое. Россия и ее вассальный режим в Сирии сталкиваются с серьезными вызовами. Речь идет не только об укреплении контроля над Сирией, но и о восстановлении разрушенной страны. По этой причине Россия не заинтересована в дальнейшей дестабилизации на Ближнем Востоке. И это хорошо, потому что трудно даже представить дальнейшую дестабилизацию в этом неустойчивом регионе, особенно по линии разлома между Ираном и Сирией с одной стороны, и Израилем и Саудовской Аравией — с другой. Такая дестабилизация вполне может привести к очередной войне с катастрофическими последствиями.

Россия уже демонстрирует свою способность играть конструктивную роль в Сирии. Как это ни странно, данный факт подчеркивают даже те, кто поддерживает тезис о «подарке Путину». Хал Брэндс (Hal Brands) из Института американского предпринимательства (American Enterprise Institute) недавно написал на страницах «Блумберг» очерк под заголовком «Путин захватил Ближний Восток. США могут его вернуть». Там он отмечает: «Путин демонстрирует дипломатическую гибкость, оставляя двери открытыми почти для всех игроков в ближневосточном регионе».

Брэндс сетует на ослабление позиций США в регионе и на возвышение Москвы как ключевого вершителя судеб в сирийской гражданской войне. Далее он отмечает:

«Москва в партнерстве с Ираном и его ставленниками превратилась в центр дипломатии и борьбы региональных держав вокруг этого конфликта. В какую столицу направляется премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху и командующий силами „Аль-Кудс" Касем Сулеймани (иранский генерал, командир элитных подразделений Ирана — прим. ред.), чтобы обсуждать вопросы ближневосточной безопасности?»

Не в Вашингтон, это точно. И это самое главное! Дело не только в том, что Россия, как и Америка, заинтересована в стабильности на Ближнем Востоке. Дело в том, что Россия, в отличие от Америки, может что-то с этим сделать. Однако Брэндс так занят своим недовольством в связи с ростом регионального влияния России, что даже не понимает потенциальные выгоды от этого, хотя подходит практически вплотную к тому, чтобы назвать их.

Позиции Брэндса разделяют многие во внешнеполитическом истэблишменте США. Они понимают, что Америка не переводит свою региональную мощь и силу в плоскость продуктивной дипломатии, но любое ослабление такой мощи и влияния вызывает у них глубочайшее отвращение. Это может показаться парадоксом, но ничего парадоксального здесь нет. Многие, а может даже большинство, считают дипломатическое бессилие США результатом правления Трампа. Они хотят сохранить американское влияние, чтобы с уходом Трампа им можно было снова по-умному воспользоваться.

Надежда — это чудесно, но в данном случае приходится задумываться о том, в чем состоит ее историческая основа. Что именно в современной американской истории могло бы заставить не только израильского, но и иранского лидера отправиться в Вашингтон? Может, заявление Джорджа Буша о том, что Иран входит в «ось зла»? Даже Барак Обама, стремившийся улучшить отношения с Тегераном больше любого американского президента в последние годы, так и не подошел вплотную к улучшению отношений между двумя странами.

В силу различных особенностей американской политической жизни, особенно из-за длительного влияния Израиля на нашу ближневосточную политику, а также из-за растущего влияния других врагов Ирана, таких как Саудовская Аравия, США очень трудно хотя бы отдаленно стать похожими на честного регионального игрока-посредника. Обаме пришлось приложить немало усилий, чтобы протащить иранскую ядерную сделку через все внутриполитические преграды. Между тем, как бы во искупление грехов за эту сделку Обама, во-первых, сотрудничал с Израилем при проведении кибератаки, нанесшей повреждения иранским центрифугам, которую некоторые эксперты назвали актом войны, и, во-вторых, поддержал катастрофическую военную интервенцию Саудовской Аравии в Йемене.

Безусловно, плохие отношения с Ираном — это улица с двусторонним движением. После революции 1979 года иранские лидеры всячески эксплуатируют враждебное отношение Ирана к США, возникшее еще в 1953 году, когда американцы поддержали свержение правительства этой страны. Но кто бы кого ни обвинял, США в новейшей истории оказались не в состоянии сделать то, что Россия уже делает, создавая себе репутацию вполне адекватного посредника на Ближнем Востоке.

Остаточная психология холодной войны, усиленная мерещащейся демократам дружбой Трампа-Путина, — это не единственное препятствие, мешающее американцам увидеть в России конструктивную региональную силу. Путин также играет доминантную роль в оси Россия-Сирия-Иран. В 2015 году Джозеф Данфорд (Joseph Dunford), бывший в то время председателем Объединенного комитета начальников штабов, назвал Иран «самым дестабилизирующим элементом на Ближнем Востоке». А о зверствах сирийского режима всем хорошо известно. Можем ли мы ожидать, что доминирующий партнер (Путин — прим. ред.) сеющего хаос и творящего грязные дела альянса превратится сейчас в ответственного игрока? Существует ли такое понятие, как дестабилизирующий стабилизатор?

Чтобы ответить на этот вопрос, прежде всего надо понять одну простую вещь. Для многих обозревателей на Ближнем Востоке глубочайший парадокс заключается в том, что Соединенные Штаты вообще могут обвинять кого-то в дестабилизации региона. Они обязательно укажут на некоторые моменты, говорящие не в пользу США. Например:

— вторжение в Ирак в 2003 году, которое среди прочего привело к рождению предшественника ИГИЛ (запрещенной в России организации — прим. ред.);

— бомбардировки Ливии под руководством США, приведшие к смене режима, а точнее, к его разрушению и к возникновению хаоса на ливийской территории, где сейчас бал правят полевые командиры, а оружие расползается по черным рынкам всего региона;

— масштабное вооружение Соединенными Штатами, а также их европейскими и ближневосточными союзниками различных повстанческих группировок в Сирии, из-за чего обреченное восстание превратилось в полномасштабную гражданскую войну, разбросавшую по региону миллионы беженцев и унесшую жизни сотен тысяч человек.

Короче говоря, если дестабилизация региона лишает страну-дестабилизатора права на дипломатическое лидерство, то США теряют это право намного раньше России, США в этом случае следует незамедлительно отказаться от занятий дипломатией. Более того, Россия может заявить, что это она и Иран играют стабилизирующую роль в Сирии. Вместо того, чтобы разрушать существующий порядок — свергать режимы, разжигать пламя гражданской войны — они стараются сохранить этот порядок. Они пришли в Сирию по приглашению правительства этой страны, которая является их давним союзником, и они сражались за сохранение сирийского суверенитета. С их стороны все логично.

Конечно, в этой холодной и циничной оценке «стабилизирующей» и «дестабилизирующей» роли обойдены стороной важные нравственные вопросы, в том числе вопрос о кажущемся безразличии России к многочисленным зверствам и жестокостям сирийского режима.

На мой взгляд, чем пристальнее мы будем вглядываться в американскую историю, тем труднее нам будет претендовать на какое-то нравственное превосходство и в этом вопросе. Вспомните, например, как Соединенные Штаты поддерживали Саддама Хусейна в конце 1980-х, хотя он уничтожил химическим оружием десятки тысяч курдов. Или как США поддержали египетского лидера, который в 2013 году расстрелял почти тысячу мирных протестующих, чтобы задавить восстание в зародыше. Он наверняка был готов добавить пару нулей к этой цифре, если бы иностранные державы вооружили его внутренних оппонентов, как это произошло в Сирии.

Я бы привел приблизительно те же соображения в ответ на тот упрек в адрес России, что Москва отказывается применять силу в поддержку демократии на Ближнем Востоке. Америка без существенных критических оговорок поддерживает, например, Египет и Саудовскую Аравию. США делали это не только при Трампе, но и при его предшественниках. Это лишает США оснований и права возмущаться нарушением прав человека в регионе, а также говорит о том, что в этом плане усиление российского влияния вряд ли можно назвать отходом от нормы.

Это очень важные вопросы: о содействии демократии; о строительстве такого мира, в котором великие державы не закрывают глаза на то, как их вассалы творят злодеяния и т.д. Но это не те вопросы, которые разделяют двух ведущих кандидатов на роль ближневосточного вершителя судеб столь резко, как об этом думают многие американцы.

Кроме того, это не самые неотложные проблемы, с которыми сталкивается Ближний Восток. Сейчас этот регион слишком неспокоен и опасен, чтобы останавливать усилия дипломатии и начинать разговоры о нравственности потенциальных дипломатов. В ближайшей перспективе для нас самое главное — не допустить начала новой войны, остановить текущие конфликты и приступить к созданию основ прочного мира и региональной стабильности.

Те люди, которые хотят, чтобы Америка «оркестрировала» процесс создания этих основ в одиночку, не допуская активного участия других иностранных держав, — такие люди по меньшей мере наивны. Они надеются, что стабильность придет из страны, которую вполне можно назвать самой дестабилизирующей силой на Ближнем Востоке за два последних десятилетия. Они также надеются, что искусная дипломатия придет из страны, лишенной объективности, ослепленной своим морализаторством и региональными альянсами в такой степени, что ее внешнеполитическая элита даже не задумывается всерьез о возможности приостановки конфликтов.

Все это отнюдь не означает, что Соединенные Штаты не могут играть конструктивную роль на Ближнем Востоке. Могут, но в этом деле нам нужна помощь из всех возможных источников.