С момента начала конфликта между Украиной и поддерживаемыми Россией ополченцами более четырех лет назад Александр Хуг (Alexander Hug) наблюдал за этой войной, о которой многие уже забыли, из первых рядов. В конфликте, пропитанном фейковыми новостями и пропагандой, Хуг помогает руководить единственной независимой международной мониторинговой миссией, будучи первым заместителем главы Специальной мониторинговой миссии ОБСЕ на Украине. В настоящее время на территории Украины работают около 700 наблюдателей этой гражданской мониторинговой миссии. Каждую неделю наблюдатели фиксируют тысячи нарушений условий Минского соглашения, которое было подписано в попытке положить конец этой войне.

Во время недавней поездки в Нью-Йорк Хуг дал интервью репортерам издания «Форин полиси». Он рассказал о различных вызовах, связанных с его работой на Украине, а также о разочаровании и досаде, которую он испытывает, наблюдая за ходом конфликта, который можно было бы с легкостью урегулировать, если бы обе стороны захотели.

«Форин полиси»: Вы говорите, что в этом конфликте вы — всего лишь наблюдатель, а не судья. Насколько трудной стала эта работа для вас?

Александр Хуг: Прежде всего речь идет об эмоциональных сложностях. Мы понимаем, что местные жители связывают с нашим присутствием определенные ожидания — особенно мирные жители Украины по обе стороны линии фронта, которые не принимают участия в боевых действиях. На Украине нет других международных организаций. Они видят, как наши наблюдатели приезжают в город со своими записными книжками и камерами, чтобы зафиксировать факт взрыва, масштабы разрушений, посчитать погибших, зафиксировать то горе, которое они видят. Но потом наблюдатели уезжают, и все продолжается.

И, разумеется, они хотят знать, кто виноват. Это нормальный человеческий вопрос.

Отсутствие прозрачности и ответственности — это серьезная проблема. В ходе других конфликтов создаются специальные военные комиссии или совместные военные комиссии, все участники которых стремятся разобраться, расследовать обстоятельства нарушения условий мирного соглашения. На Украине такого нет. Только в этом году мы зафиксировали доказательства гибели около 190 мирных граждан и около 200 тысяч нарушений условий мирного соглашения.

— Какова официальная позиция ОБСЕ касательно участия России в конфликте на востоке Украины?

— Если вопрос в том, что мы видели на месте… Мы наблюдали конвои, которые покидали и въезжали на территорию Украины под покровом ночи в тех районах, где нет официальных пунктов пересечения границы. В одном районе мы обнародовали данные об этом — включая видеозаписи. Мы видели конкретные виды вооружений, которые мы подробно описали, включая оборудование для ведения радиоэлектронной войны. Мы беседовали с пленниками, взятыми украинскими правительственными войсками, и эти пленники утверждали, что они являются военнослужащими российских вооруженных сил, сражающимися на Украине на ротационной основе. Мы видели людей в форме с опознавательными знаками Российской Федерации, но такую форму можно купить где угодно. Мы также видели людей в форме с опознавательными знаками Германии, Испании и других стран, но чаще всего России.

— Действительно ли обе стороны конфликта закладывают мины?

— Да, даже новые мины. На Украине мы видим не только старые мины. Это нашло отражение в наших докладах. Мы очень подробно описали, что есть новые мины, каких мы прежде не видели, поэтому они легко отслеживаются в местах использования.

— Насколько сложно их обезвреживать? Ведут ли бойцы с обеих сторон подробные записи о том, где эти мины были заложены? Или же нам предстоит столкнуться с такой ситуацией, когда уже спустя много лет после завершения конфликта где-то на Украине останутся минные поля с действующими минами?

— Закладывать мины в ходе ситуационного конфликта — это не то же самое, что строить дорогу, поэтому можно сказать, что выбор места для них зависит от ситуации в конкретный момент и во многом является импровизацией. Это один из факторов, усложняющих поиски этих мин, несмотря на то, что стороны обязаны четко фиксировать их на картах. Но в реальности, когда приходится закладывать мины под непрерывным огнем противника и очень быстро, высока вероятность того, что никаких записей о них не останется. Есть еще и такой фактор, как погода — таяние снега может привести к смещению мин.

— Что вызывает в вас больше всего досады и разочарования?

— Больше всего разочарования вызывает то, что мы знаем, я знаю, наши читатели знают, что положить конец этому конфликту возможно. Военно-техническая сторона этого конфликта может исчезнуть в течение всего одного часа, если лидеры двух сторон конфликта одновременно примут такое решение. Мы это уже продемонстрировали. В рамках Минского соглашения стороны договорились о прекращении огня в первый день учебного года — в этой части мира это 1 сентября. И всего за одну ночь количество нарушений условий перемирия упало до нескольких десятков. И оно держалось на таком низком уровне в течение нескольких дней, прежде чем снова стало расти, и теперь мы фиксируем по несколько тысяч нарушений в день. Но это наглядно показывает, что, когда они принимают решение…

— Что они могут, когда хотят.

— В этом нет никакой проблемы. Речь идет о довольно большом участке — о линии фронта длиной в 500 километров. Это доказывает, что лидеры обеих сторон конфликта на 100% контролируют ситуацию у линии фронта — на каждом крошечном участке. И тот факт, что нарушения не прекращаются, вызывает чрезвычайно сильную досаду и разочарование. Потому что мы знаем, что перемирие возможно.

Я наблюдал другие конфликты, в которых присутствовала скрытая динамика — этнического или религиозного толка. На Украине этого нет. Здесь не нужно думать о примирении в каждой конкретной деревне. Требуются только решения политиков. Около 40 тысяч украинцев пересекают эту линию фронта ежедневно. Вам придется очень долго искать, чтобы найти какой-то другой конфликт, в котором мирные жители могут так часто и с такой легкостью пересекать линию фронта.

— То есть вы считаете, что этот конфликт будет достаточно легко урегулировать — в смысле противоречий и неприязни между людьми?

— Четыре с половиной года войны потребуют компромиссов от обеих сторон. Нужно будет, чтобы справедливость была восстановлена в отношении тех, кто потерял своих любимых, чье имущество было захвачено или уничтожено. Но я не думаю, что этот конфликт уже достиг такого уровня, когда одна группа непримиримо враждует с другой. Однако ситуация может измениться, если конфликт будет тянуться слишком долго.

Посмотрите на ребенка, который живет в Донецке или Авдеевке, то есть по ту сторону линии фронта. Если этому ребенку в 2014 году было около пяти лет, теперь ему около 10. Он уже не помнит ничего, кроме войны, которая длится практически всю его короткую сознательную жизнь. И его голова забита пропагандой. Он не знает, какой была ситуаций до начала конфликта. Если война продлится еще пять лет, этому ребенку будет уже 15, и перед вами будет уже более или менее сформировавшийся взрослый человек, который не будет знать, как живется в мире без войны. И тогда проблемы возникнут у целого поколения. Это необходимо предотвратить.

— Что, с вашей точки зрения, было самым страшны в этом конфликте?

— Когда кто-то из мирных жителей гибнет или получает ранения. Особенно если это дети. С этим очень трудно смириться, потому что я знаю, что в этом нет никакой необходимости, и это можно было предотвратить. Это не те люди, которые взяли в руки оружие и воспитали в себе ненависть к противоположной стороне. Мирные жители по обе стороны от линии фронта всегда говорят мне: «Это не наша война. Мы не понимаем, почему она продолжается». Все, чего они хотят, — чтобы война закончилась. Это убеждает меня, что это не их война и не их конфликт.

Это интервью было отредактировано для ясности.
Исправление 25 октября 2018. Александр Хуг (Alexander Hug) — заместитель главы Специальной мониторинговой миссии ОБСЕ на Украине. В предыдущей версии статьи его назвали главой миссии.
Пояснение 25 октября 2018. В предыдущей версии статьи Хуг отметил, что ОБСЕ не увидела прямых доказательств вмешательства России на востоке Украины. Мы убрали это замечание, поскольку оно не передает подразумевавшуюся им точку зрения. Далее он приводит факты и сведения, которые зафиксировали его наблюдатели
(Correction, October 25, 2018: Alexander Hug is the deputy head of the OSCE's observer mission in Ukraine. An earlier version described him as the head.
Clarification, October 25, 2018: In an earlier version, Hug stated that OSCE had not seen direct evidence of Russian involvement in eastern Ukraine. We have removed this remark, as it did not convey his intended view. He goes on to cite facts and observations that his monitors have recorded).