«Пуэн»: Как вы объясните нынешние конфликтные отношения между Атлантикой и Уралом, если процитировать де Голля?

Элен Каррер д'Анкосс: Конец коммунизма очень плохо отслеживался европейскими государствами, которые не поняли, что Россия была великой европейской страной, которая дважды в своей истории была отрезана от Европы и которая дважды пыталась реинтегрироваться в эту цивилизацию. Первый раз это было во время монгольского нашествия. И в XVIII веке именно Петр I вернул Россию в европейское сообщество. Второй раз это произошло после семидесяти пяти лет коммунизма, и я могу вам сказать, что Горбачев, Ельцин, даже Путин в начале своего президентства были готовы следовать принципам и предложениям, которые могла бы сделать Европа России. Не приглашать ее в качестве полноправного члена, потому что авторитет России мог бы разбалансировать европейское сообщество, а предложить ей серьезную систему объединения. Европа этого не сделала. Русские мечтали об этом, но эта мечта была утрачена.

— По каким причинам Европа ей ничего не предложила?

— Из-за страха, презрения и недальновидности. Поскольку интеграция страны, в которой чувствовалось, что избавление от коммунизма не будет простым, конечно может посеять страхи, особенно когда вы находитесь под прикрытием американского щита. А также потому, что мы всегда считали Россию экзотической страной, немного варварской. Посмотрите на маркиза де Кюстина (Astolphe de Custine) и его бестселлер «Россия в 1839 году», который прочно сформировал среди французов негативное, даже тревожное мнение о России и ее народе, которому для повиновения нужен кнут. Еще Людовик XV отказывался признавать императорский титул Екатерины II!

Вы цитируете де Голля и его знаменитую фразу о Европе «от Атлантики до Урала». Он в частности обладал видением будущего. Во-первых, с точки зрения стратегии, с его идеей создания тылового альянса против нацистской Германии. Во-вторых, в историческом плане, он видел, что Россия была частью этого великого ансамбля, отмеченного христианской печатью. И наконец, с точки зрения географии, он понимал, что Россия является мостом, который ведет в Азию. Когда он говорил «до Урала», он имел в виду указатель, который на Урале показывает два направления: с одной стороны, указано «Европа», с другой «Азия». Но на самом деле он думал обо всей России. К сожалению, он не успел реализовать свои убеждения.

— То есть Россия — это тот мост, который Европа не смогла взять?

— Для Европы Россия — это мост или барьер. И если это барьер, то это опасно. Во времена европейского строительства мы забыли про культуру. То, что мы создали, было своего рода Цольферайн, таможенный и торговый союз, сформированный в 1833 году немецкими княжествами. Только у этих княжеств был один и тот же язык. Мы должны были построить Европу с учетом культуры, и это позволило бы нам стать дальновидными.

— Что же мы упустили?

 

— Историю! Возьмем украинскую трагедию! И европейские разногласия по поводу этого вопроса. Для немцев, которые, по нашему ошибочному убеждению, имеют то же видение решения проблемы, что и мы, Украина является их задворками. Уже в 1914 году Украина фигурировала среди военных целей Германии, а во время Второй мировой войны Гитлер только подхватил эти старые идеи, включив Украину в свое жизненное пространство. Взгляд на историю позволил бы нам вспомнить, как Петр Великий во время своего путешествия по Европе в 1697 году продемонстрировал искреннюю потребность в Европе и ее ценностях. Взгляд на историю позволил бы нам перечитать прекрасную книгу Некрасова о русской женщине, столпе общества, и увидеть, что в России, стране, которую европейцы считают мужицкой и авторитарной, правили женщины.

 

Взгляд на историю позволил бы нам увидеть, насколько восемнадцатый век в России был французским, а девятнадцатый век был немецким, благодаря учению Гегеля, но особенно Маркса и Энгельса, которые стали прародителями коммунизма, этого европейского изобретения… Я привожу эти примеры, потому что это непонимание меня огорчает. С 1994 по 1999 годы я была депутатом Европейского парламента, и мы чувствовали атмосферу любопытства и открытости по отношению к России, все казалось возможным, не было атмосферы враждебности или страха… У нас не было мании постоянно поучать русских в области прав человека.

— Разве эти уроки иногда не были оправданы?

— Жизнь политических партий в России действительно непроста. Но мы не читаем мораль всем остальным… У русского народа другая история, непохожая на нашу, и он унаследовал частично от монголов пирамидальную организацию власти, хорошо описанную Виттфогелем (Karl August Wittfogel) в книге «Восточный деспотизм». Европа, конечно, создала индивид, но также и безумный индивидуализм. Следует понимать, что эта культура прав человека, то есть прав «для каждого от каждого», не совсем подходит русским. Они прожили семьдесят пять лет страшной истории и осознали, как важно быть членом какого-то сообщества и как опасно жить отдельно, самим по себе.

— Думаете, что европейцы не оценили опасность?

— Надеюсь, что им не придется этого делать.