Спустя два дня после блиц-визита в Пекин лидера КНДР Ким Чен Ына и через девять дней после его встречи с президентом США Дональдом Трампом, в тугом узле интересов сторон, вовлеченных в урегулирование вокруг Корейского полуострова, добавился еще один штрих. С официальным визитом в Москву по приглашению Владимира Путина прибыл глава Южной Кореи Мун Чжэ Ин, с которым связывается немало прорывных решений на северокорейском направлении.

Прием, оказанный в феврале, на Олимпиаде в Пхенчхане Ким Ё Чжон, родной сестре Ким Чен Ына, положивший начало контактам Сеула и Пхеньяна, первая встреча с главой КНДР в конце апреля и подписание Пханмунджомской декларации, вторая встреча лидеров Севера и Юга менее, чем через месяц, сразу после поездки Мун Чжэ Ина в Вашингтон к Трампу, - все это позволяет охарактеризовать южнокорейского президента как одного из главных архитекторов стремительных перемен на Корейском полуострове и вокруг него.

С учетом телефонных разговоров, которые он провел еще и с председателем КНР Си Цзиньпином, с премьером оказавшейся на периферии нынешних событий Японии Синдзо Абэ, а также с президентом России Владимиром Путиным, не остается заинтересованных государств, с которыми бы у Сеула не было тесных контактов. Обращает внимание и подчеркнутая самостоятельность Мун Чжэ Ина, позволяющего себе суждения, мягко говоря, не вполне характерные для лидера страны, на территории которой расквартирован американский военный контингент. Но поймав ветер в паруса, южнокорейский президент не замечает этих частностей, позволяя себе заявления, весьма комплиментарные по отношению к Пхеньяну, Пекину и Москве, от которых, прямо скажем, коробит многих американских, да и японских политиков.

Такими заявлениями изобиловала и сегодняшняя речь Мун Чжэ Ина в российской Государственной думе, в которой он изложил позицию, весьма далекую от американской. Напомним, что Трамп, не говоря уже о «ястребах» в Конгрессе, Пентагоне и других «башнях» вашингтонского «Олимпа», считает необходимым давить на КНДР ради ракетно-ядерного разоружения и именно этим давлением не раз, даже нарываясь на жестко негативную реакцию Пхеньяна, объясняет «покладистость» Ына.

В отличие от американского коллеги, южнокорейский Ин совсем другого мнения. Нажима на КНДР он не приемлет, видимо, считая отношения столиц Севера и Юга неким «внутренним делом», куда американцев посредниками не зовут. Скорее, сам готов продолжать посредничество между Америкой и Северной Кореей, настойчиво предлагая переоформить сингапурский формат «1+1» в другой – «2+1», в котором понятно, что две Кореи неминуемо сложат усилия в том, чтобы усмирить гегемонистский пыл Вашингтона, и который после этого превратится в «2-1».

Именно в этом русле Мун Чжэ Ин выступил и перед российскими депутатами. «Мы на пути к миру и сотрудничеству. Республика Корея и США реагируют мерами снижения военного давления в отношении Севера, объявляя мораторий совместным учениям», - это один характерный афоризм. И второй: «Сотрудничество с Россией является краеугольным камнем на пути к достижению мира на Корейском полуострове». Соединить первое и второе между собой - и получится, что взаимодействие с Россией, а также с Китаем, представляется Сеулу альтернативой милитаристским играм в альянсе с США.

Трудно предвосхищать ход намеченных на 22 июня российско-южнокорейских переговоров, которым Владимир Путин намеревается посвятить целый день, включая возможную совместную поездку в Ростов-на-Дону, на матч мундиаля, где Южная Корея встретится с Мексикой. Но за рамками реальности в этой ситуации уже не остается практически ничего, в том числе, скажем, обращение к завершающим дням Второй мировой войны; ведь именно советские войска, разгромив Квантунскую армию, освободили от японской оккупации Сеул, о чем многие годы ни на Западе, ни на Востоке предпочитали не вспоминать.

В думском выступлении Мун Чжэ Ина внимания требует и еще один важный тезис, напоминающий о том, что в Сингапуре его северный визави Ким Чен Ын договорился с Трампом о «полной денуклеаризации» Корейского полуострова. В этой формуле обычно сосредотачиваются на перспективах разоружения только КНДР, хотя у ядерной проблемы в регионе две стороны – не подтверждавшееся, но и не опровергавшееся Белым домом и Пентагоном наличие ядерных вооружений не только на Севере, но и на американских военных базах корейского Юга. И «полной» денуклеаризация может стать только после того, как будет снята и эта часть вопроса.

Исход сингапурских переговоров существенно отодвинул данную тематику для Севера: ограничились закрытием ядерного полигона Пхунгери, и без того серьезно разрушенного прошлогодним термоядерным испытанием; пообещали закрыть и ракетный полигон Сохэ. Но ракетно-ядерный щит КНДР уже создан и стоит на вооружении, являясь важным фактором, отрезвляющим потенциальных агрессоров. Поэтому каждое обсуждение ядерной темы, уже в силу самой логики набирающего инерцию процесса межкорейского урегулирования, выводит США за его скобки. Разумеется, вместе с их ядерными силами.

Потепление с Пхеньяном и активные контакты в этом контексте с Москвой и Пекином если не снимают совсем, то значительно уменьшают озабоченности Сеула вопросами безопасности. Гарантии Вашингтона, а тем более американский ядерный зонтик, Югу постепенно становятся без надобности. И по мере того, как эта тенденция будет набирать силу, а ресурсы США остановить или хотя бы затормозить ее останутся весьма ограниченными, вопрос о военном, а тем более ядерном, присутствии Пентагона в Южной Корее будет привлекать все более пристальное внимание мировой общественности.

Маркером этого сюжета, который находится в тени укрепляющихся взаимоотношений между Сеулом и Пхеньяном, служит позиция Токио, в котором не скрывают как минимум озабоченности, если не страха, перед прекращением американо-южнокорейских учений. С точки зрения Японии, тем самым рушится вся послевоенная архитектура в АТР, ведь нет учений – не нужны и американские войска. И, следовательно, Япония рано или поздно может остаться их последним форпостом, а роль единственного «непотопляемого авианосца США» сулит ей много неприятностей. Особенно на фоне натянутых, если не сказать напряженных, отношений практически со всеми странами региона, а также зашедшего в тупик японско-российского диалога по Курилам, втягивание в который взамен развития взаимовыгодного торгово-экономического сотрудничества с Москвой в Токио все более готовы рассматривать как бесперспективный тупик. И ведь из него еще придется отыскивать выход, желательно без «потери лица».

В становящееся все более очевидным стратегическое взаимодействие в квадрате, где негласное распределение ролей в российско-китайском союзе, по-видимому, отводит Пекину приоритет пхеньянского направления, а Москве – сеульского, органично вплетаются российско-корейские экономические связи. Причем опять-таки в формате «2+1», с той лишь разницей, что Россию, в отличие от Америки, уговаривать не нужно, как и притягивать ее «за уши», маскируя экономикой и очевидные военные поползновения Пентагона. В «2-1» этот формат в нашем случае точно не превратится.

Отсюда заявленное Мун Чжэ Ином в канун приезда в Москву в интервью стремление развивать экономическое взаимодействие по линии Сеул-Пхеньян-Москва. Южнокорейский лидер подчеркнул, что у наших двух стран есть большой потенциал также и в вопросах гуманитарного и культурного обмена, и трудно не рассмотреть между строк этих рассуждений стремления скрепить с помощью и с участием России Корейский полуостров, преодолев его раскол. В конце концов, даже на прошлогоднем Восточном экономическом форуме во Владивостоке, когда лидер Юга Кореи выдвинул инициативу «девяти мостов», связывающую его страну с Москвой в целом ряде сфер экономики, в том числе, таких определяющих, как энергетика и транспорт, угадывались намеки на привлечение Пхеньяна, хотя на тот момент градус конфронтации по линии США-КНДР просто зашкаливал.

Не будем опережать итоги предстоящих переговоров Владимира Путина и Мун Чжэ Ина, но очевидно, что без серьезнейших шансов на успех и вне контекста позитивных геополитических перемен такая встреча вряд ли состоялась бы. С другой стороны, показательно, что именно сейчас в практическую плоскость начинает-таки становиться вопрос о российско-американской встрече в верхах, давно назревшей, но всячески тормозившейся вашингтонским истеблишментом.

Как знать, не является ли заторопившийся в Москву Джон Болтон, новоиспеченный ястреб-советник Трампа по вопросам национальной безопасности, лакмусовой бумажкой растущей озабоченности Белого дома в том, как бы не отстать от подножки последнего вагона, уходящего в будущее? И если это так, то налицо комплексный кризис всей американской внешней политики. Она все более и более сползает к логике не столько исключительности и протекционизма, сколько к изоляционизму и затворничеству на глобальной периферии, в которую Североамериканский континент неминуемо превратится, если окончательно укоренятся тенденции, формирующиеся буквально у нас на глазах.

Источник:ИА REGNUM