В Иране Си присутствовал при заключении 17 политико-экономических соглашений вместе с президентом Ирана Хасаном Роухани. Ещё один дипломатический переворот: Си стал вторым из членов Совета Безопасности ООН, кто посетил Тегеран после ядерной сделки в Вене прошлым летом; первым-то был президент Путин, в ноябре. Отметьте важнейшее взаимодействие Россия-Китай-Иран.

Чтобы совершенно всё прояснить, Си выпустил заявление перед самым прибытием в Тегеран, подтверждая поддержку Пекином присоединения Ирана к ШОС. Это навсегда укрепит стратегическое партнёрство трио, работающего на будущую евразийскую интеграцию.

Конечно, весь процесс крутится вокруг «Одного пояса, одного пути» – официального китайского наименования сказочного видения Нового шёлкового пути. Никакие другие  центры, кроме России-Китая, не предлагают такого потенциала в смысле двустороннего сотрудничества; Иран, как и во времена древнего Шёлкового пути, соединяющего Китай и Россию – центральный узел объединения Азии с Европой.

Высокотехнологичный караван Си сначала остановился в Саудовской Аравии и Египте – в арабском мире. Послание Си не могло быть более кристально-ясным: «Вместо того чтобы искать марионеток на Ближнем Востоке, мы предпочитаем мирные переговоры; вместо поиска каких-либо сфер влияния мы призываем все стороны присоединиться к кругу друзей инициативы Пояса и Пути».

Поскольку Си всё ещё в арабских странах, Пекин официально выпустил «документ арабской политики»: впервые прослеживая историю китайско-арабского мирового взаимодействия от древнего Шёлкового пути до основания китайско-арабского государственного Форума по сотрудничеству в 2004 году. И даже ещё до обращения к – расколотой – Лиге арабских государств в Каире, Си подчеркнул ещё раз: для Китая важна «беспроигрышная» кооперация повсюду.

Перевод: бизнес, бизнес и ещё раз бизнес. И никакого китайского вмешательства в политику на Ближнем Востоке.

Дипломатическое наступление Си, сопутствующий результат «Одного пояса, одного пути», стремится не менее чем к реконфигурации Движения неприсоединения – для которого Китай является глобальным лидером – в контексте возникновения новой финансовой инфраструктуры, сосредоточенной на глобализации юаня.

Это включает стремление к тому, чтобы юань стал одной из мировых резервных валют; а механизмы вроде Азиатского банка инфраструктурных инвестиций и Фонда шёлкового пути намного более соответствуют нуждам развивающегося мира, чем МФВ, Мировой банк и даже Азиатский банк развития.

Беспроигрышная для Китая ситуация в том, что касается Ближнего Востока, подразумевает оценку ключевых товаров в юанях – долгосрочное, но фактически неизбежное развитие событий. И Пекин присматривается не только к Саудовской Аравии, но и ко всему Совету по сотрудничеству арабских государств Персидского Залива – который оказывается де-факто финансовым центром для Африки, где у Китая огромное присутствие, причём Восточная Африка стоит во главе списка тех, кто будет связан с Морским шёлковым путём.

Бум и его неожиданные последствия

Иран после санкций уже лихорадочно работает, всё дело в [ре]интеграции в огромные области глобальной экономики. Но Китай-то уже в Иране, ещё до снятия санкций.

Иран хочет увеличить выработку нефтехимии к 2025 году до 180 миллионов тонн. Китайские инвестиции будут ключевыми. По данным недавнего отчёта шотландской исследовательской и консультативной группы Wood Mackenzie по глобальной энергетике, металлам и геологоразведке, Иран может привлечь до $70 миллиардов на свои нефтехимические проекты.

На фронте альтернативной энергии Иран обладает возможностью генерировать 40 000 мегаватт электроэнергии на основе солнечных ресурсов и ветра. Китайские компании явно тут поучаствуют.

Как государство-член Договора о нераспространении, Иран продолжит использовать ядерную энергию в мирных целях. Китайские компании уже стали игроками в реконструкции реактора на тяжёлой воде в Араке и будут участвовать в производстве изотопов для медицинских целей и опреснении морской воды.

Инвестиции в добычу полезных ископаемых уже стали реальностью. По данным Всемирного горного конгресса, Китай и Иран были 1-м и 10-м в области добычи полезных ископаемых в 2013 году. Иран обладает более чем 7% мировых доказанных природных ресурсов, но разрабатывает только 20% из них. Иностранцам теперь разрешено работать на иранских месторождениях в течение 25 лет – и Китай будет это делать.

«Один пояс, один путь» – это, главным образом, о высокоскоростной железной дороге. Неудивительно, что обновление и расширение сети железных дорог Ирана – ключевой пункт в совместном заявлении о всеобъемлющем стратегическом партнёрстве между Ираном и Китаем.

Конечно, прогресс с Новыми шёлковыми путями столкнётся с многочисленными подводными камнями.

Никто ещё не знает подробностей относительно стратегического партнёрства Иран-Китай; Тегеран не будет довольствоваться ролью всего лишь транзитного пути для китайского экспорта, он стремится стать ключевым трансъевразийским партнёром. Китай – член ВТО, Иран – пока ещё не полностью. Китай – центр многочисленных торговых соглашений, а Иран участвует всего в нескольких.

Сотрудничество с центрально-азиатскими «станами» может оказаться просто подвигом – ведь некоторые, как Узбекистан, весьма ревнивы в своих экономических действиях. А многовекторные, сложные взаимоотношения между Тегераном и Анкарой – пока ещё выстраиваются, Турция, в конце концов, физически соединяет Азию и Европу.

Геостратегический мастер-класс

Геополитически верховный руководитель Ирана аятолла Хаменеи однозначно задавал тон, когда встречался с Си. Китай, заявил верховный руководитель, – «достойная доверия» страна, установление «25-летних стратегических связей совершенно правильно и мудро, и последнее, но отнюдь не по значимости... Исламская Республика Иран никогда не забудет сотрудничество с Китаем во время действия санкций».

Умно, но и твёрдо Аятолла Хаменеи не мог не отметить резкое различие между Ираном и Саудовской Аравией в наиважнейшей – для Китая – области энергетической безопасности: «Иран – единственная независимая страна в регионе, которой можно доверять в области энергетики, поскольку в отличие от многих стран региона, на энергетическую политику Ирана не влияют никакие неиранские факторы».

Итог таков: для Пекина стратегическое партнёрство с Ираном – жизненно важный вопрос национальной безопасности. Более того, геостратегически Пекин считает Иран основным хабом в Юго-Западной Азии и Евразии, что – если уж на то пошло – является ответом на столь разрекламированный «разворот» Вашингтона и на морскую гегемонию США. Отсюда и полная поддержка Пекином сильного Ирана в дуге, проходящей от Персидского Залива до Каспия; все эти морские и наземные пути – Новые шёлковые – жизненно необходимы Китаю.

Невозможно осуществление идеи Нового шёлкового пути без всеобъемлющего ирано-китайского стратегического партнёрства. Си и руководство Пекина не только его укрепили, они своего рода обновили то, что некоторые иранские аналитики определяют как теорию «оборонительного реализма» Хаменеи в международных отношениях, чтобы де-факто создать защитное кольцо геостратегических интересов Китая.

Мастер-класс. И всё идёт по плану (Пекина). Следующим шагом будет полноправное членство Ирана в ШОС. Евразийская интеграция, вот мы и пришли к ней.