Когда появились новости о переходе известного ведущего Фредерика Таддеи с французского общественного телевидения на российский телеканал RT France, многие обрушились на журналиста с критикой. Однако, как объяснил Таддеи в интервью Causeur, для него лучше быть свободным на RT, чем под надзором французских каналов и царящего в мейнстримных СМИ конформизма.
С начала учебного года, чтобы увидеть новый выпуск посвящённой дебатам передачи «Запрещено запрещать» (Interdit d’interdire) с Фредериком Таддеи, вам придётся переключиться на Russia Today. Если, услышав об этой перестановке, благонадёжные люди поперхнулись, то для бывшего ведущего «Сегодня вечером (или никогда!)» (Ce soir (ou jamais!) переход сети вещания France Télévisions на российский государственный пропутинский канал не является этической проблемой: не так важно, кто подаёт суп, при условии, что в этот суп можно плюнуть…
Подписывая контракт с Russia Today (RT), где вы будете вести программу «Запрещено запрещать» с понедельника по четверг, задавались ли вы вопросом, будет ли вас смущать то обстоятельство, что вам платит Путин?
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Мне абсолютно плевать, кто мне платит, при условии, что я волен делать то, что хочу, приглашать, кого хочу и говорить о том, о чём хочу. Знаете, что говорил своим журналистам Пьер Лазарефф? «Принимайте все подарки и плюйте в суп».
Значит, вы готовитесь плевать в суп…
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Да, по-своему. Когда я буду проводить дебаты о России, я буду приглашать сторонников Путина (что я уже делал в программе «Сегодня вечером (или никогда!)» и на Europe 1 и чего не делают мои коллеги), а также противников Путина, у которых таким образом будут все возможности свободно высказываться на RT.
И всё же вы будете способствовать путинской пиар-стратегии…
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Лично мне кажется, что как раз то показное единодушие, которое у нас царит, способствует путинской пиар-стратегии, и не только во Франции. В США всё больше смотрят RT America. Там уже пять лет работает Ларри Кинг, бывший звёздный интервьюер CNN. Ток-шоу там ведут известные американские журналисты левых взглядов, такие как Крис Хеджес, лауреат Пулитцеровской премии 2002 года и ярый противник Трампа, или недавно умерший Эд Шульц, который открыто поддерживал Берни Сандерса и неоднократно приглашал его во время демократических праймериз, в то время как остальные в СМИ предпочитали Хиллари Клинтон.
***
ИСКУССТВО СКЕПТИЦИЗМА
Авторы: Э.Л., Д. Б. Ж. М.
Он один из самых тонких законодателей культурной моды в нашей стране. И, нравится вам это или нет, один из самых легитимных, если учесть, что с программой «Сегодня вечером (или никогда!)» он вошёл в анналы телевидения, оказавшись в одном ряду с Пиво и Шанселем. И на протяжении десяти лет — пять из которых ежедневно — щеголял более чем приличной аудиторией, приглашая интеллектуалов и деятелей искусства. И при всём при этом, не без кокетства уточняет он, ни разу не произнёс применительно к книге или диску ту самую мантру, которая повторяется в передачах Рюкье, Ардиссона или Дрюкера: «Купите!».
Фредерик Таддеи, кажется, идёт по жизни с той же ироничной, хоть и благожелательной отстранённостью, с какой вёл «Сегодня вечером (или никогда!)». Конечно, у него есть мнения и тем более вкусы и увлечения. Но из своих понятий о вежливости он их не навязывает своим собеседникам. При приёме гостей скептицизм — это долг. Даже приглашая телезрителя посмотреть вместе с ним на картину, как он, бывало, делал в прелестных миниатюрах «Об искусстве в паре слов» (D’art d’art) (откуда его выгнал France 2), он был не из тех, кто делится своими эмоциями.
Хотя он никогда не выражал приверженности каким-либо политическим идеям или течениям, многие приписывали ему еретические взгляды. Уж не является ли он крипто-индихенистом или немножко исламистом — он, сделавший известной Урию Бутельджу и способствовавший известности Тарика Рамадана? Не скрывается ли за этой широтой взглядов попустительство? Тем более — и это отягчающее обстоятельство — Таддеи отказывается публично отречься от своего друга Наба, приговорённого к социальной смерти за антисемитизм. Это непростительное преступление в глазах тех, кто считает, что выход из своей идеологической зоны комфорта приравнивается к измене.
Эти благонадёжные люди — многие из которых, однако, не отказывались от приглашений на «Сегодня вечером (или никогда!)» — конечно же, восприняли новость о переходе Таддеи в Russia Today как подтверждение своих мрачных догадок. Он, ко всему прочему, ещё и путинист! Это же было ясно. На самом деле, лучше бы он продолжал скрывать свои идеи: тогда, может быть, выяснилось бы, что он ужасно умеренный, а то и сторонник Макрона.
Признаюсь, я бы усомнился, стоит ли соглашаться на работу, за которую платят российские власти (чего мне никто не предлагал). Но когда заинтересованное лицо вкратце объясняет, что лучше быть свободным на RT, чем под надзором на France 2 или где-то ещё, это звучит убедительно. Будем судить на основе фактов. А пока можно только возмутиться, что в аудиовизуальном пространстве, где все упиваются словом «разнообразие», никто даже не подумал предложить передачу этому заслуженному ведущему. По крайней мере, радует, что у толерантности во Франции всё ещё есть дом. Пусть даже русский.
***
Russia Today — не просто представитель общественных СМИ, как, например, France 3, это правительственный ресурс, даже президентский. Его новостные выпуски несут в себе реальную информацию, или это пропаганда?
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: RT обосновался в США, Европе и арабском мире, чтобы донести до аудитории другой голос. Тут мне нравится цитировать слова генерального директора Российского совета по международным делам Андрея Кортунова, которые приводила газета Le Monde diplomatique: «Цель (RT) заключается не столько в продвижении российской точки зрения, сколько в том, чтобы поставить под сомнение однозначность западной точки зрения, преуменьшить значимость западной интерпретации событий». Вот это и называется глобализацией, мы конкурируем с остальным миром, в том числе и в информационном плане. Но по-прежнему мы убеждены, что только мы сами производим «информацию», а все остальные делают исключительно «пропаганду». Вы сами-то в это верите? Вы правда считаете, что наши СМИ «беспристрастно» для нас всё делают?
«Сегодня мы бы и на Де Голля смотрели так же, как смотрим на Путина».
Ну, конечно, во Франции информация носит весьма идеологический характер, особенно в сфере общественного телерадиовещания — это называется правильное мышление или конформизм. Но ведь есть же большая разница между всем этим и пропагандой, или вовсе манипуляциями в духе «Правды», разве не так?
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Пропагандой всегда занимается кто-то другой. Но только в сравнении RT с «Правдой» столько же манипуляции, о которой вы говорили, сколько в сравнении новостных выпусков France Télévisions и ORTF (Управления радио- и телевещания Франции. — прим. ИноТВ). К счастью, все мы стали лучше. Но кто может похвастать тем, что занимается объективной и беспристрастной журналистикой? Информация — это переосмысление реальности, которая разворачивается здесь и сейчас. На неё так или иначе влияют наша культура, наши предрассудки, наши интересы или лагерь, к которому мы принадлежим.
В общем, истины нет. Но тогда почему наравне с дарвинистами не давать слово креационистам или всем тем, кто отрицает преступления против человечества?
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Вы смешиваете объективные истины, как, например, истины научные, доказуемые, и другие, чисто субъективные понятия. А когда мы затрагиваем область субъективного, следует признавать, что здесь одновременно могут существовать сразу несколько различных истин. Эта идея, кстати, лежит в основе пьесы Пиранделло «У каждого своя правда».
А как быть с правдой относительно применения химического оружия в Сирии?
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Это определённо относится к категории доказуемого. Достаточно лишь предъявить доказательства. Я вёл дебаты на эту тему на Europe 1. Проблема в том, что люди зачастую предпочитают верить в то, что их устраивает. А что касается меня, как хороший ведущий дебатов я сохранил нейтралитет.
Вот так поворот. Но не кажется ли вам, что есть одна или несколько версий, более правдивых, чем прочие? Неужели поиск истины, который, вопреки тому, что вы говорите, всегда был делом философов, лишён всякого интереса?
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Он абсолютно не лишён интереса, да только кто может заявить, что, в конце концов, обрёл, что искал? Во всяком случае, точно не я. Но ведь я и не корреспондент — я не езжу по разным точкам и не веду своих расследований. Я больше не веду новости. Я занимаюсь интервью. Я веду дебаты. Я даю слово всем и не выношу однозначных суждений.
То есть, таким образом, для вас нет никакой разницы между RT, France 24 и CNN?
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Понимаете, сам я вообще телевизор не смотрю. Чтобы на моё мнение ничто не влияло. Но полагаю, что между позициями русского, француза и американца различий хватает. У нас, к примеру, разные понятия о демократии. И это нормально, русские вообще с таким явлением знакомы только каких-то 30 лет. Впрочем, вы можете отметить, что и наше собственное видение демократии со временем претерпело определённые изменения. В США до середины 60-х годов царила расовая сегрегация, но при этом Америка считала себя величайшей демократией в мире. Франция до 1944 года жила при апартеиде, у женщин не было права голосовать, но это тоже, тем не менее, называлось демократией. При генерале Де Голле не было никаких журналистских расследований, у него был ORTF и он всегда заранее знал, какие ему будут задавать вопросы. У него никогда не спрашивали ни о системе Франсафрики, ни о деятельности компании Elf, ни о контрактах на поставки вооружений, ни о чемоданах денег из-за границы, ни о секретных фондах, ни о тайной полиции, ни об источниках финансирования политической деятельности. Сегодня это назвали бы авторитарной демократией. На Де Голля смотрели бы так же, как смотрят на Путина…
Такое ощущение, что вы прибегаете к некой форме релятивизма, как если бы он был условием вашей свободы. Можно ли сказать, что, чтобы не оказаться ослеплённым собственными суждениями, вы стараетесь попросту их не иметь?
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Я стараюсь не заниматься манихейством, сохранять чувство юмора и уметь пересматривать свои взгляды. Я считаю, что способность видеть вещи в исторической и географической перспективах является необходимым условием, чтобы не наговорить слишком много глупостей.
Но при всём при этом вам не претит возможность шокировать и играть на нервах. Повлияла ли на ваш выбор перспектива потенциального скандала?
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Меня и правда забавляют все эти теории заговора о русских и RT, которые у нас культивируются. Тем более так заговорщиками больше кажутся они сами, а не мы. Но да, признаю, моей бунтарской натуре такое по нраву.
Давайте оставим ваше разбирательство с путинизмом. Как-то вы заявили: «Вопрос, которым следовало бы задаться, состоит в том, почему во Франции в 2018 году нужно идти работать на российский канал, чтобы иметь возможность вести настоящую культурную передачу с настоящими дебатами, как в эпоху программы «Сегодня вечером (или никогда!)». Есть ли у вас однозначный ответ на этот вопрос?
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Мне кажется, что руководство французского телевидения считает, что умные люди больше не смотрят телевизор, что они теперь все перешли в интернет и что телеконтент нужно делать для тех, кто остался — идиотов или, по крайней мере, людей, которых таковыми считают, и младенцев. Это печально.
Когда запускалась передача «Сегодня вечером (или никогда!)» в 2006 году, вы заявили Libération, что «культурные передачи скоро станут лотарингской металлургией телевидения». Мы уже дошли до этого?
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Тогда общественное телевидение каждый год запускало по новой культурной передаче, и, поскольку они на тот момент интересовали не очень много людей, то в сетке их ставили всё позднее и позднее, а потом и вовсе забросили. Когда мне тогда дирекция предложила вести «Сегодня вечером (или никогда!)», ежедневную передачу в прямом эфире, руководство хотело, чтобы она стала популярной, но в то же время была рассчитана на ум телезрителей, чтобы это была программа, о которой говорили и говорили не только любители культуры. Как мне сказали, в случае провала велики риски, что больше никто пытаться не будет. Но к счастью, всё получилось. Передача шла 10 лет. Но с того момента, как она прекратила своё существование, приходится признать, больше никто и не пытается, как и в случае с лотарингской металлургией.
Но ведь главный смысл «Сегодня вечером (или никогда!)» заключался, главным образом, в дебатах и полемике, не так ли?
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Нет, на протяжении пяти лет, в течение которых передача выходила на ежедневной основе, у меня в гостях побывало достаточно актёров, кинорежиссёров, писателей, интеллектуалов, с которыми мы обсуждали их работу. И это тоже всем нравилось.
Так если «Сегодня вечером (или никогда!)» была такой успешной, почему же тогда её свернули?
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: За всё время существования аудитория передачи составила порядка 700 тыс. зрителей. Для такой «заумной» программы это много. За несколько месяцев до того, как её свернули, её передвинули на час позднее — такой вот способ сказать, что передача свою службу сослужила и пришла пора её заменить. Но настоящей причиной стало стремление выровнять передачи по нижнему уровню. Раз они решили, что умные люди больше не смотрят телевизор, то отсюда пришли к выводу, что нужно не потерять тех, кто остался, из-за программ, которые они считают слишком сложными. Отсюда получилась неразбериха, которой руководство только способствует. Телезрители намного более требовательны, чем мы думаем. Даже те, кто мирно посмотрит игры и художественные фильмы, а потом пойдут спать, гордятся, что смотрят их на канале общественного телевидения, потому что знают, что позднее там будут идти такие передачи как «Сегодня вечером (или никогда!)». Именно поэтому они смотрят France 2, а не TF1.
В крупных СМИ «диктатура» рейтингов в некоторых случаях уступает перед идеологическим давлением: с этим в частности связано увольнение Земмура, несмотря на его огромную аудиторию. Вы сами не стали жертвой этого фактора?
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Не думаю. Я как-никак вёл самую долгоиграющую культурную передачу в истории французского телевидения: 650 выпусков против 625 у «Апострофов» (Apostrophes). Дирекция France Télévisions десять лет предоставляла мне помощь и поддержку. Мне на что жаловаться. Как бы то ни было, телевидение на самом деле всё меньше и меньше любит дебаты и тех, кто выступает против распространённых мнений. Оно склонно бояться их. Но оно заблуждается. Для демократии это признак крепкого здоровья. Единогласие же, даже показное, никогда не сулит ничего хорошего.
Побудем немного адвокатами дьявола. Звёздный час культурных передач приходится на 1970-1980-е годы, и теперь этот жанр, наверное, отжил своё…
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Хотя я всегда называл себя продолжателем Жака Шанселя и Бернара Пиво, которые тоже приглашали к себе недовольных и неблагонадёжных, «Сегодня вечером (или никогда!)» не походила на «Апострофы» или «Великую шахматную доску» (Grand Échiquier). За десять лет там поднимались все вопросы, с которыми сталкивалось французское общество, причём, что редкость, делали это не политики или журналисты. Это были актуальные события через призму культуры. Не все культурные программы делаются под одной схеме. Можно придумать что-то новое. Я, знаете ли, не испытываю особой ностальгии по этому периоду моей жизни — не больше чем по временам «Последнего парижского» (Paris Dernière), «Современности» (Actuel) или Radio Nova. Мне все это очень нравилось, и я этим горжусь, но я стал заниматься другими вещами. Я не консерватор.
Возможно, сокращение культурного контента на телевидении объясняется кризисом самой культуры. Целый ряд писателей и художников испугались, что эксперты, журналисты и знаменитости могут заменить их, и поэтому решили стать похожими на них. В результате шедевры стали редкостью. Вы не боитесь, что столкнётесь с нехваткой спорщиков, готовых сойтись друг с другом?
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Многие люди, на самом деле, считают нашу эпоху не слишком выразительной в художественном плане, однако 1970-1980 годы, с которыми вы провели параллель, тоже не рассматривались как нечто выдающееся, и все же…
Ко всему этому следует добавить, что медийная система, которая определяет ценность художников и писателей, утверждает обман. Карьеры некоторых людей объясняются одним лишь конформизмом: не знаю, кто из «властителей умов» стал называть Кристин великой писательницей, однако его примеру последовали, и теперь все в это верят. В том числе и она сама. (Разве она не самозванка?)
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Так было всегда! На это жаловались ещё в XVIII веке. В 1778 году Вольтер вернулся в Париж в возрасте 85 лет, и это событие вызвало небывалый интерес. В Комеди Франсез установили его бюст, актриса читала стихи в его честь, говорили о философском гении и литературном престиже. Как бы то ни было, в тот же самый момент комик Воланж снискал на бульварах ещё большую славу с пьесой, главной темой которой стала фраза «Оно уже там или ещё нет?», которая относилась к дерьму, которое вот-вот должно было упасть ему на голову. То есть, что бы мы ни думали, слава была уделом не только больших умов, но и народных комиков, обманщиков и завсегдатаев светской жизни, что уже тогда поднимало вопрос о её заслуженности.
«Некоторые мнения преступны. И это никак нельзя изменить».
В любом случае, ваша программа скорее запомнилась зрелищными спорами, которые на языке СМИ называются «баталиями», а не вдумчивыми дискуссиями с писателями и режиссёрами.
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: То же самое касается брошенной пепельницы в «Праве на ответ» (Droit de réponse) или пьяного Чарльза Буковски в «Апострофах». Все именно так, телевидение несправедливо. Некоторые пытаются сегодня сформировать впечатление, что я приглашал одних лишь нацистов и ревизионистов. И что, вы скажите, мне с этим делать? «Сегодня вечером» стала самым большим, невиданным доселе обновлением дискуссионной программы. Мои самые частые гости, такие как Жак Аттали, Мишель Маффезоли, Ален Финкелькраут и Эммануэль Тодд, пришли всего порядка 20 раз за десять лет. И хотя у нас бывали достаточно напряжённые споры, никто ни разу не ушёл со съёмочной площадки. Люди понимали, что это спор. Они выслушивали друг друга и давали ответ. Они не выставляли себя на посмешище, как это легко можно сделать на телевидении.
Такое бывает даже с лучшими… Как бы то ни было, вас упрекали в том, что вы приглашали карикатурных личностей. Парик Коэн публично обвинил вас в том, что вы зовёте к себе «больные головы» вроде Дьёдонне, Марка-Эдуара Наба, Алена Сораля и Тарика Рамадана. Вам понятна суть этой полемики?
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Да, разумеется, но зачем ограничиваться этой четвёркой? Список стоит продолжить. Многие упрекали меня в том, что я приглашаю Алена Финкелькраута. Наташу Полони, Эммануэля Тодда, Жака Аттали, Стефана Эсселя, Мари-Франс, Элизабет Леви, Фрасуазу де Клозе... Брюно Роже-Пети, который тогда ещё не был пресс-секретарём Елисейского дворца, упрекал меня в Twitter, что я приглашаю либеральных экономистов и хочу гибели социал-демократии. Одни винили меня в том, что я приглашаю сторонников Саркози, а другие — в том, что я зову его противников. То же самое было и с Олландом после его прихода к власти. Примерно такая же ситуация была по всем темам. Если бы я всех слушал, у меня вообще бы не было гостей. Кстати говоря, именно это сейчас и происходит. Больше никого не приглашают. Приходят обозреватели, и все обсуждается между собой. У меня же была простая политика: если в продаже есть их произведения, их можно пригласить. В противном случае, нет. Я не собирался вести себя жёстче, чем Министерство внутренних дел…
Патрик Коэн составил небольшой список «больных голов», причём некоторые из них упрекают вас в том, что вам больше не достаёт смелости их пригласить!
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Вот видите, всё продолжается. Меня всегда в чем-то упрекают.
Вы когда-нибудь вновь пригласите Сораля?
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Сораль три или четыре раза был гостем «Сегодня вечером» как ультраправый писатель для обсуждения ультраправых. Не уверен, что его книги до сих пор продаются в магазинах. Он вроде бы в основном занимается видео. Кроме того, его в чем-нибудь да обвиняют каждую неделю.
Ваша новая программа называется «Запрещено запрещать». В «Сегодня вечером» вы всегда говорили, что границы устанавливает закон. Но в чем заключаются ваши границы? Допускаются любые слова или же для некоторых все-таки существует цензура?
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Некоторые мнения преступны. И это никак нельзя изменить. В то же время нужно, чтобы эти мнения были выражены публично и подпали под действие определённого закона. Существует множество людей, у которых, обоснованно или нет, сложилась плохая репутация. Вы говорите мне о тех, кого обвиняют в антисемитизме, однако существуют и те, кого обвиняют в нелюбви к арабам, геям, черным или белым, расизме, сексизме… Почему одни должны подпадать под запрет, а другие нет? Единственное, что могу вам сказать на этот счёт — если бы кто-то попытался заявить в эфире моей программы нечто предосудительное, я бы сразу это пресёк. За десять лет ничего подобного не было.
Если кто-то и требовал вашей головы (за 25 лет на телевидении это, как минимум, нормально), это было связано не с вашей позицией (как нам кажется, она довольно умеренная), а с тем, что вы приглашали этих отвергаемых многими людей. Не получается ли, что за вычетом «Сегодня вечером» мы живём в эпоху, которая представляет опасность для плюрализма и, следовательно, свободы слова и мысли?
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: По сути, этому способствует всё: теракты, голосование за Ле Пен, мигранты, дело Вайнштайна, дело Беналлы, повсеместные теории заговора… В соцсетях часто забывают о нюансах, а тон задают фанатики. Их немного, но они убеждены в том, что представляют народ. И раз мейнстримные СМИ буквально одержимы соцсетями, они склонны им верить. В результате так называемый народный суд насаждает террор, журналистов систематически приравнивают к тем, кому они предоставляют слово, никто больше не решается хоть что-то сказать, телеканалы боятся собственной тени, повсюду царит однообразие… Я же запускаю на RT программу «Запрещено запрещать», которая в некотором роде продолжает французскую традицию свободы…
«Сейчас не самое простое время для юмористов, адвокатов и борцов за абсолютную свободу».
Людям больше не по душе цивилизованные разногласия? Они любят разнообразие, но боятся разногласий.
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Мне так не кажется. За пределами соцсетей французы стремятся к дебатам, нюансам, размышлениям. Ещё ни один человек на улице не сказал, что мне не стоит о чём-то говорить или кого-то приглашать. Как раз наоборот.
Возьмём «революцию» #metoo и #BalanceTonPorc. Вы могли бы пойти против течения?
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Об этом все ещё очень сложно говорить. Слишком много эмоций. Как признала в Libération американский эксперт по истории феминизма Джоан Скотт, «в нынешней атмосфере #metoo вся сила на стороне обвинителей». Когда мы обсуждали эту тему в эфире Europe 1, я пригласил того, кто писал примерно то же самое, однако он промолчал, оказавшись у микрофона перед двумя разгорячёнными феминистками. Писать в блоге — это одно, а сказать перед широкой аудиторией на радио — совершенно другое. Его могли не так понять, могли исказить или неверно истолковать его слова, поставив его на один уровень с насильниками, как это впоследствии произошло с Катрин Денёв.
Многие из ваших дебатов были посвящены феминизму и отношениям женщин и мужчин. Вы были готовы к появлению такого движения?
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Дело Вайнштейна стало типичным случаем обращения общественного мнения. Мне вспоминается, как адвокат Тьерри Леви оспаривал в «Сегодня вечером» приведённые ярой феминисткой цифры по изнасилованиям и говорил, что они раздуты по сравнению с данными префектуры полиции. В другом эфире большинство молодых женщин из среды интеллектуалов и артистов, которые находились на съёмочной площадке, открыто насмехались над жертвеннической риторикой приглашённых мной активисток. С появлением нынешнего течения все это стало невозможным. Жертвеннический феминизм взял реванш. В идеологической партии в карты именно у него сейчас на руках все козыри. Как бы то ни было, сейчас люди начинают понимать, что некоторые обвинения представляют собой клевету, что, как говорит Джоан Скотт, сила на стороне обвинителей, что право на защиту не соблюдается, и что некоторые из самых видных обвинителей, такие как Азия Ардженто и Авитал Ронелл, сами сталкиваются с обвинениями в свой адрес. Поэтому общественное мнение может вновь развернуться. Как в этой, так и других сферах, ничто не вечно. И это вновь возвращает нас к нашей беседе о демократии.
Вас не удивляет сегодняшняя серьёзность подхода к этим темам? То, что мы можем говорить об активном применении инклюзивов на письме не без смеха, вызывает сожаление. Это уже как-то слишком буквально.
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: И здесь всё зависит от точек зрения. Для Вас интересен инклюзивный стиль. Я бы предпочёл говорить о проблеме буркини, возникшей летом 2016 года. На пляжах, где сорок лет назад арестовывали нудистов, такие же полицейские, посланные такой же мэрией, арестовали женщину из-за того, что она была покрыта с ног до головы. И все осудили такое серьёзное посягательство на светскую жизнь, забывая, что во Франции все ещё существует право одеваться, как кому хочется, в том числе на пляже, и что это государство должно быть светским, а не люди. Когда я был подростком, мы серьёзно говорили о политике и смеялись, когда говорили о религии. Сегодня всё наоборот.
Вы правы, это очень интересно. И речь здесь не идёт о каком-то сговоре. И потом, никто из недовольных буркини не взялся за оружие. В нашей стране антиклерикалов есть определённые темы, над которыми смеяться больше нельзя …или очень опасно!
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Сегодня не самое простое время для юмористов, я с Вами согласен, также как для карикатуристов, адвокатов, которых всё больше ассоциируют с теми, кого они защищают, для борцов за абсолютную свободу и для ведущих теледебатов... Но я по своей натуре скорее оптимист, я верю в свою страну и думаю, что все вернётся на круги своя.
Вы приступаете к работе в середине сентября. Редакция RT расположена в бункере за посольством России? Какие-нибудь агенты КГБ следят за вами?
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Мы находимся прямо между студиями Canal+ и TF1, почти напротив нового здания радиостанции Europe 1, где я также веду еженедельную программу каждое воскресное утро. Всё очень симпатично, хороший дизайн, очень красивая мебель. Туалетные комнаты как в пятизвёздочном отеле. Таких красивых я не видел за последние двадцать пять лет работы на телевидении. Кроме того, на этом канале, кажется, работают только женщины, все молодые и улыбчивые. Это им предстоит налаживать работу студии. И все они француженки, кроме директора канала Ксении Федоровой, которой всего лишь 37 лет. Работать на девушку по имени Ксения, разве это не мечта?
Короче говоря, российская власть у руля лучше, чем французский налогоплательщик?
ФРЕДЕРИК ТАДДЕИ: Я скажу вам это, когда меня уволят (смеётся). Если меня уволят!
Во Франции канал RT доступет в пакете оператора Freebox, а также через спутниковое телевидение Fransat. Канал ведёт переговоры и с другими операторами сотовой связи. Более того, передачи канала можно будет смотреть на его сайте (https://francais.rt.com/) и на канале Ютюб (https://www.youtube.com/user/rtenfrancais).
Интервью подготовили Дауд Бугезала (Daoud Boughezala) , Элизабет Леви (Elisabeth Lévy) и Жиль Миаэли (Gil Mihaely).
Дата публикации сентябрь 2018 года.
Оригинал новости ИноТВ:
