Подписание Киевом так называемой формулы Штайнмаейра – последовательности реализации пунктов второго Минского соглашения – вызвало шквал эмоциональных комментариев о том, что это означает и кому выгодно. На Украине кричат о «зраде» и пытаются устроить Майдан, в России кто-то говорит об успехе, а кто-то о «сдаче Донбасса».
На самом деле, это подписание не значит ничего принципиально нового. Сама формула Штайнмайера – не какое-то волшебное лекарство и не способна решить конфликт. Да, при честной её реализации она выгоднее ДНР и ЛНР, чем то, что пытался продавить Киев. Но в том-то и дело, что реализовать её в обозримом будущем не удастся.
Причина проста и очевидна всем, в том числе и дипломатам стран-подписантов: Киев не пойдёт на реальную автономию Донбасса (что чревато развалом всей Украины), а Донбасс не хочет возвращаться в Украину. Запад не готов бросить Украину как антироссийский инструмент, а Россия не оставит без защиты Донбасс и не отпустит Украину из своей сферы влияния.
Собственно, пересмотр договорённостей начался в тот же день: Зеленский и его «слуги народа» по примеру Порошенко стали интерпретировать их в свою пользу. Да и бумага, которую отдельно подписал Кучма, выглядит странно, на что и указал Сергей Лавров. При желании её можно назвать прихотью отдельного человека.
Впрочем, эта подпись нужна была только для того, чтобы иметь возможность провести встречу лидеров в нормандском формате и показать прогресс в реализации Минских соглашений. А это в свою очередь нужно, по верному замечанию Петра Акопова, «для того, чтобы переместить украинскую тему с первого пункта повестки дня российско-европейских отношений куда-нибудь на третье-четвертое место». И дальше:
«Начать ослаблять санкционное противостояние и в целом сделать европейско-российские отношения куда менее зависимыми от украинского вопроса. Этого хочет Макрон, этого хочет Меркель. Им нужно показать европейцам, которым несколько лет рассказывали о русской оккупации Украины, что процесс пошел... Нужен пиар на тему «минские соглашения выполняются». И Европа получит его».
Но и это не самоцель. Отодвинуть на последнее место тему Украины в отношениях Европы и России нужно для начала больших переговоров о новых правилах безопасности на европейском полуострове. По крайней мере, именно такую готовность выразил недавно президент Франции Эммануэль Макрон. Выступая перед французскими послами в конце августа, он заявил, что эпоха доминирования Запада (читай – США) завершается, а потому развитие партнерства с Россией необходимо для создания «новой архитектуры доверия и безопасности в Европе».
Кстати, рекомендую прочитать эту речь полностью (к примеру, тут) – в ней много удивительных для европейского лидера выражений и мыслей. К примеру, о необходимости создания «общего фронта Европейского союза и России» или об опасности «глубинного государства».
Прямой и откровенный разговор Москвы и европейских столиц давно уже назрел, но невозможно вести такой диалог с теми, кто не обладает ни реальной независимостью, ни желания таковую обрести. Независимости у Европы по-прежнему нет (и большой вопрос, возможна ли она в принципе), но желание, похоже, появилось. Макрон буквально кричит о нём, и поднял на флаг слово «суверенитет», который до того использовали только правые европейские политики.
Само предложение Парижа к России начать откровенный диалог, отодвинув в сторону Украину, вызван страхом самих французов остаться на обочине при построении нового мироустройства в XXI веке. Макрон не скрывает, что именно боязнь раствориться в противостоянии великих держав – США, Китая и России – вынуждает его активизироваться и предложить свой цивилизационный суверенный проект.
И вот тут самое интересное и важное: что реально готов предложить Макрон Путину, шире Европа – России. Что это за проект с общим фронтом? Какие новые правила безопасности и на каких условиях будут прописаны? В конце концов, кто за эту новую архитектуру будет платить? Но главное – как будут они исполняться в условиях хаотизации Запада? Где гарантии, что, к примеру, Польша или даже те же выпестованные евроатлантистами радикалы в Киеве подчинятся этим правилам?
Пока больше вопросов, чем ответов. Из речи Макрона можно узнать только, что Франция намеревается обрести суверенитет почти во всех сферах – от кибербезопасности, культуры до финансов, обороны и внешней политики. И сотрудничество с Россией должно послужить подспорьем для французов достигнуть суверенитета.
В частности, в урегулировании замороженных конфликтов на европейском континенте, переосмыслении всей системы контроля над обычным, ядерным, биологическим и химическим оружием, плюс развития космической программы, киберпространства. Впрочем, эти цели вызывают ещё больше вопросов, как конкретно это реализовать в условиях почти полной зависимости Франции от США и англосаксонских ТНК в тех же космических и информационных технологиях.
Кроме того, Макрон предлагает выстроить систему «концентрических кругов» европейской интеграции, где каждый внутренний круг подразумевает более близкие отношения. Такую интеграцию ещё принято называть разноскоростной, и страны Восточной Европы видят в ней попытку ключевых стран Европы отказать им в финансовой поддержке. Другими словами, Франция и Германия для Евросоюза предпочтительнее, чем Болгария и Румыния, а уж тем более Прибалтика.
Евроатлантисты сильно обеспокоены тем, что инициатива Парижа приведёт к тому, что «младоевропейцы», недавно бывшие в составе советского блока, вновь перейдут в сферу интересов России. Но из той же речи Макрона следует, что Франция, наоборот, даже активизироваться во всех регионах мира – от Африки и Ближнего Востока до Индии и Австралии.
Но ключевые направления всё же – Россия и Китай. Если в отношениях с китайцами французский лидер исходит из опасения доминирования КНР, использования его экономической мощи на пользу Европе, то в России Макрон видит – внимание! – равного партнёра, у которого есть свои интересы, слабости и преимущества. Это, безусловно, качественно иной тон разговора с Россией, чем то, что позволяла себе Европа в последние годы.
В то же время не стоит обольщаться. Проект Макрона подразумевает доминирование и перехват «европейского проекта». Так, он ставит послам такую задачу по отношению к России: «нам нужно с помощью требующего больших усилий диалога и поставленных условий предложить стратегический вариант этой стране, которая, безусловно, поставит перед собой такой вопрос».
Другими словами, это означает желание встроить Россию в некую стратегию Франции. А в чём всё же она заключается?
Предлагаемый Макроном новый европейский проект сам он называет как «новый гуманизм», в центре которого «человек с большой буквы Ч». Это некая постмодернистская попытка возродить ценности Просвещения. Звучит насколько амбициозно, настолько и расплывчато. Но для русского мира это неприемлемо как с точки зрения вторичности, так и из противоречия гуманизма православному мировоззрению. Собственно, именно идея «Человека» и привела Запад к гедонизму и нынешней нравственной деградации.
Договариваться о новых правилах с Европой и Западом России придётся в любом случае, но вряд ли наступило время для глобального соглашения (так называемой большой сделки). Кроме того, нужны какие-то гарантии. В конце концов, кто такой Макрон, чтобы договариваться с ним о новых правилах игры, если через несколько лет он перестанет быть президентом Франции? Да если даже и останется, как можно верить европейским лидерам после всего произошедшего? Помнится, с Меркель тоже были тёплые отношения и какие-то надежды, но в 2014-м всё это рассеялось.
Другое дело, что время больших переговоров о мироустройстве неизбежно наступит. И России следует основательно к нему подготовиться, предложив своё видение будущего. Европа, как мы видим, пытается найти новую альтернативу разрушающегося мироустройства. А в чём заключается проект России?
