Уходящий 2018 год был отмечен повышенным вниманием к судьбе российских соотечественников за рубежом и проблеме возвращения их в Россию. Сказано множество правильных слов о том, как слабо была организована работа по возвращению русских на историческую родину. В чем же главные ошибки и как их можно исправить?
В последние дни октября Владимир Путин подписал концепцию миграционной политики, точнее, ее новую редакцию. Подробности концепции президент описал, выступая на VI Всемирном конгрессе российских соотечественников, проживающих за рубежом.
«Она направлена... на формирование наиболее комфортных условий для переселения в Россию... соотечественников из-за рубежа, а также на создание четких правил въезда и получения права на проживание, работу, приобретение российского гражданства», – сказал глава государства. «Мы будем рады и тем, кто захочет приехать к нам на временной основе, и тем, кто примет решение о получении гражданства или о постоянном жительстве в России. А для тех, кого беззаконно преследуют, кому угрожает опасность, будем делать все, чтобы обеспечить их защиту и предоставить убежище», – заявил он.
Подписание новой редакции как бы подытожило шедшие весь год дискуссии по всему спектру работы с соотечественниками. И показало, что процесс этот не только излишне бюрократизирован, но и пущен на самотек.
Вот простой пример. Заниматься «агитацией и пропагандой» с целью убедить соотечественников вернуться в Россию должны Россотрудничество и ФМС. На последнюю возложены проверка бумаг желающих переехать и оформление им первичных документов. С этой целью давно были организованы специальные представительства ФМС в штате посольств РФ в иностранных государствах. А в некоторых случаях – отдельные пункты ФМС.
В разговоре с обозревателем газеты ВЗГЛЯД представитель ФМС подтвердила, что эта система существует и сейчас и представительства ФМС действуют в рамках посольств в тех странах, с которыми есть дипломатические отношения. Правда, элементарная проверка показала, что, например, в российском посольстве в Риге вопросами миграции занимается не представитель ФМС, а представитель МВД РФ, причем в рамках Соглашения между РФ и Латвией от 2 июня 1993 года «О регулировании процесса переселения и защите прав переселенцев» и Государственной программы по оказанию содействия добровольному переселению в Российскую Федерацию соотечественников, проживающих за рубежом. То есть в посольстве просто не нашлось дополнительной штатной должности, и один человек выполняет две функции.
В реальности функции агитации, пропаганды и поддержки русских организаций и движений возложены на Россотрудничество, которое не критикует только ленивый, но этому ведомству все как с гуся вода.
В результате сложилась ситуация, когда «работа с соотечественниками» ведется постфактум. Человеком начинают заниматься тогда, когда он обращается с просьбой о переезде или с заявлением на получение гражданства, статуса беженца или на обучение в России.
При этом в странах, с которыми у нас дипломатических отношений нет (например, в Грузии), эта работа затруднена и переведена на полуподпольное положение. С ДНР и ЛНР тоже по понятным причинам дипотношения отсутствуют, и проблема выходцев из Донбасса уже превысила критическую массу. Работой в проблемных регионах, агитацией и пропагандой среди различных групп русских и русскоязычных – от представителей «старой» эмиграции до, скажем, «латвийских русских» – не занят вообще никто.
Естественно, возникает идея создания некоего специализированного агентства с нестандартными полномочиями, которое аккумулировало бы в себе эти функции. «Сманиванием» (в хорошем смысле слова) соотечественников в Россию должен заниматься кто-то специально обученный со специфическими полномочиями. Президент ведь сказал, что работу надо интенсифицировать.
Как же сделать это?
Сманивание и переманивание
В качестве положительного примера подобной работы принято приводить израильскую службу «Натив».
Агентство «Натив», оно же «Лишкат-ха-кешер», было специально создано в 1950-х годах для «сманивания» еврейского населения СССР (на тот момент второй по численности еврейской общины в мире за пределами Израиля). Пик деятельности «Натива» в СССР пришелся на период с 1967-го по конец 1980-х годов, когда работа агентства велась по всем канонам нелегальной разведки и подрывной пропаганды. СССР и большинство стран Восточного блока (за исключением Румынии) дипломатических отношений с Израилем не поддерживали, что окончательно переводило «Натив» в разряд спецслужб, практикующих нелегальные методы работы.
Но во второй половине 1980-х годов ограничения на выезд евреев из СССР и Восточной Европы были сняты. Началась «Большая алия», в ходе которой в Израиль переселилось более миллиона человек. Необходимость в существовании «Натива» как спецслужбы постепенно отпала. Были отдельные эпизоды вывоза евреев из конфликтных зон локальных конфликтов, но содержать для этого отдельное агентство в Израиле уже считают излишним.
Все это России если и подходит, то только разве что в Прибалтике и на Украине. А прямое сравнение с «Нативом» невозможно хотя бы потому, что русские и другие соотечественники за рубежом очень разные и по своей социально-демографической сути, и по отдельным странам и регионам, в отличие от советских евреев в 1970-х годах.
Особенности Прибалтики
Возьмем, к примеру, Прибалтику – самый конфликтный регион с точки зрения русского и русскоязычного населения.
Положение в Прибалтике может быть показательным для всей оценки ситуации с русской диаспорой и ее перспективами, как и для оценки возможных методов работы с соотечественниками.
В Латвии русских более полумиллиона, но уровень безработицы среди них заметно выше, чем у латышей. При этом сейчас доля русских в Латвии заметно ниже, чем их общая доля населения по переписи. То есть до 40% всех латвийских русских из страны попросту уже уехали, и совершенно не обязательно в Россию. Из оставшихся в Латвии русских 62% на 2016 год получили латвийское гражданство. Это связано в основном со слабой национальной идентичностью, так называемым национальным оппортунизмом, когда выгоды получения гражданства ЕС перевешивают национальное самосознание. За 90-е годы многие латвийские русские спокойно выучили латышский язык, адаптировались к роли «второстепенной нации».
Классические политические примеры – это национальный состав депутатов Европарламента от Латвии и мэрии Риги. Это уже давно не те русские в Латвии, которых воображает себе Москва. Это вполне себе европейцы со среднеевропейскими политическими и социально-экономическими взглядами, успешно делающие карьеру в рамках Евросоюза. Сагитировать или спровоцировать их не то что на переезд в Россию, а даже на изменение гражданской позиции уже невозможно.
Ассоциируют себя с Россией и «русским миром» сейчас в Латвии не более 20% русских, из которых значительная часть – пенсионеры. Даже перевод школьного обучения на латышский язык, напрочь закрывающий для русской молодежи путь, например, в технические вузы, не спровоцировал взрывного изменения самосознания. Сейчас борьба за русский язык в школах – это исключительно внутрилатвийская история, никак не связанная с «русским миром» или теоретической эмиграцией молодежи в Россию.
Пассивное поведение Россотрудничества и других профильных органов было парадоксальным образом привязано к странной идее сохранения в Латвии крупнейшей в Евросоюзе русской диаспоры. То есть, с одной стороны, есть Программа переселения соотечественников. А, с другой стороны, есть позиция на сохранение русскоязычного населения Латвии как инструмента политического влияния (хотя до сих пор никто никого не убедил в том, что этот механизм работает). Причина этого «раздвоения поведения» – изначально неверная оценка ситуации в Латвии, которая основывалась исключительно на мифах и домыслах.
У этой ошибки есть конкретные имена и фамилии (ныне эти люди уже в отставке), она была сформирована в результате подгонки фактов и оценок под ожидаемое. Типичный карьерно-бюрократический казус, когда люди, ответственные за написание аналитических отчетов, старались угодить взглядам начальства, а не решить проблему. Теперь же время упущено. Никаких реальных инструментов воздействия на ситуацию в рамках уже работающих структур просто нет. Как нет и профессионалов, просто говорящих по-латышски.
А вот в Литве русских примерно 180 тысяч, то есть меньше, чем автохтонных поляков, и это почетное третье место они занимали всегда, даже в советское время. Именно этот фактор стал главным при решении Вильнюса выдать паспорта Литовской Республики в 1992 году всем – без различия национальности, религии и срока проживания в республике. Для литовской идентичности, которая все-таки семьсот лет насчитывает, в отличие от латышской и эстонской, немногочисленная русская община опасности не представляет. Скорее наоборот: русский язык в Литве всегда был популярным, как язык «большой» империи в противовес мелкопоместной полонизации. Образование в Империи противопоставлялось вечным попыткам Варшавы дискриминировать литовцев.
Сейчас в Литве даже в самом захолустье практически не найти человека, плохо говорящего по-русски, хотя никакого структурированного русского населения в литовской глубинке никогда не было. Не наблюдалось и никаких ярко выраженных межнациональных конфликтов, даже в местах компактного проживания «понаехавших»: Новой Вильне и Клайпеде.
Кроме того, среди литовских русских достаточна доля потомков «исторических русских», проживавших в Каунасе еще при Сметоне, потомков белых офицеров и старообрядцев. В 99 случаях из 100 они хорошо говорят по-литовски, интегрированы в общество и никакого особого культурного притеснения не испытывают. Но при этом при 6,3% населения русские составляют 13% бездомных, что связано в основном с плохой адаптацией к капитализму в 90-е годы.
Нет и никаких перспектив «сманивания» литовских русских, кроме как предоставления им в России экономических преференций, да и то это очень ограниченный ресурс.
В Эстонии русские составляют более четверти всего населения, но доля граждан среди них не более 12%. При этом доля граждан России, родившихся и постоянно проживающих в Эстонии, равна примерно 20% от всего русского населения. Доля так называемых неграждан постепенно снижается, но эти русские получают гражданство не России, а третьих стран (преимущественно Финляндии и Швеции).
Постоянная дискриминация русских на государственном уровне и морально-психологическое унижение никак не сказываются на росте протестного настроения. Русское население в основном компактно сконцентрировано в северо-восточной части Эстонии, но эта география приводит только к росту экономических связей местных русских с Россией, а не к росту национальной идентичности. Но эстонские органы безопасности продолжают привязывать русскую общину к «инструментам политического влияния России», что крайне негативно сказывается на настроениях внутри общины, где многие готовы только заниматься бизнесом, а не позиционировать свою этническую или политическую позицию. Активисты же давно эмигрировали. В этом плане положение в Эстонии очень похоже на Латвию, разве что моральное давление на русских в Эстонии куда сильнее, чем в Латвии.
Внимание к деталям
Соответственно, не может быть и какой-то единой концепции по «русским в Прибалтике», которые до сих пор воспринимаются в Москве и в профильных ведомствах и даже на бытовом уровне как что-то единое, одинаково унижаемое местными и стремящееся в Россию. А это, мягко говоря, не так.
Точно так же можно описать и ситуацию с русскими в Средней Азии (самодостаточное проживание на целинных землях в Северном Казахстане и туркменские ужасы – принципиально разные вещи), разброд и шатания в Израиле, в Германии и тому подобное. Подогнать все это без разбора под единый бюрократический механизм не то что невозможно, но бесполезно.
Прибалтийский пример просто очень характерный. Он разом объясняет, почему надо пересматривать сами основы работы с соотечественниками.
Никто не говорит, что создание нового государственного агентства сразу решит все проблемы и соотечественники хлынут в Россию рекой. Это лишь один из возможных, теоретических способов улучшить работу на этом направлении.
По крайней мере, будет надежда, что эту работу будут вести профессионально и последовательно, а не от съезда соотечественников к съезду. И не от одной панической телевизионной программы к другой.
