Поскольку у оппозиции нет идеи, то не может быть, по определению, никакой революции и никаких потрясений, считает историк Борис Якеменко
Оппозиция нагнетает истерику по поводу «новых болотных дел», а всем наплевать. Пусть сажают. Это связано не только с тем, что всем действительно наплевать на Яшина, а с генетической памятью как власти, так и народа, самый сильный эпизод которой – расстрелы 1937 года. Массовые убийства того времени, а затем еще более массовые жертвы войны, задали очень своеобразную планку оценки взаимоотношений недовольной части общества и власти. А именно – убийства и все остальное. То есть если власть никого не убивает, то все остальное разумно и справедливо. Убийства не прощаются, все остальное да. Поэтому Новочеркасск стал приговором для Хрущева, а Вильнюс и Баку для Горбачева.
Поэтому же и все сегодняшние претензии к власти по поводу гонений на недовольных не встречают понимания – не расстреливают же. Обратим внимание на то, что до сих пор не сформировалась терминология, в рамках которой можно было бы описать реакцию властей на оппозицию. Это репрессии? Террор? Если это репрессии и террор, тогда что было 80 лет назад? Значит, не репрессии. Преследования? Это ни о чем. Так что же это тогда?
Ничего. Естественная реакция.
Тут кое где пошла паника и крики – все, де, майдан на носу, они побеждают, наступил прорыв, все бесповоротно изменилось. Так вот – они никогда не победят. Почему? Одна из главных проблем – отсутствие идеи, ибо все эти протестные акции есть развлечение скучающих столичных мажоров, а вопли «пустите Яшина в думу» это не идея.
Поскольку нет идеи, то не может быть, по определению, никакой революции и никаких потрясений. Писатель и философ Ален писал: «Любая революция происходит от имени духа и направлена против поваров». То есть она делается не от имени человека, обвешанного в бакалее или униженного в собесе, а от имени тех, кто устал от несправедливости мироустройства и себя первого сознавая продуктом этой несправедливости, готов отречься от всего, что его связывает с прошлым во имя будущего.
То есть революция – это неизбежная жертва. В нынешней ситуации эти самые «повара» не готовы жертвовать ничем вообще. Поэтому «домашний арест» и суд это такая же жертва, как трагедия в виде реквизиции во время событий 1917-го поддельной китайской вазы, над чем иронизировал еще Остап Бендер.
Кроме того, в оппозиции нет никакой политики. Политика возникает тогда, когда есть чувство страны под собой, когда есть понимание того, что хотят люди, когда есть способность предвосхищать ожидания. Политика – это способность направлять глобальные процессы комплексом средств, где не последнюю роль играет ум, интеллект, глубокие знания, глубокая и сложная дипломатия.
Ничего этого у оппозиции нет, нет политики, а есть, если перефразировать Мережковского, «огурцы с политического огорода», то есть суды над Навальным, вопли Яшина, голодовки Соболь, хохмачество и твиты. Иными словами, огурцы есть, но и те гнилые. Поэтому главным заказчиком т.н. «протеста» становятся не люди, не страна, не обстоятельства – объекты политики, а СМИ. С ними обсуждаются и с ними же и планируются политические провокации, поэтому СМИ всегда на месте провокаций заранее.
Любой их митинг – это уличное шоу, на котором собравшиеся играют роль статистов, как в экранном телешоу. Их обязанность служить задником сцены, а некоторых наиболее активных – декорациями, следить за главными гостями, по сигналу аплодировать, поддерживать тех или других по команде. Слова им давать не положено, их реальное отношение к происходящему никого не интересует, и считают их по головам, как коров.
Поэтому, например, всегда очень активно обсуждается численность оппозиционных акций, на этом, главным образом, все обсуждение и заканчивается, но то, что значительная часть начинает уходить уже на пятнадцатой минуте после начала, говорит по телефонам, никого не интересует. Пришел, тебя посчитали, иди на все четыре стороны, твоя миссия выполнена, со сцены скажут всем, что ты за них.
Еще одна деталь. Это абсолютное отсутствие поддержки в провинции. С одной стороны, это связано с тем, что вся эта публика народ презирает и им брезгует и все это видят. С другой – провинции совершенно непонятны их лозунги, призывы, проблемы и в целом их беспокойство. Провинции понятно, когда нет хлеба или привычного набора продуктов, когда вместо трех раз в день автобус начинает ходить один раз, когда задерживают пенсию, нет бензина. Но их не волнуют «правовой нигилизм», «недопуск на выборы» и прочее. Для них все эти борцы никто и звать никак.
Таким образом, все закономерно. Если бы они были способны к анализу… Если бы думали хоть немного… Невольно вспоминаются бессмертные «17 мгновений…» ... «Если бы это было летом, если бы у нас был доберман-пинчер, если бы у нас была перчатка той женщины, если бы доберман-пинчер сразу взял след...» Этого нет. А значит, кончится все закономерно. Власть лишь оформит их крах юридически.
Борис Якеменко – историк, доцент кафедры истории России Российского университета дружбы народов
