От Лжедмитрия до Дмитрия
Грянул кризис, и Кремль осенило. Президент Медведев обнаружил, что Россия на «сырьевой игле». В связи с этим он предпринял ряд решительных шагов. Написал статью, преломил чизбургер с Обамой и завел микроблог. Все три события вызвали большой резонанс и долго обсуждались. Статью «Вперед, Россия!» назвали манифестом модернизации. Преломление чизбургера – символом перемен. А заведение микроблога – знаком нового времени. Микроблог забавный, чизбургер среднепрожаренный (medium well), а статья привлекательна своей краткостью. Знаков в ней немного, мыслей еще меньше, но зато все правильные. В статье две идеи: Россия отстала от Запада, пора догонять.
Кратко и метко, как сообщения в «Твиттере». О том, как именно догнать Запад, Медведев не написал. Это правильно. Кто сказал, что руководитель решает задачи? Он их ставит. И заслушивает отчеты о неисполнении.
В общем и целом недавно объявленная всеобщая модернизация России уже успела явить себя миру в следующих фактах:
- совместном Медведева с Обамой распитии Кока-колы и поедании чизбургеров (в заведении с милым названием «Ray’s Hell Burger», «Дьявольский бургер Рэя»);
- появлении микроблога Медведева в «Твиттере»;
- наличии у Медведева сакрального символа модернизации – «айпада» (iPAD);
- торжественном вручении Медведеву переходящего символа модернизации – «айфона 4» (iPhone 4) – в штаб-квартире «Apple»;
- публикации статьи «Россия, вперед!»;
- улыбках и рукопожатиях с Дж. Чемберсом («Cisco»), Ст. Джобсом («Apple») и еще несколькими менее известными деятелями Кремниевой долины;
- серии выступлений-публикаций-заявлений-обсуждений на тему «Сколково»;
- публичной лекции Чубайса на тему нанотехнологий и модернизации вообще.
Наиболее содержательной оказалась лекция Чубайса. Чубайс указал – если модернизацией будет заниматься начальство, ничего не выйдет. Чубайс в высших российских чиновниках ходит лет двадцать. А потому, надо полагать, знает, о чем говорит…
А может, Чубайс и не прав. В конце концов, Медведев неплохо подготовился. Президенту, вооруженному «айпадом», «айфоном» и микроблогом, не страшно в России ничего – ни дороги, ни дураки.
Скептики зря посмеиваются. Все идет своим чередом, в полном соответствии с требованиями российской (советской) истории. У каждого царя (генсека, президента) должна быть своя идея – большая или малая. Без нее жить скучно. И главное – надо же уважать традицию. При каждом правителе было что-то свое. Судите сами.
При Ленине – мировая революция. При Сталине – социализм в одной отдельно взятой стране. При Хрущеве – коммунизм через 20 лет. При Андропове – дисциплина (при Брежневе идеи не появилось, и страна несколько растерялась). Горбачев выдал сразу несколько идей (ускорение, трезвость, гласность, плюрализм…). Такого напора страна не выдержала и развалилась.
Ельцин провозгласил эру свободы. И тут же расстрелял ее из танков. На выборах 96-го свободу торжественно перезахоронили с полным соблюдением ритуала. А в 99-м, когда земля на могиле дала усадку, воздвигли надгробный памятник.
В общем, в нулевые годы пришлось искать новую идею. Нашли ее просто – взяли, что было под рукой, и слепили «из того, что было». Под рукой был «Газпром». Так родилась идеология «энергетической сверхдержавы».
Кто только над ней не измывался!.. А зря. Идеология «энергетической сверхдержавы» была, пожалуй, самой честной за всю историю России.
Она не обещала светлого будущего, а честно указывала на сырьевое настоящее. Между строк в ней читалось – Россия прирастала, прирастает и прирастать будет Сибирью. То бишь своими недрами. И ничем другим прирастать она не может, не хочет и не будет.
Отдадим должное Путину – он нашел в себе мужество честно указать место собственной страны в мире.
Символ веры был предельно прост: «Газпром – наше все». Точнее, почти все. «Газпром» – Зевс на российском Олимпе; рядом «боги» помельче – нефтянка, металлурги… И еще кое-что.
Идеология «энергетической сверхдержавы» имела одно важное преимущество – ее стилистика была проста и понятна. Вот недра, вот труба. Ямал, труба, поток, откат… Что-то уплывает, что-то оседает. Газ качается, бюджет пополняется. Вот было национальное достояние, вот нет его. Все созвучно исторической традиции и понятно национальному менталитету.
Скептики бурчали – сырьевая игла… Так ведь другой испокон веков не было.
И все же в таинственной кремлевской душе скребли кошки. Все просто, понятно, но… скучно! И мелковато. Нет сверхидеи, парящей под небесами. В общем, на державную идеологию не тянет.
Другое дело Сколково. Здесь все непросто, ничего не понятно, зато живо и весело. А если добавить Чубайса с нанотехнологиями, то дух точно захватит. Для массовки можно использовать Обаму, Джобса, Чемберса, Баррета и других «силиконовых парней».
Этот контраст озорного медведевского пиара со скучноватым путинским вызвал к жизни Интернет-дискуссии, описанные Салтыковым-Щедриным задолго до появления блогов и форумов: «Явились даже опасные мечтатели. Руководимые не столько разумом, сколько движениями благородного сердца, они утверждали, что при новом градоначальнике процветет торговля, и что, под наблюдением квартальных надзирателей, возникнут науки и искусства. Не удержались и от сравнений. Вспомнили только что выехавшего из города старого градоначальника и находили, что хотя он тоже был красавчик и умница, но что, за всем тем, новому правителю уже по тому одному должно быть отдано преимущество, что он новый» (Салтыков-Щедрин, «История одного города»).
Но Салтыкова-Щедрина нынче перечитывают редко, а оттого слово «модернизация» прочно вошло в российский политический обиход. Чиновники прикупили айфонов и поручили помощникам уточнить, что такое микроблог (при необходимости закупить микроблоги оптом, а их ведение отдать на аутсорсинг аффилированным структурам). Спичрайтеры перенастроили компьютеры для автоматического разбавления любого текста двумя коренными словами – модернизация и инновации. В общем, все закрутилось. Пока, правда, о модернизации не сложили песни. Но, думается, ждать недолго. Пиарщики, продюсеры и промоутеры не подкачают. Будет вам и песня. И ее обязательно выложат на «YouTube».
Как бы то ни было, но факт остается фактом: Россия вступила в привычное историческое состояние – в эпоху очередной модернизации.
Модернизироваться России не впервой. Дело это, можно сказать, освоенное. Четверть века назад Горбачев призывал к ускорению (на основе научно-технического прогресса). Мол, мы отстали – надо догонять. За четверть века до Горбачева был Хрущев с тем же самым – «догнать и перегнать Америку». Отмотайте еще четверть века назад и получите цитату: «Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». И еще: «Пора, давно пора повернуться лицом к технике». Это уже не Хрущев – это Сталин. Знаменитая речь «О задачах хозяйственников». На дворе 31-й год.
Перед Сталиным – Ленин: «…либо погибнуть, либо догнать передовые страны и перегнать их также и экономически».
До Ленина – Столыпин («дайте двадцать лет покоя и вы не узнаете Россию»). До Столыпина – Витте. До Витте – Александр Второй. До него – Сперанский. И далее – Петр Алексеич. А потом уж и совсем седая старина.
Все модернизаторы России были разные. Но говорили одно и то же – «Россия отстала от Европы – надо догонять». Догоняли как могли. Проходило время, приходил новый модернизатор и вдруг обнаруживал – опять отстали! И вновь начинал догонять…
Краткий курс модернизации
Четыреста пять лет тому назад в московском Кремле сидел царь Дмитрий. Царь Дмитрий мечтал о модернизации. Он желал «соорудить Академию, чтобы и Москва изобиловала учеными мужами». К своим боярам царь Дмитрий относился скептически – «упрекал их невежеством, дразнил хвалою иноземцев и твердил, что россияне должны быть их учениками, ездить в чужие земли, видеть, наблюдать, образоваться и заслужить имя людей». Кроме того, царь Дмитрий «желал во всем уподобляться ляху, в одежде и в прическе, в походке и в телодвижениях; ел телятину… и никогда не ложился спать после обеда… бегал из места в место, к художникам, золотарям, аптекарям: чему дивились москвитяне, дотоле видав государей только в пышности, окруженных на каждом шагу толпою знатных сановников».
Нежелание спать после обеда россияне ему не простили – духовно чуждым царем зарядили пушку и выпалили в сторону, с которой дули модернизационные веяния.
Правды ради надо сказать – были модернизаторы и до Лжедмитрия. При Грозном – поп Сильвестр с Алексеем Адашевым, после Грозного – Годунов. Все трое были умны и от того несчастливы. При попе Сильвестре да при Адашеве в России приняли Судебник (водворив в стране мало-мальский юридический порядок), основали приказы (прообраз министерств), провели военную реформу, первый Земский собор, покорили Казань, Астрахань и… на том успокоились. Грозному наскучили советники – с ними было тошно и невесело. А душа просила разгула. Царь завел опричнину, на пару с которой разорил полцарства и вчистую продул Ливонскую войну. А история сделала зарубку на память – модернизацию в России начать можно, да закончить сложно.
Борис Годунов за век до Петра начал отправлять детей боярских учиться в Европу. Но век его был недолог. Царь скончался, ничего толком не успев начать.
Век Лжедмитрия был еще короче. Не успел он ни завести Академию, ни пригласить иностранных мастеров. Прожекты модернизации так ими и остались. Пришлось подождать лет сто.
Петр Алексеич
Первым модернизатором, который не только говорил, но и делал, оказался Петр Алексеич. Возможно, именно эта способность (не только говорить) так впечатлила потомков, что они поспешно присвоили ему звание Великий. Хотя реальные «итоги работы» царя-плотника не так и впечатляющи. Вот их краткий список:
- сбрил бороды боярам;
- одел дворян в парики;
- научил курить (пить и до него умели);
- создал флот;
- построил столицу на болоте;
- выиграл войну у шведов;
- проиграл войну туркам;
- разорил крестьян;
- вошел в историю как величайший реформатор.
Царствование Петра началось с большой победы (Азов) и еще большего поражения (Нарва).
Под Нарвой поражение было не только сокрушительным, но и позорным. У русских было очень большое войско, у шведов – очень маленькое. Один швед шел против четырех русских. Их вел безумный король Карл. Это решило дело. Московские рати бежали в полном беспорядке.
После Нарвы Петр окончательно понял – жить своим умом себе дороже. Европу шапками не закидаешь – у Европы надо учиться. Иначе побьют.
Петра интересовало то, что укрепляло армию и флот. До остального ему было дела мало. Он учился корабельному ремеслу, потому что нужен был военный флот. Он поощрял промышленность, потому что надо было отливать пули, делать ружья и пушки. И торговля, и индустрия для него стали лишь подспорьем в военном деле. А если бы Петр Алексеич всерьез заботился о них, то не воевал бы со шведами, а отменил крепостное право. Но об этом он даже не помышлял.
После Полтавы Петр поднял тост – «за учителей наших шведов!». Кое-чему он действительно научился. Правда, под Полтавой у русских опять войск было больше (раза в два). Более того – у шведов практически не было артиллерии. На этот раз все произошло по законам математики – войско большее побило войско меньшее.
Тем не менее, прогресс налицо. Под Нарвой Петр не умел побеждать ни числом, ни умением. Под Полтавой научились побеждать хотя бы числом. Уже неплохо.
И все же тост за шведов Петр поднимал зря. На самом деле он выбрал плохих учителей. У Карла Двенадцатого учиться было нечему. Учиться надо было у его потомков. Карл любил воевать и умел побеждать. Это умение дорого обошлось Швеции. И потомки поняли: посмотри на Карла и поступи наоборот. После Карла Швеция постепенно отказывается от дурацких амбиций. Нация перестает воевать и начинает работать. Это был правильный выбор, который так и не заметили в России.
Петр вошел в историю тем, что выдал рецепт российской модернизации. Рецепт оказался удивительно прост. В нем всего два слова – «КРАСЬТЕ ФАСАД». Выкрасишь фасад – сойдешь за модернизатора. Петр – гений масштабной показухи. При Петре Россия внешне стала походить на Европу. А внутренне осталась прежней. Неспроста о любимом детище царя-плотника, Петербурге, Гоголь написал так: «На Невском все обман, все мечта, все не то, чем кажется».
На главный вопрос – стали ли русские люди жить лучше в результате петровских реформ – история дала простой недвусмысленный ответ. Нет. По образному выражению историка – при Петре государство стало сильнее, а люди беднее.
Вместо неудобных бород явились неудобные парики. Появился флот, закупоренный в Балтике, как в бутылке. Появилась гвардия, менявшая по своему усмотрению императоров и императриц. Появилась регулярная армия, непременный участник всех европейских разборок (к вящей славе русских царей и без всякой пользы для русского крестьянина). Появился Петербург, построенный на чухонских болотах и русских костях, в гиблом, чахоточном месте, возникший без всякой цели и надобности, по одному капризу императора-самодура.
Но главное осталось прежним – крепостное рабство, народное пьянство да чиновное воровство. И за границу Россия по-прежнему вывозила исключительно сырье. Знаменитому историку Ключевскому приписывают замечательную фразу: «Любуясь, как реформа преображала русскую старину, не доглядели, как русская старина преображала реформу».
Кто-то метко назвал Петра «первым большевиком». Что-то в этом есть. Во всяком случае у последующих реформаторов (Сперанского, Александра Второго, Лорис-Меликова, Витте и Столыпина – к ним мы еще вернемся) общего с Петром было мало. Исторические наследники у Петра обнаружились через два столетия – аккурат в прошлом веке.
Ленин
За шесть лет до смерти Ленин неожиданно взял власть. Всю жизнь он читал, писал и мечтал. А окружающим говорил – мечте не сбыться, мы не доживем, может, молодежь дождется…
Но мечта сбылась. Империя Романовых нежданно-негаданно сгинула в один день (Ильич опять оказался прав: «стена гнилая, ткни и развалится»). На смену ей пришло время мечтателей.
Сегодня к Ленину и Троцкому можно относиться как угодно. И все же это были удивительные люди. Журналист Троцкий из ничего создал новую армию. Литератор Ленин из ничего создал новое государство. Армия Троцкого дошла до Владивостока и Вислы. Государство Ленина пережило создателя почти на семьдесят лет. Неплохой результат для книжных мечтателей.
Ленин взялся за Россию основательнее, чем Петр. Со стороны казалось, что в стране идет сверхмодернизация.
Понадобился почти век, чтобы понять – психологию человека не переделать. Как ни крути, но прав оказался Остап Бендер – индивиду скучно строить социализм. Причем индивид этот так же, как Балаганов, упорно желает ходить в белых штанах. И ничто – ни самая передовая теория, ни самый обширный архипелаг ГУЛАГ – не в состоянии этого изменить.
Редкое в истории государство Ленина просуществовало относительно долго, но исчезло так же, как и романовская империя – в один день. Никто не встал на его защиту. Оно кануло в Лету при общем молчаливом согласии – народа, властей и воинства.
И тем не менее, Ленин оказался одним из самых удачливых модернизаторов в российской истории. «Город Солнца» он не построил, а вот «лампочку Ильича» затеплил. Вождь мирового пролетариата запустил, а его наследники завершили одну чрезвычайно полезную штуку – электрификацию.
Вообще, теоретики Ленин и Троцкий оказались на редкость практичными людьми. Хрестоматийный план ГОЭЛРО начали готовить еще в начале 20-го года. На дворе разруха, война в разгаре – Красной Армии еще только предстояло разбить Врангеля, обмануть батьку Махно и потерпеть жестокое поражение от Пилсудского. Но комиссия по электрификации уже начала работу. Были подняты старые, робкие планы царского правительства. Их уточнили и основательно расширили. Полуголодных ученых и инженеров поставили на отличное довольствие. И начали наскребать деньги, чтобы платить буржуям за оборудование, технологии и консультации.
Надо отдать должное Ленину – ему и в голову не приходило «делать свое». Он твердо знал – все надо брать на Западе. В Европе, а еще лучше в Штатах. Именно так большевики (и при Ленине, и при раннем Сталине) поступали. Все закупалось на Западе – станки, оборудование, технологии. В СССР ехали иностранные спецы – устанавливать, налаживать и обучать.
Это привело к успеху. Мало кто верил в ленинскую электрификацию. Но она состоялась. К началу 30-х страна была готова к решающему рывку в индустриализации – электричества было довольно.
«Лампочка Ильича» оказалась вполне реальной. Она осветила стране путь в будущее. Точнее – два пути. Один – делать танки. Второй – делать не только танки, но и автомобили. И много всего другого, предназначенного для жизни, а не для смерти.
Электричество нужно и для танков, и для автомобилей. И не вина «лампочки Ильича», что страна предпочла исключительно танки.
Сталин
Сталин первым понял – мировой революции не будет. Надо строить социализм в одной отдельно взятой стране. Эта догадка помогла ему взять власть.
Троцкий – первый кандидат в наследники Ленина – по-прежнему ждал мировой революции. И оттого проспал свой шанс залезть на кремлевский трон, опираясь на армию.
Впрочем, кремлевского трона Троцкому было мало – впереди ему грезился пожар мировой. Но он так и не вспыхнул. А тот, кто желает слишком многого, не получает ничего. Вождь Октября потерял власть и на пароходе «Ильич» уплыл за моря ожидать Меркадера с ледорубом.
Сталин между тем продолжил главное дело Ленина – подготовку к войне. В том, что впереди смертельный бой между капиталистами и социалистами, никто не сомневался. Неясно было, с кем именно придется биться – с поляками ли, с китайцами, японцами, англичанами, французами, с каждым по отдельности или со всеми разом. Но то, что биться придется, не сомневался никто.
История рассудила по-своему. Стране социализма биться пришлось не с капиталистами, а с национал-социалистической рабочей партией Германии.
Все 30-е годы Сталин посвятил подготовке к войне. Но подготовиться все равно не успели. И если в Первую мировую фронт держался у Баранович, то во Вторую немцы дошли до Москвы и даже залезли на Эльбрус. Тем не менее, Первая мировая для России закончилась в Бресте, а вторая в Берлине.
Сегодня уже не секрет – технически Красная Армия была лучше подготовлена к войне, чем вермахт. Вторая мировая стала войной танков. А лучшие танки были у СССР. Причем не только в последние годы войны, но и в 41-м. «Катюши» (гениальное советское изобретение) били гитлеровцев в том же 41-м. Список можно продолжать.
Как ни странно, в техническом отношении немцы стали обходить союзников лишь к концу войны (баллистические ракеты, реактивная авиация, новые типы подлодок). Но к тому времени это уже не имело значения.
Сталинская индустриализация дала свой результат – техника не подвела страну. Подводили генералы и маршалы. А ученые и инженеры, конструкторы и рабочие свой долг выполнили отменно. Так же, как и солдаты.
Потом была эпопея с атомной бомбой. Частично ее секрет украли (в ту пору в разведке служили судоплатовы и эйтингоны, а не анны-чэпмэны). Но многое доделали сами. И потом смогли даже вырваться вперед (первыми испытав водородную «сахаровскую» бомбу). Плюс ракеты Королева. И первый человек в космосе. Это все Сталин и его индустриализация. Она была оплачена миллиардами долларов и миллионами жизней. И результат у нее был впечатляющий, но печальный.
Сталин модернизировал не страну – он модернизировал ВПК (этим он сильно напоминал Петра). Страна делала отличные ракеты и бомбы. Но за рубеж по-прежнему (как и за сотни лет до того) экспортировала сырье. Ученые делали гениальные открытия. Но одновременно СССР проспал генетику и кибернетику. Все, что находилось за пределами ВПК, как и прежде, несло на себе печать отсталости.
Россия впервые в своей истории научилась делать лучшее в мире оружие. Это был главный итог сталинской модернизации. К несчастью, он был не только главным, но и единственным.
Часть 2
Сперанский
Обычно историки дают оценки государственным деятелям постфактум. Это естественно, ведь дело историка – прошлое; настоящее его касается мало.
Но в случае графа Сперанского жизнь распорядилась по-другому. Его судьбу решил историк. И не просто личную судьбу, но и судьбу его реформ. Звали историка Николай Михайлович Карамзин.
Все полагают, что главный вклад Карамзина в российскую историю – это ее (истории) описание. Ошибаются. На самом деле, Карамзин не только описывал историю – он ее направлял. В частности, Николай Михайлович стал могильщиком одной из модернизаций.
Дело было так. В начале своей карьеры Александр I желал остаться в памяти потомков не только соучастием в убийстве собственного отца, но и еще чем-нибудь. Чем именно – он точно не знал, но что-то сделать ему хотелось. Славных побед можно было искать на двух путях – в битвах с врагом внешним и врагом внутренним.
Внешний враг имелся один – Наполеон Бонапарт. Внутренних оказалось поболе – воровство чинуш, распутство дворян, рабство крестьян. Плюс дураки, дороги. В общем, традиционный список.
Биться Александр решил на два фронта сразу. Для Наполеона он призвал генералов, для внутреннего врага – реформаторов. Генералов Наполеон разбил в пух и прах под Аустерлицем. И царь на некоторое время попал под чары реформаторов (модернизаторов).
Главнейшим и умнейшим из них оказался Михайло Михайлович Сперанский. Сын бедного сельского священника, выбившийся в люди, имел на удивление светлую голову (позже Бонапарт так о нем и скажет – «единственная светлая голова в России»).
Сперанский за несколько лет начертал удивительно точную и толковую программу модернизации России. Там было многое – и реформа чиновничьего аппарата, и построение «правового государства», и постепенное уничтожение крепостного рабства. Реформы не были прожектами – они были тщательно продуманы, прописаны и частично начали воплощаться в жизнь.
Но едва Сперанский начал подбираться к главному пункту – крепостному рабству, империя насторожилась. Против Сперанского заработал «двор». К царю Александру отрядили историка Карамзина. Тот живо и образно объяснил самодержцу – Сперанский желает отменить рабство; но вместе с рабством падет и самодержавие. Царь подумал – и выгнал Сперанского. Просто так – в один день, без извинений и объяснений.
Ничего не попишешь. «Властитель слабый и лукавый»… Пушкин умел давать меткие характеристики.
Потом Сперанского вернут из ссылки. И даже назначат на разные посты. К нему благосклонно отнесется архиконсерватор Николай I (царю понадобятся умные люди без умных мыслей). Сперанский поймет правила игры – и будет играть в них до самой смерти.
Кто же прав был? Сперанский или Карамзин? Каждый по-своему. Сперанский думал о России, Карамзин – о царе. А Александр Павлович наивно полагал, что можно совместить интересы самодержца и державы. Карамзин объяснил – «не можно».
Александру I понадобилось десять лет, чтобы понять – реформы идут во благо России, но во вред ему самому. История подтвердила правоту Карамзина.
Режим отлично просуществовал еще лет сто. Да, приходилось пятиться и отступать. Через полвека пришлось освободить крестьян (без земли). Еще через полвека появилась Дума (без полномочий). И только потом пришел час расплаты. Расплачивался праправнук Александра.
Царь-освободитель
Настоящие реформы в России начинались только в двух случаях. Во-первых, если в казне было пусто. Во-вторых, если Россию били на поле брани.
Александр II в наследство получил тощий бюджет и позор Крымской войны. Реформы стали неизбежны.
История повторится через полвека. После разгрома в русско-японской и под угрозой падения рубля царь Николай созовет первую Думу.
Еще через 80 лет в той же стране с другим названием иссякнут нефтяные доходы. А армия окажется в афганском тупике. И тогда генсек Горбачев провозгласит перестройку.
Все трое кончат плохо. Царя Александра убьют. Николая убьют. Горбачеву повезет больше – власть отберут, но жить оставят.
Любая российская реформа начинается с четырех слов – так дальше жить нельзя. И продолжается еще тремя – надо что-то делать. Что именно – никто не знает. А потому делают, что могут.
Александр-освободитель сделал, что мог. Освободил крестьян (оставив их без земли). Учредил земство (сохранив все права дворянства). Ввел суды присяжных (так и не обуздав полицейских держиморд).
Александр брался за многое – и ничего не доводил до конца. Сделав шаг, он вдруг останавливался, оглядывался… да так и замирал на месте. Иногда (по прошествии долгого времени) делал еще шаг. Чаще – отступал назад.
Чтобы он ни делал, все были недовольны. Он дал крестьянам свободу, но они требовали землю. Он дал интеллигенции земство, но она требовала парламент. Он сохранил самодержавие, но реакция требовала диктатуры.
Так и прошли четверть века его царствования. Крестьяне роптали, что волю украли. Дворяне жаловались, что их разоряют. Консерваторы требовали виселиц, либералы звали к топору.
Уже в первые годы правления император остался один. И был одиноким до самой смерти.
Пожалуй, это самый несчастный из русских царей.
Всю жизнь его душили сомнения. Всю жизнь он метался между двумя полюсами. Между законной женой и княжной Долгорукой. Между держимордами и либералами. Между Муравьевым-вешателем и братом Константином. Между Азией и Европой. Между жизнью и смертью (шутка ли – пережил шесть покушений).
Кажется, лишь под конец жизни Александр как будто опомнился. Возможно, он понял – реформы нельзя бросить на полпути. Такой реформатор, что пьяный хирург: разрезать – разрезал, а зашить забыл.
Судьба дала ему последний шанс. Рядом с ним появился Лорис-Меликов.
Граф торопился. Словно чувствовал – слишком много времени упущено, слишком мало его осталось. Проект первой русской конституции (хилой, робкой, но все же конституции!) разрабатывается меньше чем за год.
Начинает работать полиция. Если раньше она выдумывала заговоры, то теперь их раскрывает. Верхушку «Народной воли» взяли за несколько дней до рокового 1 марта.
Лорис-Меликову не хватило недели, чтобы спасти царя. И трех дней, чтобы спасти Россию (подписание конституции было назначено на 4 марта).
Пример показательный – не стоит откладывать на завтра. Завтра может не наступить никогда.
За того, кто уходит от решений, все решает сама судьба. Так случилось и с царем Александром. Его жена умерла – и он смог наконец обвенчаться с Долгорукой. А 1 марта 1881 года судьба поставила точку в его сомнениях о пути России.
Интересно, что после первого взрыва царь не торопился покинуть место покушения. Он поговорил с бомбистом Рысаковым. И медленно пошел осматривать воронку от взрыва. Его уговаривали поскорее уехать. Но и тут Александр медлил. Он вновь о чем-то думал. В чем-то сомневался. Что-то вспоминал…
Эти мгновения все и решили. Второй бомбист (наш земляк, уроженец Минской губернии Гриневецкий) не промахнулся.
Судьба провела Россию мимо конституции. И повела ее дальше – к революции.
Витте
Путь к революции был неблизким – 36 лет. На этом пути России повстречался человек, который мог бы все изменить.
Имя этого человека – граф Сергей Юльевич Витте.
Лучше всех о нем написал академик Тарле: «Основная черта Витте, конечно, – жажда и, можно сказать, пафос деятельности. Он не честолюбец, а властолюбец. Не мнение о нем людей было ему важно, а власть над ними была ему дорога. Не слова, не речи, не статьи, а дела, дела и дела – вот единственное, что важно».
Витте и был ЧЕЛОВЕКОМ ДЕЛА. Не реакционером и не революционером. Не либералом и не маргиналом. Не слюнтяем и не держимордой. Не бюрократом и не харизматиком. Не заоблачным теоретиком и не узколобым хозяйственником.
Он был тем, кем надо. И когда надо.
Витте был отцом русской промышленности. Главным строителем Транссиба, КВЖД (и вообще русских железных дорог). Отцом золотого рубля. Добрым гением имперских финансов (и, наверное, одним из самых лучших министров финансов не только в российской, но и мировой истории). Спасителем России после поражения в японской войне (Портсмутский мир). Автором знаменитого октябрьского манифеста 1905 года (то есть создателем первого русского парламента). Укротителем первой русской революции.
Есть еще огромный список заслуг помельче – поддержка Менделеева, винная монополия, основание Корпуса пограничной стражи…
Если кого и можно назвать УСПЕШНЫМ МОДЕРНИЗАТОРОМ, то это Витте.
Первая русская индустриализация – это Витте. На ужасном казенном современном языке главные свершения Витте звучат так – защита отечественного товаропроизводителя и развитие отечественной индустрии, создание транспортной инфраструктуры (железные дороги), привлечение иностранных инвестиций и технологий, финансовая стабилизация.
Самое удивительное, что у него все получалось. Промышленность росла бешеными темпами, инвестиции текли рекой, рубль был крепок как никогда. А страна опутывалась сетью железных дорог.
Постепенно Витте вынашивал главную идею – аграрную реформу.
Самое лучшее, что мог делать царь – не мешать Витте. Именно так поступал Александр III. Но царь-гигант умер. На смену ему пришел сын. Николай недолюбливал Витте. За резкость и за успешность. За ум. И масштаб личности.
Царь начал действовать по-своему. Но всякий раз, когда он поступал не так, как советовал Витте, попадал впросак.
Ошибки царей обходятся дорого. Витте заклинал царя не обострять отношений с Японией. Но Николаю хотелось повоевать. Дело закончилось Цусимой.
Свой трон Николай мог потерять уже в 1905-м году. После поражения в войне страна бурлила. Генералы пустили по ветру финансовое благополучие, с таким трудом созданное Витте.
И царю пришлось обратиться к нелюбимому сановнику. Витте поехал в США и заключил с японцами почетный мир – проиграв все на поле сражения, Россия не уступила ничего за столом переговоров. В октябре Витте убедил царя подписать Манифест – в России впервые учреждался парламент. Витте стал первым премьером Российской Империи. Потом он сумел добыть денег – огромную, колоссальную сумму, которая спасла царскую власть. Знаменитый в ту пору Влас Дорошевич писал: «При С.Ю.Витте мы взяли у Франции 12 млрд. франков (по тем временам астрономическая сумма). А за пятью миллиардами начинается гениальность. Бисмарк взял пять миллиардов контрибуции. А Бисмарк был гениален. С.Ю.Витте взял их двенадцать».
После этого Витте стал не нужен. Ему пожаловали графским титул и дали пинка под зад.
Через десять лет царь Николай на станции Дно записал в своем дневнике знаменитое: «Кругом измена, трусость и обман».
Столыпин
О Столыпине говорят гораздо больше, чем о Витте, хотя сделал он несравненно меньше.
Поклонники Столыпина (а-ля Никита Михалков) числят за ним три заслуги. Утихомирил революцию. Провел крестьянскую реформу. Произнес знаменитую фразу: «Вам, господа, нужные великие потрясения, нам нужна великая Россия».
Фраза звонкая – спору нет. И ее произнесение – целиком заслуга Столыпина. Запишем фразу ему в актив.
Насчет реальных дел – все сложнее. Революцию утихомирил не Столыпин, а Витте. Именно он сделал три главные вещи – принудил царя издать октябрьский манифест. Вернул войска из Забакайлья (с театра русско-японской войны). И сумел взять огромный займ. То есть обеспечил правительство деньгами. Когда у властей есть деньги и армия, революции обычно тушатся легко. И наоборот. Деньги и армию царю вручил Витте. Так что роль Столыпина в тушении пожара первой русской революции невелика – он, как Путин и Шойгу, просто чаще появлялся перед «камерами» (в тех условиях – на думской трибуне). Потому его и запомнили больше. А пожар тушили другие.
С крестьянской реформой та же история. Все ее идеи прописал Витте и его сотрудники. И не в общем виде, а в виде конкретных законопроектов. Столыпину оставалось лишь подписаться под ними. И если бы он это сделал, то, пожалуй, принес бы России огромное благо. Но Столыпин, украв базовые идеи Витте, подогнал их под свой полицейский угол зрения. В итоге общину стали разрушать силком, административно (Витте предполагал делать ставку на добровольность и экономические методы). Разделенная Столыпиным деревня (на кулаков и прочих) стала ГЛАВНОЙ пороховой бочкой, взорвавшейся в 17-м году.
Проще говоря, Столыпин жил идеями Витте. И на деньги, одолженные Витте. Но любил произносить речи и вешать людей. Потому и запомнился.
Хрущев
О Ленине и Сталине мы уже писали, так что перейдем сразу к «модернизаторам», пришедшим после них. И если не считать несостоявшегося модернизатора Берию, то следующим по списку значится Никита Сергеевич Хрущев.
На первый взгляд у Хрущева в активе немало дел. Прекратил репрессии. Выпустил людей из лагерей. Развенчал культ. Устроил «оттепель». При нем запустили спутник, испытали водородную бомбу. И главное – при нем был Гагарин. Причем все это раньше американцев – и водородная бомба, и спутник, и Гагарин.
Еще были «хрущевки». Проще говоря, массовое строительство жилья для простых людей. Кстати, надо помнить: символом тесноты («гроб не вынести») «хрущевка» стала потом. Но для тех, кто переселялся в нее из бараков, она была за счастье.
Впрочем, если посмотреть внимательно, то окажется – почти все свои достижения Хрущев то ли «перехватил» у Берии, то ли «унаследовал» у Сталина.
Начнем по порядку. Точку в репрессиях поставил Берия. Он же открыл ворота тюрем и лагерей – провел первую амнистию, начал пересмотр многих дел. Культ развенчать не успел, но, судя по бумагам, собирался. Причем раньше, чем Хрущев. И, возможно, радикальнее.
Берия шел дальше Хрущева. Он хотел дать свободу не только людям, но и целым странам. В частности, предлагал отпустить с миром ГДР. Предлагал официально и настойчиво. И надо думать, своего бы добился (если бы не пуля в лоб от генерала Батицкого). Так что подлинным отцом оттепели был Берия. Хрущев стал ее отчимом.
То же было и с бомбой, и с космосом. Атомный проект запустил Берия. Часть секретов его люди украли. Оставшееся додумали наши ученые. Сталин и Берия смогли создать мощнейший мозговой трест. Сконцентрировали колоссальные ресурсы. Заставили работать науку, промышленность и разведку в синхронном режиме. Итогом стали ядерный арсенал, спутник и Гагарин.
Первая водородная бомба (нового поколения по сравнению с той, что упала на Хиросиму) была почти готова уже к смерти Сталина. Хрущев получил ее в наследство. По космосу работы развернулись при нем. Но главную базу создал Сталин.
Собственными идеями Хрущева стали – кукуруза, совнархозы, целина, агрогородки, желание показать «кузькину мать», а также «догнать и перегнать Америку».
Хрущев очень любил простые решения. И шарлатанов типа Лысенко. Каждого проходимца, который обещал все и сразу, он готов был обнять и расцеловать.
Но больше всего Хрущев любил говорить. Говорил он ярко, образно и убедительно. Сочным народным языком. Говорил очень много. После скупого на речи, краткого и точного Сталина на мир и страну извергся поток слов. Казалось, это главная страсть Хрущева – говорить. Он постоянно кому-то что-то доказывал, кого-то ниспровергал, что-то разъяснял.
Правда, у Хрущева (в отличие от Молотова) было одно счастливое качество – он не был догматиком. И иногда мог видеть, что дважды два – четыре, а не пять (для любого большого начальника это очень важно).
В какой-то момент Первый секретарь ЦК вдруг понял: будучи рабочим при царе он жил лучше, чем живет советский рабочий через 40 лет после победы пролетарской революции. Хрущев сказал об этом открыто, не стесняясь. Но выводов не сделал.
По внешним признакам, СССР при Хрущеве – это мечта Медведева. Первоклассная мировая наука. Огромный технический потенциал. Первая космическая держава. Физики в почете, лирики в загоне. Американцы зеленеют от зависти… Тут Сколково и рядом не стояло!.. А вот рассказ самого Н.С. Хрущева: «Прошли годы после революции, мне больно думать, что я, рабочий, жил при капитализме в гораздо лучших условиях, чем живут рабочие при Советской власти. Вот мы свергли монархию, буржуазию, мы завоевали нашу свободу, а люди живут хуже, чем прежде».
Это и была формула великой и трагической советской модернизации – ракеты в космос запускаем, а хорошие сапоги не шьем.
Через много лет вину за плохие сапоги решили возложить на хорошие ракеты. Но увы! Когда ракеты перестали быть хорошими, сапоги лучше не стали…
Часть 3
Горбачев
По большому счету, главная идея перестройки формулировалась просто – хватит заниматься «ракетами», давайте займемся «сапогами».
Посыл был правильный. На ракеты уже не хватало денег, а в плохих сапогах ходить надоело.
Если кто не помнит, горбачевская «модернизация» началась вовсе не с демократии. Первым словом было – ускорение. На основе научно-технического прогресса. Идея казалась простой – надо поднапрячь науку, перевооружить производства, выпускать поменьше танков, побольше телевизоров – и все наладится.
Ключевая мысль – нужны новые технологии. Почти по Медведеву. Правда, времени и денег у Горбачева было гораздо меньше. Потому что цены на нефть были гораздо ниже. Поэтому правильные выводы приходилось делать гораздо быстрее. Вскоре о науке и прогрессе забыли. Горбачев решил осуществить редкую для России вещь – политическую модернизацию.
Этим он и вошел в историю. Многие ему должны быть благодарны. Например, миллионы тех, кто уехал из страны и прекрасно устроился на Западе – от Кремниевой долины до Германии (где «русские» составляют третью по численности этническую группу страны после немцев и турок).
У них прекрасные дома с бассейнами и солидные счета в банках. И хотя уже давно нет «железного занавеса», а в Москве можно купить все то же, что в Нью-Йорке, мало кто торопится возвращаться.
Речь не о жуликах – речь о врачах, профессорах, программистах и изобретателях. О тех, кто уехал благодаря Горбачеву и устроил свою жизнь так, как хотел. Их немало – их миллионы. Они могут быть ему благодарны.
Горбачеву должны быть благодарны и те, кто стал «мелким и средним предпринимателем» на постсоветском пространстве. А равно «ведущие журналисты», поп-звезды, пиарщики, рекламщики и прочая, прочая, прочая. Они никогда бы не жили так, как живут сейчас. Таких тоже немало – их миллионы.
Еще больше должны быть благодарны Горбачеву политики и чиновники постсоветского пространства. Они бы никогда не стали теми, кто они есть. Путин уволился бы в запас полковником, а Медведев служил бы при кафедре под руководством профессора Собчака. Горбачев открыл им дорогу – и не только им. Они могут быть ему благодарны.
И конечно, господа олигархи – и большие, и те, кто поменьше. Абрамович – не Гейтс, Вексельберг – не Джобс, а Фридман – не Делл. И даже не Сорос. Они не изобрели прорывных технологий (как «Интел», «Сиско» или «Эппл»). Не внедрили новые формы организации бизнеса (как «Уолл-Март»). Не создали новый стандарт качества (как «Икеа»). Они даже не умели виртуозно играть на бирже – так, как Баффет, Сорос или Роджерс. Так что миллиардерами они могли стать только в России. И потому каждый на своем рабочем столе должен держать небольшой золотой бюстик М.С. Горбачева.
Горбачеву могут быть благодарны отдельные страны. Например, Эстония. При СССР эстонцы жили неплохо (потому что работали). А сейчас живут еще лучше (потому что продолжают работать – спокойно и несуетливо).
Но есть те, у кого нет хороших слов для Горбачева. Те, кто спился из-за безнадеги 90-х. Те, кто бежал из родных мест во время войн в Закавказье, Средней Азии, на Кавказе и в Приднестровье. Не скажут спасибо жители забытых моногородов и деревень – провинциальная Россия, брошенная на произвол судьбы.
Всех их никто не считал. Но думается, что их гораздо больше, чем тех, кто уехал на благополучный Запад.
Политическая модернизация Горбачева дала странный результат. Очень много тех, кто проиграл. Но и тех, кто выиграл, немало.
Горбачев поменял многое. Больше, чем все русские цари. И почти столько же, сколько Ленин. Но главное осталось неизменным – Россия по-прежнему жила тем, что Бог послал (плодами недр). И по-прежнему ей правил не царь и не народ, а «сто тысяч столоначальников»…
Наши дни
Когда-то граф Витте писал – хочешь что-то сделать в России, делай быстро. Иначе затянет трясина повседневности. И от любой светлой идеи не останется ничего, кроме воспоминания.
Неясно – читал ли Медведев Витте. Если и читал, то невнимательно. И выводов никаких не сделал.
Президентом Медведев стал в марте 2008 года. К модернизации призвал в сентябре 2009-го (статья «Россия, вперед!»). В статье нет решений и рецептов. Только призыв – «даешь модернизацию!». Призыв Медведев формулировал полтора года. Многовато.
С момента эпохальной публикации прошел год. За это время появилось еще две идеи. Во-первых, построить город-сад в Сколково. Во-вторых, переименовать милицию в полицию.
Больше – ничего. Слабовато.
О модернизаторе Медведеве хочется написать многое. Но писать нечего. Хочется пространно порассуждать о перспективах российской модернизации. Но не получается. Потому что все слишком ясно и просто.
Модернизация в России – это функция от цены на нефть. Больше цена – меньше модернизации. И наоборот. Шанс у модернизации появляется при цене 10 долларов за баррель и ниже.
Не факт, что шансом этим воспользуются. Потому как в этом случае есть и другой сценарий – страна может просто развалиться. Тут все зависит от того, кто будет в Кремле. Если реинкарнация графа Витте – страна выживет. А если «акционеры Газпрома», то развалится.
Но 10 долларов за баррель дают хотя бы шанс. Все, что выше, не дает даже его. При цене 70-80 долларов за баррель (как сейчас) модернизировать ничего не будут, но будут говорить. При цене 100 даже говорить перестанут. А при цене выше 120 возникнет закономерный вопрос – а на кой нам модернизироваться? Мы ж энергетическая сверхдержава… Все это проверено временем. Самый свежий эксперимент – последние 10 лет.
Путин начинал с цены 20 долларов. Страхи 90-х еще не прошли, и потому кто-то что-то еще пытался делать. Потом цены взлетели до 140 за баррель. На лице доселе робкого Путина появилась фирменная ухмылка, а политологи родили анекдот под названием «энергетическая сверхдержава».
Потом грянул кризис. Цена упала до 40-50. Начались разговоры о модернизации. Венцом их стала статья Медведева. Но падение нефтяных цен остановилось. И статья осталась просто статьей.
Так будет и впредь. Поднимутся цены на нефть – статья Медведева окончательно отправится в мусорную корзину. Опустятся, но не сильно – начнут цитировать чаще (но делать все равно ничего не будут). Рухнут – и статья, и автор, и начальник автора отправятся в учебники истории.
Так что предсказать будущее российской модернизации легко. А вот нефтяные цены – трудно…
НЕ СКОЛКОВО
КРАТКАЯ ИСТОРИЯ КРЕМНИЕВОЙ ДОЛИНЫ
Дело в букве
«Так чем станет Сколково?» – спрашивали у российских чиновников. «Российской Силиконовой долиной», – следовал стандартный ответ. И сразу становилось ясно – люди не знают, о чем говорят.
Итак, для начала запомним. Если кто-то скажет вам, что он создаст доморощенную «Силиконовую долину» (как в США) и там будет хай-тек – смейтесь ему в глаза. Смейтесь долго и заразительно. А потом посоветуйте перед строительством «долины» для начала выучить английский язык. Это проще, а главное – дешевле.
Суть вот в чем. В английском есть два слова – «Silicon» и «Silicone». Отличаются они одной буквой и совершенно разным смыслом.
«Silicon» – это кремний. Из него делают полупроводники для микропроцессоров в компьютерах.
«Silicone» – это силикон. Тот самый, из которого делают огромные груди и ужасные надувные губы.
Знаменитую долину хай-тека называют «Silicon Valley», то бишь «КРЕМНИЕВАЯ ДОЛИНА». А есть еще и «Siliconе Valley», то бишь «Силиконовая долина».
«Кремниевая долина» – это хай-тек. А у настоящей Силиконовой есть еще одно название – порнодолина. И вот вопрос – так что же будут строить в Сколково?
А теперь серьезно, без стеба и иронии. Буквоедство – дело плохое. Как говорится, «хоть горшком назови…». Но если люди берутся за грандиозный проект, то неплохо бы владеть элементарной грамотностью. И когда большой кремлевский чиновник путает кремний с силиконом, то на ум приходит только одно – прежде чем изучать интегралы, хорошо бы выучить таблицу умножения…
«И дух Божий носился над водой…»
Святое писание право – идея первична. Деньги приходят позже.
Кремниевая долина началась не с госпрограммы и крупных инвестиций. И даже не с гениев, окопавшихся в гаражах. Все это появилось потом. И гениальные гаражные изобретения, и миллиардные обороты. Но вначале был УНИВЕРСИТЕТ.
Речь, конечно, о Стэнфорде.
Своим рождением Стэнфорд обязан смерти. Смерти ребенка.
Лиланд Стэнфорд был сильным человеком. Умным, хватким и очень разворотливым. Ему везло. Он заработал кучу денег и стал одним из самых влиятельных людей Калифорнии. Но иногда Судьба забывает о своих любимцах. В 1885 году у Стэнфорда умер сын. Ему было всего 15 лет.
В память о мальчике Стэнфорд подарил человечеству университет. И дал ему имя сына.
Сумма, пожертвованная Стэнфордом на создание университета, колоссальна – что-то около 500 млн. долларов на нынешние деньги.
Но деньгами дело не ограничилось. Чета Стэнфордов (Лиланд и Джейн) поселила в нем новый дух. В университете не было чопорности, а главная ставка делалась на прикладные знания. Именно это позволило совершить революцию.
Революция случилась, когда Стэнфордов уже не было на свете. А революционера звали профессор Фредерик Терман.
Терман самозабвенно любил Стэнфорд. Здесь профессором был его отец, здесь профессором стал он сам. Терман работал и в Гарварде, и в Массачусетском технологическом институте. Но после Второй мировой он все равно вернулся в Стэнфорд. И ему очень хотелось, чтобы так же поступали другие.
Терману было не по душе, что лучшие студенты мигрируют с Западного побережья (Калифорния) на Восточное (в Гарвард, в Массачусетский технологический институт и пр.).
Он решил развернуть «поток мозгов» в обратном направлении. Идея была проста – переманите лучших исследователей в Стэнфорд, и студентам незачем будет менять теплую Калифорнию на северный Массачусетс. Более того – в Стэнфорд потянутся из других штатов.
Легко сказать – трудно сделать. Нужны были деньги. А их как всегда не было.
Зато университет владел огромным участком земли. Но вот незадача – продать его было нельзя. Это запрещалось завещанием Лиланда Стэнфорда. И тут у профессора Термана родилась идея – если нельзя продать, то можно отдать. В аренду. Причем только высокотехнологичным компаниям. Так зарождался Стэнфордский промышленный парк.
В теории получалось неплохо. Университет получает деньги. Высокотехнологичные компании получают дешевые участки под офисы. И главное – под боком у них университет. Здесь можно набирать сотрудников и черпать идеи. Да и студентам никуда не надо уезжать. Бери участок в льготную аренду и начинай бизнес.
На деле все шло туговато. Поначалу бума не было. Помогали лишь личные связи профессора Термана.
Идея не отпускать студентов далеко от университета владела Терманом еще до войны. Он уговаривал своих студентов – создавайте компании при университете, не пожалеете! Двоих он уговорил – и они не пожалели. Студентов звали Уильям Хьюлетт и Дэвид Паккард.
Первое их изобретение – генератор звуковой частоты. Первый солидный заказчик – студия «Уолт Дисней». Первое место дислокации «Хьюлетт-Паккарда» – гараж в Пало-Альто. Тот самый. В самом сердце будущей Кремниевой долины.
Ни Уильяма Хьюлетта, ни Дэвида Паккарда уже нет на свете. А оборот компании «Хьюлетт-Паккард» сегодня – почти 115 млрд. долларов. Больше, чем у «Газпрома».
Почему «кремниевая»?
Вначале у этих мест было более поэтическое название – Долина восхищенных сердец. Поэзию заменил прозой физик Уильям Брэдфорд Шокли. Он работал с полупроводниками – и за исследования в этой сфере получил Нобелевскую премию (вместе с коллегами открыл т.н. «транзисторный эффект»).
Характер у Шокли был тяжелый. В компании «Bell Labs» (где он сделал многие свои открытия) Шокли чувствовал себя не в своей тарелке – это и помогло перетянуть его в Калифорнию. И здесь его ждала… неудача!
Позже Долина восхищенных сердец станет центром хай-тека – прежде всего благодаря полупроводникам. Шокли соберет отличную команду. И сам же ее разрушит. Перед собой и коллегами он поставит задачу – создать транзисторы, используя… кремний (до этого использовали более дорогой германий).
Задача будет решена. Но коммерческий прорыв осуществят уже без первопроходца Шокли.
Своеволие нобелевского лауреата не довело до добра – от него ушли лучшие. Потом их назовут «вероломной восьмеркой». Хотя они могут поспорить. Если они и «предали» своего общего шефа Шокли, то только потому что сам Шокли «предал» их общую идею – кремниевые полупроводники. В какой-то момент он решил забросить тему. Но восемь человек в команде не согласились. Они ушли от Шокли и основали свою компанию. Вместо «Shockley Semiconductor Laboratory» появилась «Fairchild Semiconductor».
Потом и она распадется. И двое из восьмерки (Роберт Нойс и Гордон Мур), взяв третьим Энди Гроува, создадут знаменитый «Intel».
В конце концов кремний принес миллиарды. А долина получила свое сегодняшнее название – Кремниевая.
Уильям Шокли не приобщился к доходам. Но слава второго отца-основателя Кремниевой долины (после профессора Термана) по праву осталась за ним.
Спасибо СССР
Впервые Кремниевую долину назвал «кремниевой» журналист Дон Хофлер. В ту пору (1971 год) уже было о чем писать и чем восхищаться.
Что же произошло за почти четверть века, минувшие с того момента, когда профессору Терману пришла идея сдавать землю Стэнфорда в аренду?
А произошло вот что. В Кремниевую долину пришли большие деньги. Очень большие. Идеи объединились с деньгами. И прогресс рванул с места в карьер.
Благодарить за это нужно… СССР. И если папой Кремниевого чуда справедливо считают профессора Термана, то на роль мамы может претендовать красная Москва. Это не шутка. Деньги в Кремниевой долине появились благодаря Пентагону. А деньги у Пентагона появились благодаря СССР. Без «красной угрозы» не было бы больших военных бюджетов. Без военных бюджетов не было бы американского хай-тека.
Парадокс истории. Никому не нужная холодная война принесла человечеству как минимум две полезные вещи – во-первых, отсутствие мировых войн (из-за боязни ядерного самоуничтожения); во-вторых, ряд научных прорывов (от атомной энергии до Интернета – благодаря исследованиям, профинансированным ВПК).
В холодную войну и СССР, и США внесли равный вклад. А вот выгоду получили разную. Американский ВПК питал не только армию, но и экономику. Советский ВПК питал сам себя.
Американский военный бюджет расходился по частным карманам. В СССР был один карман – государственный. Да и обычный здравый смысл подсказывал – зачем отдавать частнику, если можно отдать самому себе?
В итоге Штаты получили Кремниевую долину и самый сильный хай-тек в мире. А СССР проспал компьютерную революцию (а потом и вовсе развалился).
У нас были свои гении. И свои сильные управленцы. А вот система была иной. Ведь если бы американцы распределяли огромные военные бюджеты по госкорпорациям, у них случилось бы то же самое. У правил нет исключений – скупой всегда платит дважды. И теряет все.
В 50-е годы без госзаказов не выжила бы ни одна хай-тек компания. До эры Интернета и персональных компьютеров было еще далеко. И если бы компании работали лишь на гражданский сектор, то они бы попросту прогорели.
Но Пентагон денег не жалел. Почти половина производившихся транзисторов шла на нужды оборонки. В исследования вкладывались колоссальные средства. Военные могли рисковать. Именно они оградили зарождающийся хай-тек от штормов и бурь свободного рынка.
Госзаказ стал фундаментом процветания. Потом появились стены в виде венчурных фондов. Под идеи и разработки стали давать частные деньги. Инвесторы знали – если изобретение стоящее, его купят. Купит все тот же ВПК.
И наконец, стены увенчались крышей. После венчурных фондов пришли иностранные инвестиции. Весь мир понял – здесь можно заработать. Причем очень много.
В этом смысле история Кремниевой долины поучительна. Хай-тек не рождается в обычном свободном рынке. Ему нужна теплица. И без государства здесь не обойтись.
Без бюрократии
Проблема только в том, как ведет себя госбюрократия – помогает или руководит. Кремниевой долине повезло – бюрократы (в основном военные) давали заказы, финансировали исследования… и больше ни во что не вмешивались.
Кремниевая долина росла сама по себе – без отчетов и планов. Ее не строили, как дом, согласно проекту – она росла, как дикий сад.
Если написать полную и подробную историю долины, то перед нами окажется не история успехов, а история заблуждений, поражений и провалов. Просто эту историю никто не пишет. Таково свойство человеческой памяти – помнить лучшее.
Когда говорят о Кремниевой долине, вспоминают тех, кому улыбнулась удача: гараж, с которого начался «Хьюлетт-Паккард»; неутомимого Стива Джобса, создавшего «Эппл»; эмигранта из СССР Брина и его друга Пейджа, основавших «Гугл»; супругов Босака и Лернер, давших старт «Циско».
Никто не пишет о сотнях ошибок, провалов и разорений. О многих из них просто не знают. Неудачники не попадают в летописи. Но они были – и их было гораздо больше, чем миллиардеров из гаража.
Так что сад был именно «диким». Но, несмотря на это, он расцвел и стал плодоносить.
Как это у них получилось?
На этот сложный вопрос есть простой ответ – СЛУЧАЙНО.
Повторим – Кремниевая долина появилась СЛУЧАЙНО (!!!). Именно это никак не могут понять те, кто пытается ее копировать.
Если бы не было Термана – долины не было бы. Может быть, она явилась бы в другом месте. А может, и не появилась вообще.
Есть и другой вопрос – а что изменилось бы, если бы Долины не существовало? Гадать – дело неблагодарное. Но почему-то думается, что, по большому счету, было бы то же самое.
Принцип «все, что может быть изобретено – будет изобретено» никто не отменял. Возможно, какие-то открытия поменяли бы свою географию. То бишь, их сделали бы не в Калифорнии, а в том же Массачусетсе. Возможно, штаб-квартиры хай-тек корпораций не жались бы боками друг к другу, а сидели бы в разных штатах. Сидит же «Делл» в Техасе, а «Майкрософт» в штате Вашингтон… А возможно, появилась бы совершенно иная форма теплиц для хай-тека.
Главный принцип, благодаря которому делались великие открытия, – свобода от стереотипов. Смелость мысли. Буйство фантазии. Так что те, кто пытается копировать Долину, нарушают главный ее принцип – не воспроизводить уже известное, а придумывать новое.
Кремниевая долина – это великое, но случайное явление. Она подарила миру микропроцессор, маршрутизатор и десятки других великих изобретений. Она прославила Стэнфорд и увековечила Долину восхищенных сердец. И возникнуть она могла только в Америке.
Копировать ее незачем. Ни нам, ни России. Впрочем, учить соседей не стоит. Лучше учиться самим. Нам, белорусам, лучше учиться у шведов и финнов. Чему именно – поговорим в следующих номерах.
Опционы
В компаниях Кремниевой долины умели заинтересовать людей… не платя им денег. Когда образовывалась новая компания (под идею), финансов на зарплату не было. И тогда людям предлагали поработать бесплатно, просто за акции, которые поначалу ничего не стоили.
Те, кто соглашался, конечно, рисковали. Компания могла прогореть – и получилось бы, что они вкалывали бесплатно. Но могло быть и по-другому – компания брала резкий старт, и акции, которые вчера не стоили ничего, оценивались в миллионы. В этом случае сотрудники получали доходы, несравнимые с обычной зарплатой. Многие молодые хай-тек компании до сих пор используют такую методику.
Источник: planeta.by.
Рейтинг публикации:
|
