Любые вспышки политической нестабильности в одной из крупных экономик Европы сразу же порождают прогнозы неизбежного краха Евросоюза или еврозоны. Очередным пророком беды стал Джордж Сорос, который недавно заявил, что в Европе «все, что могло пойти не так, пошло не так». Однако в такие моменты я чаще всего разделяю точку зрения исполнительного директора «Морган Стэнли» (Morgan Stanley) Джеймса Гормана (James Gorman), который назвал такой анализ миллиардера «нелепым».

Предостережения Сороса очень типичны для представителей своеобразного движения, которое можно условно назвать «Европа в опасности». В своем выступлении на ежегодной встрече Европейского совета по международным отношениям, которая прошла в Париже 29 мая, он сказал, что путь в небытие начался с «программы сокращения бюджетных расходов», принятой после финансового кризиса 2008 года, которая превратила альянс некогда равных стран в союз кредиторов и должников. Это спровоцировало всплеск популизма, который усугубился еще больше в результате миграционного кризиса 2015 года.

Далее, по словам Сороса, решение президента Дональда Трампа «разрушить трансатлантический альянс» легло новым бременем на Европу после таких событий, как Брексит и всплески политической нестабильность в крупных странах, включая Италию. С точки зрения Сороса, все это представляет собой «экзистенциальный кризис», который должен заставить Европу «перестроить себя», превратившись в более узкую ассоциацию, в которую «захотят вступить такие страны, как Великобритания».

Сорос и другие всадники апокалипсиса убеждены, что Европа должна немедленно предпринять меры, чтобы избежать надвигающегося катаклизма. Между тем Горман утверждает, что политические проблемы в Италии и Испании — это новости одного дня. Такие политические процессы, как продолжающаяся борьба между популизмом и либеральными партиями мейнстрима не стоит считать непреодолимыми препятствиями для экономического роста, который в Европе продолжается, как и везде в мире. «Не стоит реагировать на новости 24 часа в сутки — как инвестор вы просто не можете на них реагировать», — сказал Горман.

 

Это гораздо более рациональная точка зрения — даже просто потому, что подобные призывы к немедленным и решительным действиям так же стары, как и самый первый предок Евросоюза, Европейское объединение угля и стали, куда входили шесть стран. Сорос отчасти повторил слова одного из отцов-основателей того проекта, французского политика Жана Монне (Jean Monnet), который сказал: «Если мы не будем действовать до тех пор, пока мы не будем знать ответы на все возможные вопросы, мы не будем действовать никогда, мы никогда не достигнем той определенности, которой мы добиваемся, и нас просто сметут те события, которые мы не можем контролировать».

 

Однако Монне произнес эти слова 66 лет назад. И его прогнозам стукнуло 40 лет, когда был подписан Маастрихтский договор, положивший начало Евросоюзу. Некоторые из черт Соединенных Штатов Европы, о которых Монне говорил, — таких как, к примеру, единая европейская армия — все еще находятся на самых ранних этапах своего развития. Однако этот европейский проект ни в коем случае нельзя считать провальным. Большинство европейцев считают, что их страны выиграли от вступления в Евросоюз, и, в отличие от Сороса, большинство из них с оптимизмом смотрят в будущее, а жителям стран, принявших единую валюту, нравится евро.

Воспользовавшись образами из басни Эзопа, можно сказать, что европейский проект — это черепаха, а не заяц. Поспешные решения, такие как, к примеру, попытки навязать членам Евросоюза квоты на беженцев, заканчиваются неудачей. Когда Евросоюз движется медленно и осознанно, он преуспевает — потребовалось 12 лет для того, чтобы отменить плату за роуминг, и это стало возможным только потому, что множество заинтересованных групп прошли через чрезвычайно сложный процесс согласования норм.

Разумеется, такие принципы работы влекут за собой множество упущенных возможностей. Победы центристов в Нидерландах, Франции и Германии в 2017 году часто описывались как отличный шанс продвинуть Европу вперед. Теперь же вероятность каких-либо серьезных реформ, таких как шаги по направлению к налогово-бюджетному союзу, крайне мала: иногда чрезмерный энтузиазм президента Франции Эммануэля Макрона обуздывается осторожностью канцлера Германии Ангелы Меркель, которая изо всех сил старается сохранить привлекательность своей партии для избирателей.

Кроме того, члены Евросоюза могли бы использовать Брексит, чтобы еще больше сблизиться, оптимизировать систему управления блока и сделать бюджетную систему более эффективной. Однако они, вероятнее всего, упустят эту возможность, потому что новые кризисы отвлекли внимание европейских лидеров: сопротивление восточноевропейских стран предложениям по единой политике, политические перемены в Италии, где к власти пришли две, в сущности, антиевропейские партии, а также торговая война Трампа.

Существует два других способа отреагировать на эти вызовы. С одной стороны, можно осуществить то, что американцы называют «лидерством», то есть можно действовать быстро и решительно. С другой стороны, можно проанализировать ситуацию и понять, когда решительные действия могут оказаться несвоевременными и даже контрпродуктивными.

Рассмотрим, к примеру, греческий кризис 2015 года. Если бы Европа захотела продемонстрировать лидерство, она списала бы все долги Греции. Однако такой шаг укрепил бы позиции ультралевого правительства и привел бы к выходу этой обанкротившейся страны из еврозоны. Вместо этого европейцы отложили решение проблемы на потом и стали терпеливо обучать греческое правительство тому, как нужно управлять разорившейся страной, за которой числились огромные долги. Этот подход в целом сработал: к концу этого года Греция уже должна будет выйти из программы финансовой помощи.

Евросоюз критикуют за его бесконечные совещания комитетов, тактику отсрочек и пауз, которые даются странам для того, чтобы они справились со своими внутренними проблемами. Однако именно такая стратегия позволила этому союзу расшириться, охватив большую часть континента, и сделать большую часть своего населения счастливым. Евросоюз все еще будет на месте, когда новички в итальянском правительстве поймут, что их варианты действий ограничены. Он все еще будет на месте, когда избиратели во всех странах привыкнут к мысли о более масштабных, но при этом контролируемых потоках мигрантов. Он все еще будет на месте, когда США перестанут отталкивать от себя своих союзников.

Медлительность может выводить из равновесия, но «лидерство» может спровоцировать больше проблем, нежели решить. Меркель усвоила эту тяжелую истину в 2015 году, когда она поспешно разрешила миллиону мигрантов приехать в Германию. После таких шагов естественно требуется время для того, чтобы все тщательно обсудить и прийти к какому-то балансу. Эта фаза обдумывания и обсуждения может длиться годами, и в процессе могут возникать новые проблемы. Но пока, несмотря на свое порой медленное и неуклюжее движение, европейский проект не сталкивался с такими неудачами, которые могли бы угрожать его существованию. Даже Брексит нельзя назвать такой неудачей — в конце концов, Соединенное Королевство никогда не испытывало особого энтузиазма по поводу членства в Евросоюзе.

Горман прав в том, что он старается концентрироваться на долгосрочной перспективе. Поскольку лидеры Евросоюза не спешат с принятием решений, нам не стоит спешить с суждениями.