Похоже, чудесное спасение Москвой сирийского президента Башара Асада, приговоренного было самоуверенными американцами к повторению политической судьбы Муаммара Каддафи, весьма впечатлило многих политических лидеров. Особенно — в Африке. С началом 2019 года оттуда почти одновременно пришло сразу две новости, свидетельствующие, что российского заступничества просто жаждет руководство еще как минимум двух государств «черного» континента.

Сначала 10 января министр обороны Центральноафриканской республики (ЦАР) Мари Ноэль Койяра в интервью РИА «Новости» сообщила, что не исключает возможности размещения в ее стране российской военной базы. «Мы о конкретном развитии базы еще не говорили, но такая возможность не исключается в рамочном соглашении <…>. Если президентами, как верховными главнокомандующими, как руководителями нации, будет принято решение о размещении базы, значит, к этому наши страны придут. Ну, а мы, как министры, уже будем его реализовывать», — заявила Кояра.

Причем, весьма солидной (правда, пока — главным образом лишь в смысле внешнего облика) главой оборонного ведомства ЦАР сказано это на фоне и без того быстро крепнущего военного и военно-технического сотрудничества ее страны и РФ. В августе 2018 года с этой республикой мы подписали соответствующее межправительственное соглашение. Затем, по сведениям директора департамента Африки МИД России Андрея Кемарского, Москва безвозмездно поставила своему новому союзнику в Африке крупную партию стрелкового оружия. А еще — направила туда же 175 военных инструкторов. С их помощью в 2018 году в учебном центре в Беренго уже подготовлено более 1600 военнослужащих и 600 сотрудников жандармерии, полиции и национальной гвардии.

Теперь, значит, Банги (не уверен, будто все наши читатели знают, что именно так называется столица сильно заинтересовавшей нас в минувший год страны) захотелось заиметь на своей земле еще и российскую военную базу. Зачем?

Ответ, видимо, кроется в сложной политической ситуации в ЦАР. С 2013 года там не кончаются ожесточенные вооруженные столкновения между правительственными силами и местными ополченцами с одной стороны и мусульманскими повстанцами из коалиции «Селека» — с другой. В разоружении мятежников принимают участие французские войска, чей контингент находится в ЦАР на постоянной основе. В миротворческих операциях участвовала и военно-транспортная авиация США. Теперь, выходит, в эту политическую кашу все плотнее втягивается и Россия.

Однако российских солдат давно мечтают увидеть не только в Центральноафриканской республике. Ровно в тот же день, когда в городе Банги госпожа Мари Ноэль Койяра сочла нужным и своевременным побеседовать с корреспондентом РИА «Новости», в Москве премьер-министр РФ Дмитрий Медведев подписал тоже очень любопытный документ. А именно — соглашение об упрощенном порядке захода военных кораблей России и Судана в порты обоих этих государств.

Согласно проекту соглашения, в частности, уведомление о заходе в порт любой экипаж должен подать всего за семь дней до швартовки или постановки на якорь. В территориальных водах принимающего государства одновременно может находиться не более семи кораблей другой стороны. И при этом — без оружия массового поражения. Принимающее государство обязано следить за безопасность моряков во время пребывания.

Каждому абсолютно понятно, что все эти любезности с упрощенным порядком носят исключительно односторонний характер. Ведь нельзя же вообразить, что ВМС Судана, насчитывающие всего два малых десантных корабля и пару десятков крошечных сторожевых и патрульных катеров, хоть когда-нибудь доберутся до Севастополя, Новороссийска или Кронштадта? Стало быть, речь исключительно о грядущих облегчениях для ВМФ России.

Но вот что особенно важно: вначале-то речь тоже шла о создании и в Судане российской военной базы! И навязывал нам это решение именно Хартум (а так называется столица этой очень далекой от нас страны). Москва при этом весьма благосклонно рассматривала новую африканскую инициативу. В конце ноября 2017 года в Кремле переговоры на эту тему с президентом Судана Омаром Хасаном Ахмедом аль-Баширом были сочтены настолько важными, что за гостем в Хартум Владимир Путин выслал специальный борт из состава своего авиаотряда.

Возможно, на такой шаг российской стороне пришлось пойти потому, что господин аль-Башир Международным уголовным судом (МУС) давно обвинен в многочисленных военных преступлениях в собственной провинции Дарфур, опасается ареста и по этой причине за пределы страны выбирается крайне редко.

Но на встречу с нашим президентом, судя по всему, суданский лидер вылетел с легким сердцем. Во-первых, потому, что Москва не ратифицирована Римский статут и поэтому не обязана выполнять распоряжения МУС. А во-вторых, аль-Башир тогда вез в Россию предложение, от которого, как, наверное, он сам думал, Путину будет трудно отказаться. Конкретно: с целью гарантированной защиты от агрессии со стороны Соединенных Штатов открыть на территории Судана российскую военную базу. Был назван и район для нового приложения сил российских военных строителей — Порт-Судан, главные ворота страны в Красном море.

В том, что Кремлю давно хочется твердой ногой встать на побережье Красного моря, нет никаких сомнений. Потому что о том же мечтают и другие глобальные игроки. Ведь через эти воды, а также через Суэцкий канал и Баб-эль-Мандебский пролив, не только идет основной поток нефти с Ближнего Востока. Несколько лет назад Китай сильно подогрел общий экономический ажиотаж, обнародовав свою важнейшую внешнеполитическую инициативу «Один пояс — один путь».

Суть новации в объединении проектов «Экономический пояс Шелкового пути» и «Морской Шелковый путь 21-го века». По официальным данным Китая, «Один пояс — один путь» охватывает большую часть Евразии, соединяя развивающиеся страны. В том числе — «новые экономики» и развитые страны. Предположительный экономический масштаб — 21 триллион долларов.

Поэтому в этих водах становится все теснее от самых разных военно-морских флагов. То, что там сегодня происходит, стало сильно напоминать библейское Вавилонское столпотворение.

Судите сами. До недавнего времени торговые пути из Индийского океана в Красное море контролировала лишь крупная американская военная база в Кэмп-Лемонье (до 4 тысяч солдат и офицеров) и такая же база Франции (на ней же размещены немногочисленные германский и испанский воинские контингенты). Там же — небольшие военные базы Британии и Италии. Все эти объекты давно теснятся на территории крохотной страны Джибути у самого входа в Баб-эль-Мандебский пролив.

Однако недавно к обустройству собственных военных неподалеку объявила и Япония. С января позапрошлого года соответствующим соглашением с властями Джибути обзавелась Саудовская Аравия. А летом 2017 года вопреки протестам Вашингтона свою первую зарубежную военную базу в той же стране открыл и Китай.

Понятно, что встать вровень с ведущими военно-политическими игроками мира для Москвы очень соблазнительно. Тем более — нарастающую активность российского ВМФ в Красном море и в Индийском океане без опоры на новые военно-морские базы обеспечить просто невозможно.

И пусть Порт-Судан не совсем у входа в Баб-эль-Мандебский пролив — имеющимися у России высокоточными средствами огневого поражения оттуда без труда можно контролировать и его. Поэтому ничего удивительного, что Путин точно долго думал над прошлогодним приглашением аль-Башира. Как теперь, наверное, размышляет над еще одним приглашением из ЦАР. В которой, на самом деле, неплохо бы обзавестись как минимум аэродромом подскока для «стратегов» Дальней авиации и противолодочных самолетов ВМФ, без которых не обойтись в Индийском океане.

Таким образом, схематично аргументы «за» мы уже перечислили. Осталось сравнить их с теми, которые «против». Лучше всех их мог бы, полагаю, сформулировать вице-премьер Антон Силуанов: «Лишних денег в казне нет! И когда будут — неизвестно!». И с этим не поспоришь.

Судя по всему, в Кремле спорить и не стали. До поры, до времени соблюдать российские геополитические интересы в двух африканских странах пока доверено обычным наемникам. Тем, которых в печати принято называть частной военной компанией «Вагнер».

Как по мановению волшебной палочки, эти хорошо вооруженные и отлично обученные люди западными журналистами были недавно замечены и в Центральноафриканской республике, и в Судане. Вот что о работе россиян в этих двух государствах в первых числах января сообщает британская газета The Times: «Согласно сообщениям из Судана, офицеры группы „Вагнер“ были замечены в столице страны Хартум, где они обучают государственные силы безопасности на фоне антиправительственных протестов… Появились снимки десятков одетых в камуфляж белых мужчин, которых транспортируют в грузовиках и которые наблюдают за антиправительственными протестами в Хартуме… 66-летний Путин нацелен на то, чтобы Кремль вновь бросил вызов гегемонии Запада, развивая связи в области безопасности, а также коммерческие отношения с Африкой и разблокируя рынки для российских компаний, которые страдают под западными санкциями».

А вот сообщение той же газеты уже из ЦАР: «Как предполагается, в Центральноафриканской республике (ЦАР), соседней с Суданом стране, размещены сотни сотрудников группы „Вагнер“. В прошлом году они помогали в обучении военных».

Для Запада такая активность русских в Африке, естественно, давно стала непривычной. Вслед за Сирией приходится потесниться и здесь. Конечно, это вызывает злобное ворчание у былых хозяев «черного» континента.

Из досье «СП»

Африка становится весомым игроком на мировом рынке оружия и военной техники. На страны континента приходится до 10% мирового экспорта вооружений. Если в 1990—1999 гг. военные поставки в африканские государства составили $ 6,4 млрд., то в 2000—2013 гг. — почти $ 20 млрд. По темпам роста военных расходов — 5,9% - в 2014 г. континент вышел на первое место в мире. С 2005 по 2014 гг. военные расходы африканских государств выросли на 91% и в 2014 г. составили $ 50,2 млрд.

Для африканских стран Россия — основной поставщик вооружений: 35% оружия африканских стран родом из нашей страны. В 2016 году около 12% российского оружейного экспорта ушло странам континента. Это вторая по значимости площадка для торговли оружием после Азиатско-Тихоокеанского региона, куда, по оценкам стокгольмского Института мира, уходит две трети российского военного экспорта.