В Европейском парламенте 20 февраля прошли публичные слушания по теме «Политические преследования в странах Балтии». В ходе мероприятия состоялась презентация аналитического доклада RuBaltic.Ru «Политические репрессии и политические заключенные Прибалтики». О том, готовы ли европейцы воспринимать факт существования в Прибалтике политзаключенных, почему преследования по политическим мотивам и национальному признаку в Литве, Латвии и Эстонии не встречают единодушного осуждения Евросоюза и как представители прибалтийских правительств реагируют на критику в свой адрес, RuBaltic.Ru рассказал организатор публичных слушаний, сопредседатель партии «Русский союз Латвии», депутат Европарламента Мирослав МИТРОФАНОВ.
— Г-н Митрофанов, когда Вы заявляли прошедшее мероприятие в Европарламенте, было ли со стороны аппарата ЕП удивление по поводу того, что в странах Балтии, судя по названию слушаний, происходят политические репрессии?
— Были определенная настороженность и недоверие, и нужно было это преодолевать. Но у нас это не первый опыт. Русский европейский форум, который проходил в конце прошлого года, был встречен примерно с такими же эмоциями, и случались попытки его торпедирования.
Они нам не мешали, но мы чувствовали на себе пристальное внимание; до последнего старались не выдавать имена гостей, которые приедут, чтобы у властей не было возможности задержать людей, не пустить их на слушания.
Потому что ни одна страна, в том числе балтийская, не заинтересована в выходе негативной информации о себе наружу.
— То есть они могли бы сорвать сегодняшнее мероприятие, если бы знали о нем заранее?
— Они бы могли просто не пустить людей, и мы бы, конечно, проиграли. Одно дело личное общение, а другое — телемосты и так далее. Это мы тоже умеем делать, но личное присутствие, конечно, лучше.
Мирослав Митрофанов
— А когда Вы приглашали коллег из стран Западной Европы принять участие в слушаниях, как они реагировали на само название «Политические преследования в странах Балтии»? Опять же, на Западе зачастую считается, что в странах Балтии не может быть политических преследований, потому что они выполняют все рекомендации в области демократии и прав человека и являются примером в том числе для восточных соседей.
— В Европарламенте примерно 750 депутатов, я знаю, что у каждого собственное отношение к политическим репрессиям. Есть люди из правых консервативных партий, которые даже не вздрагивают при слове «репрессия», говорят: «Ну порядок же должен быть», но таких меньшинство. Весь политический спектр — от консерваторов до коммунистов — учитывает горький опыт последнего столетия, то есть европейской истории, когда были и диктатура, и репрессии, и ограничение свободы. Преодоление этого давалось тяжело, и все до сих пор идет тяжело, потому они относятся к этому с трепетом.
И если надо просто проголосовать, то большинство в Европарламенте голосует против политических репрессий, произвола правых националистических групп.
Недавно был доклад против права радикализма и насилия; в ЕС проголосовало абсолютное большинство депутатов.
Другой вопрос, что существует заговор элит: когда нужно отреагировать какими-то реальными шагами, они вспоминают, кто кому сколько должен. И, как ни странно, кажется, что самая сильная страна — Германия, и как она скажет, так и будет. Это далеко не так.
У всех членов ЕС, вне зависимости от размера страны, есть равные возможности заблокировать решение Совета ЕС, поэтому очень часто прогрессивные перемены отвергаются из-за сговора в Европарламенте национальных элит.
Многие национальные государства меньше, чем регионы больших стран. Можно вспомнить Мальту (300 тысяч жителей) и Эстонию (чуть больше миллиона). Да и Латвия с Литвой — фактически это несколько городов Германии по размеру и экономическому уровню. Но для того, чтобы провести экономические решения через ЕС, огромная Германия должна заручиться поддержкой правящих партий этих микроскопических, но стратегически важных государств.
Поэтому очень просто ввести, например, санкции против России, но сложно их потом отменить. Или легко говорить с рядовыми депутатами о фактах политических преследований, о справедливости, о нарушениях прав человека, международных норм в отдельных странах ЕС.
Когда доходит до голосования или уровня большой встречи, оказывается, что трогать это нельзя, потому что если мы тронем эту страну, то ее представители в Европарламенте не проголосуют за нужные нам экономические решения.
То есть размен такой: вы поддерживаете наши экономические решения, мы не говорим про ваши правозащитные провалы и скелеты в шкафу.
— То есть они именно знают, но не говорят о ситуации с правами человека в Прибалтике? Или они просто не знают, что есть такие проблемы?
— Судя по тому, что они в прошлом году поддержали резолюцию по борьбе с радикализмом и насилием, они все знают. 16 марта было высказано осуждение Латвии за марш ветеранов Латышского легиона СС. То есть получается, что поддержка была от всех фракций; другое дело, что не все голосовали. Но в целом абсолютное большинство членов парламента высказали осуждение.
Впрочем, эта резолюция — позиция конкретного человека, но когда дело доходит до коллективного интереса, они отодвигают свои позиции в сторону.
Кто будет критиковать Литву или Латвию, когда от этих голосований в Брюсселе зависит создание рабочих мест в Германии?
Что такое права человека, когда на кону миллиардные инвестиции?
— Сегодня мы с Вами слышали официальную позицию балтийских стран, в частности Литвы. Она интересна тем, что представитель Вильнюса не смогла возразить по сути ни на один пункт обвинений, которые выдвигались в адрес Литвы мной и моим коллегой Гедрюсом Грабаускасом. Ее аргументами были экономические успехи Литвы, ее высокие места в рейтингах международных организаций и тяжелые десятилетия «советской оккупации». Они всегда так выступают?
— Дело в том, что у них нет здоровой конкуренции; я имею в виду, что Вильнюсу редко приходится встречаться с оппозиционными точками зрения на международном уровне.
А внутри страны такая риторика встречается на ура: достаточно повторить идеологические штампы типа тяжелых лет оккупации, и всем становится понятно, что все, что сейчас делается, происходит из-за понесенных во время советского периода потерь.
Но, как Вы правильно отметили, современные проблемы с правами человека с этим связаны очень слабо. Там нет новых аргументов, нечем парировать. Доказательств того, что человека якобы целый год удерживали за шпионаж в пользу России, нет до сих пор. Как Альгирдас Палецкис мог заниматься шпионажем, когда он никакого отношения к государственной системе не имеет?
Все эти нестыковки явны, заметны, и у литовцев пока нет на них ответов. Но если мы будем заставлять их часто высказываться по этому поводу, они будут учиться выкручиваться.
— Внутри страны они нашли очень простой способ избежать конкуренции мнений: они запрещают въезд иностранцам, блокируют иностранные ТВ-каналы, срывают публичные мероприятия.
— Действительно, я не помню в последние несколько лет встреч представителей литовских властей и оппозиции, где они обсуждали бы исторические и правозащитные темы.
— Кто-нибудь в Европарламенте, кроме депутатов от Литвы, разумеется, знает про дело 13 января и кейс Юрия Меля?
— Я думаю, польские и латвийские депутаты знают об этом. То есть непосредственные соседи.
— Но молчат опять же по политическим соображениям?
— Конечно. Ведь сейчас у польско-литовских отношений теплая фаза. Я не исключаю, что когда-нибудь, на очередной фазе обострения, это дело будет использовано поляками против Литвы. Но не сейчас.
