Какой станет религиозная война, если ее поведет искусственный интеллект? И кто кого скорее заманит в ловушку – Фукидид роботов или наоборот? Такими вопросами задался автор этих строк, прочитав уже целиком собранный номер журнала. Когда мы его планировали, хотели если и не расставить точки над i, то хотя бы попробовать прояснить природу современного международного положения (смело можно сказать кризиса). Уж очень все многослойно и запутано.

Получилось не очень. Точнее – удалось собрать мнения блестящих авторов, каждый из которых не скользит по поверхности, пересказывая очевидное, а стремится докопаться до сути. Благодаря им, сложность мира в XXI веке предстала во всей красе – ярко и полно. Но к целостной картине, четкой схеме движущих политику и экономику сил мы не приблизились. Вероятно, это и невозможно. Мы пребываем в той фазе развития глобального организма, когда уже практически любой специалист констатирует наличие проблем со здоровьем, многие способны составить грамотный анамнез – как пришли именно к такому состоянию, настоящие профессионалы готовы поставить диагноз, но вот методику лечения не рискует заявлять никто. (Обратились мы к самым разным людям – номер открывается большим опросом экспертов и ученых со всего мира, и этот опрос будет продолжаться.)

Я не случайно начал с заведомо утрированных вопросов. Мы наблюдаем удивительное сочетание будущего, которое уже наступило, хотя не все еще это заметили, и прошлого, которое никуда не ушло, несмотря на то, что многие уверены в необратимости развития. Фантастически продвинутые технологии и все более архаичное сознание переплетаются неразрывно, создавая гремучую смесь.

И вот живая легенда науки о международных отношениях Генри Киссинджер берется в свои 95 лет изучать искусственный интеллект – что это значит для мировой системы. И тревожится, что технология, ориентированная исключительно на рациональность, лишит человечество достижений, мучительно вырабатывавшихся столетиями, – моральных и этических ограничителей. Уолтер Рассел Мид, выдающийся специалист по истории политических идей, настроен оптимистично. Технологии несут опасности, но прежде всего возможности, так было всегда, так будет и впредь. Не паниковать предлагает и Игорь Иванов, конечно, не отрицая серьезный вызов, который бросает технологическое развитие.

Войне, в которой рывок к социально-политическому прогрессу сопровождался небывалыми зверствами и бедствиями, исполнилось 400 лет. Интерес к Тридцатилетней войне, а о ней много пишут в этом году, связан с параллелями, которые можно усмотреть между нынешним положением на планете и той серией конфликтов в Европе. Герфрид Мюнклер, ведущий немецкий историк, и Паскаль Додэн, сотрудник международной гуманитарной организации, каждый со своей стороны подчеркивает риски возвращения наименее цивилизованных форм конфликта, размывания правил их ведения. Тимофей Бордачёв помещает Тридцатилетнюю войну в контекст многовекового подъема Запада к мировому господству, отмечая вероятное окончание этого периода. А Майкл Кофман концентрируется на том, какими станут «большие войны» в следующие десятилетия. Риск мировой войны, как мы их знали из прошлого, к счастью низок, но потенциал противоречий крупных держав никак не меньше, чем раньше.

Грэм Эллисон, тот, что постоянно напоминает об опасности «ловушки Фукидида» в отношениях США и Китая, развенчивает миф о либеральном мировом порядке. Как считается, последний обеспечивал спокойствие и процветание Запада после Второй мировой, и всех остальных – после холодной войны. Эллисон верит в старый добрый баланс сил, и именно его отсутствие видит в качестве причины нынешних неурядиц и угроз. Барри Позен указывает, что политика Трампа противоположна курсу его предшественников по многим параметрам, кроме одного – он тоже привержен идее американской гегемонии. Вопрос в том, какой вид гегемонии – либеральная (до Трампа) или нелиберальная (сейчас) окажется более устойчивым. Александр Крамаренко и Пётр Стегний в перспективы любого сорта гегемонии не верят – мир многополярен, а «геополитическая катастрофа» распада СССР была таковой и для Соединенных Штатов, которые так и не смогли перестроиться на новые реалии.

Иван Сафранчук сетует, что за весь период после Советского Союза Россия и Запад не освоили конструктивного, но при этом реалистичного взаимодействия, а сейчас это даже и не стоит на повестке дня. А Го Сяоли заверяет, что России и без Запада есть на кого положиться – и всегда будет.

Ну и, конечно, невозможно было обойти экономическую составляющую. Адам Позенпредостерегает от протекционистского задора нынешней администрации Белого дома, который грозит разрушить основы отношений Америки со всем миром. А вот Александр Лосевобъясняет, почему «трампономика», как бы ее ни оценивать, вполне закономерная попытка Вашингтона уйти от исчерпавшей себя модели «лидерства» в пользу более эгоистичного подхода. Кстати, блестящее определение курсу Трампа в международных делах дал недавно в одном из выступлений наш постоянный автор Чез Фриман: «Троглономика – бабуиноподобная форма меркантилизма, стремящаяся свести все исключительно к двусторонним балансам». На самом деле – точно схватывает суть. Ну а мы продолжим искать правильные объяснения тому, что творится вокруг нас, в следующих номерах.