Визовый вопрос остается одним из главных камней преткновения в отношениях Беларуси и ЕС. Официальный Минск добивается упрощения визового режима с западными соседями. Переговоры Беларуси с ЕС ведутся с 2014 года, однако итоговый договор до сих пор не подписан. Либерализацию визового режима затягивают страны «новой Европы», ставящие перед Минском свои условия. В частности, Польша требует увеличения количества консульских служб в Беларуси. При этом реальные причины противодействия Варшавы куда более серьезны.
В большом интервью, данном белорусскому информационному порталу TUT.by, польский посол в Беларуси Артур Михальски заявил, что камнем преткновения визовых переговоров оказалось число консулов в посольствах стран ЕС. По его словам, упрощение визового режима вызовет наплыв желающих получить шенгенские визы, а это потребует увеличения числа сотрудников, что якобы не устраивает белорусскую сторону.
Однако думается, что такой чисто технический вопрос является скорее дипломатической отговоркой, а истинные причины несговорчивости Варшавы лежат где-то глубже.
Политику Польши в отношении Беларуси следует рассматривать в более широком контексте «восточной политики». Польша является государством, в котором особую роль играет так называемая «политика памяти» — как во внутренних делах, так и на международной арене.
Одним из главных польских геополитических мифов является миф о «цивилизаторской миссии» Польши на Востоке.
Это предопределяет особое отношение Варшавы к странам, возникшим на восточных землях былой Речи Посполитой. В своей традиционной версии этот миф носит открыто империалистический характер, то есть предполагает непосредственное «возрождение» Речи Посполитой если не в границах 1772 года (год первого раздела), то хотя бы в границах второй, межвоенной Речи Посполитой 1921–1939 годов. Понятно, что в современном мире подобный подход выглядит, мягко говоря, старомодным, да и избыточно конфликтогенным.
Поэтому на смену ему пришла так называемая доктрина Гедройца — Мерошевского, рожденная в послевоенный период в кругах польских диссидентов. Эта доктрина исходит из того, что Польша должна признать независимость стран, возникших на восточных землях Речи Посполитой (ULB — Украина, Литва, Беларусь). Более того, Польше следует всячески способствовать укреплению суверенитета этих стран с целью ослабления в них российского влияния.
В рамках доктрины Гедройца — Мерошевского Польша предстает главным оператором демократизации и европеизации стран ULB. По сути, это тот же польский империализм, но в более мягкой, «демократической» версии, адаптированный к реалиям послевоенной Европы и — позднее — неолиберального ЕС.
Своеобразным изводом доктрины Гедройца — Мерошевского можно считать и концепцию «Междуморья» — альянса стран востока и юга Европы между Балтийским, Черным и Адриатическим морями, где Варшава также претендует на духовное и политическое лидерство.
После распада социалистического лагеря доктрина Гедройца, по сути, стала мировоззренческой основой польской «восточной политики», и, надо признать, Варшава немало преуспела на пути ее реализации.
Особенно это касается Украины, где Польша проявляла особую активность как во время первого, так и во время второго майдана.
Польша не без оснований может ставить себе в заслугу нынешнюю «европеизацию» Украины, а об особом характере польско-украинских отношений не раз заявлялось с высоких трибун.
Казалось бы, визовая либерализация с Беларусью вполне укладывается в логику доктрины Гедройца. Что это, как не проявление мягкой силы, втягивание Беларуси в европейское пространство через социальные, экономические, да и просто межчеловеческие связи, для которых визовый барьер — лишь помеха?
Учитывая активную работу Польши с информационным пространством Беларуси и молодежью с целью усиления пропольских и проевропейских настроений, упрощение визового режима, казалось бы, только на руку Варшаве.
Но не все так просто.
Визовый вопрос с Беларусью становится производной ухудшающихся польско-европейских отношений.
В отличие от большинства малых стран Восточной Европы, воспринимавших присоединение к ЕС как бегство от «злой» советско-русской империи в европейскую «империю добра», Польша всегда рассматривала ЕС как инструмент реализации собственного проекта геополитического доминирования на востоке Европы. И в этом плане отношение Польши к ЕС всегда было двойственным.
С одной стороны, Варшава всегда с готовностью принимала европейскую экономическую помощь и политическую поддержку. С другой — всегда стремилась к тому, чтобы польские интересы не оказались в подчинении интересов европейских.
Недоверие к институтам ЕС было отличительной чертой Польши задолго до нынешнего расцвета евроскептицизма. Польша всегда боялась превратиться в экономическую и политическую колонию ЕС, и основания для этого были: развал промышленности и массовая трудовая эмиграция стали платой за вхождение в ЕС для многих бывших социалистических стран. Не избежала этой участи и Польша, хотя и в меньшей степени, чем другие, менее удачливые соседи.
Вот почему Варшава всегда стремилась уравновесить европейский вектор своей политики особыми отношениями с Вашингтоном, рассматривая США как противовес чрезмерному и нежелательному укреплению ЕС. Сегодня, когда европейская интеграция находится в кризисе, эти особенности польской политики выходят на первый план.
Поэтому неуступчивость в белорусском визовом вопросе, возможно, не столько связана с Беларусью как таковой, сколько является поводом подложить очередную «шпильку» ЕС и обозначить свою значимость и независимость в контексте европейской политики — при всяческом одобрении Вашингтона.
Еще одним поводом для недовольства Варшавы является позиция ЕС (а точнее, Германии) по строительству газопровода «Северный поток — 2», который рассматривается польским правительством как угроза своим национальным интересам. В этом отношении взгляды Варшавы и Вашингтона снова трогательным образом совпадают. Шантажируя ЕС по любому вопросу, Польша готова использовать такой, казалось бы, незначительный повод, как визовый режим с Беларусью.
Наконец, сама доктрина Гедройца в последнее время подвергается очевидной ревизии. Правящая в Польше партия «Право и справедливость» привержена жесткому империалистическому и националистическому стилю, чуждому «либеральному» духу концепции Гедройца.
Более того, на примере той же Украины стали очевидны слабые места и ограничения польской «восточной политики» на базе данной доктрины.
Помогая «демократизации» и «европейскому выбору» Украины, поляки неожиданно для себя столкнулись с проблемой героизации украинских националистических формирований времен нацистской оккупации, отметившихся в том числе геноцидом польского населения («Волынская резня»).
Учитывая, какое значение поляки придают исторической памяти (нередко перерастающей в историческую злопамятность), эта тема тут же оказалась в центре повестки двусторонних отношений, омрачив польско-украинский «медовый месяц», наметившийся было после победы Евромайдана.
Показательно в этом плане, что либеральные последователи Гедройца призывают польские власти, по сути, закрыть глаза на героизацию украинских националистических формирований времен Второй мировой, списывая это на болезни роста «молодой демократии». Однако для националистов из «Права и справедливости» такой подход неприемлем.
Очевидно, что ревизия доктрины Гедройца идет и в отношении Беларуси.
И в этом контексте полякам становится интересны не столько визовая либерализация с Беларусью или укрепление здесь демократических прав и свобод и прочих «европейских ценностей», сколько консолидация и усиление позиций польского меньшинства в самой Беларуси, а также распространение польской идентичности, особенно в западных областях республики, где население нередко имеет размытое «польско-белорусское» сознание.
Среди этих групп населения активно распространяется «карта поляка», облегчающая пребывание, учебу и трудоустройство в Польше. Упрощение же визового режима для остальных белорусов становится предметом торга, исходя из текущих внешнеполитических интересов Польши.
