Резюме: С тех пор, как Россия взяла под контроль Крым в 2014 г., западные аналитики и военные стратеги потратили немало сил на сдерживание будущей воинственности Москвы.

С тех пор, как Россия взяла под контроль Крым в 2014 г., западные аналитики и военные стратеги потратили немало сил на сдерживание будущей воинственности Москвы. Считается само собой разумеющимся, что конфронтация с Москвой будет спровоцирована умышленной российской агрессией. Однако, возможность непреднамеренного военного столкновения между Россией и НАТО, наверно, таит в себе гораздо больше рисков. Некоторые факторы, усугубляющие этот риск, напоминают динамику холодной войны, другие же по сути своей новы. Хотя многие аналитики предостерегают от непреднамеренной эскалации, мало кто предлагает конкретный план действий на тот случай, если она все же случится.

Опыт Израиля в области подобных незапланированных военных конфликтов 2006 и 2014 гг. заставляет израильских стратегов анализировать, каким образом события вышли из-под контроля; поэтому они могут дать некоторые рекомендации о том, как обуздать их в следующий раз. Аналогия с Израилем, конечно, весьма условна, но она несомненно могла бы быть полезна для НАТО и России при подготовке к управлению одним из главных глобальных рисков грядущих лет.

Почему идет речь о непреднамеренной эскалации?

Захват Россией Крыма заставил Запад сосредоточить внимание на углублении режимов сдерживания. Специалисты и стратеги по обе стороны Атлантики исследуют российскую стратегию, обдумывая политику сдерживания, пытаясь представить себе будущую войну, разрабатывая свою теорию победы и планирования, обучая и развертывая войска для этой цели. Часто здравый смысл членов НАТО, особенно бывших советских сателлитов и республик, подсказывает, что лучший способ сдерживания российского наступления – например, в Прибалтике – укрепление военных позиций и энергичная подготовка альянса в различным непредвиденным событиям. По этой логике подобные действия посылают Москве сигнал, что издержки потенциальной агрессии перевесят выгоды от нее и разубедят Кремль в целесообразности реализации любых подобных планов.

Похоже, что одним из побочных эффектов подобного развития событий является неявное предположение о том, что умышленная российская агрессия неизбежна. Многие на Западе считают ее лишь вопросом времени и возникновения благоприятствующих этому обстоятельств. Предполагаемая (а иногда и явная) историческая аналогия в рамках этой логики проводится с фашистской Германией 1939 года. Предположение о российской агрессии дало о себе знать в преддверии военных учений «Запад», проведенных Россией в 2017 г., но быстро оказалось неверным. Если данное предположение оказалось неверным не только тогда, но и в целом ошибочно, тогда, наверно, больше подходит аналогия с Большой войной, разразившейся в 1914 г. по неосторожности, или с просчетами 1983 года, которые чуть было не привели к непреднамеренному ядерному столкновению между Вашингтоном и Москвой.

Теоретически непреднамеренная эскалация может возникнуть из-за действий одной стороны, умышленных или случайных, при наличии некоторых обстоятельств, притом, что все эти обстоятельства достаточно легко себе представить в отношениях между Россией и НАТО: противники могут неверно понять пороговые величины, которые каждая из сторон расценивает как спусковой крючок для эскалации; либо процесс будет запущен в силу дилеммы безопасности – когда противнику кажется, что работа по наращиванию сдерживания и снижения уровня ожидаемой агрессии несет в себе угрозу, и это служит спусковым крючком для ответных действий. Например, сегодня даже те, кто считает, что вероятность российского наступления в Прибалтике невысока, призывают к расширению контингента НАТО в этом регионе для недопущения подобного развития событий. Они исходят из того, что стратегические интересы Москвы могут быстро измениться, и что если говорить о самом существовании прибалтийских государств, то ставки слишком высоки, чтобы оставлять эти государства уязвимыми для нападения.

Мало кто признает, что эта логика и позиция способны на самом деле спровоцировать российскую агрессию; Москва воспримет это как угрозу, особенно в свете фобий Кремля по поводу смены режима и руководства в стране, а также в силу нынешнего представления России о войне и понимания западной гибридной войны.    

Сегодня наметилась конкретная динамика, когда на какое-то действие обязательно следует противодействие, и это увеличивает опасность непреднамеренной эскалации – например, в Прибалтике или на Ближнем Востоке. Исследование гипотетических наступательных операций стало новой нормальностью с обеих сторон; о намерениях судят по имеющимся возможностям; стороны подозревают, что военные учения могут служить прелюдией для нападения (см. «Запад» выше); близкое соприкосновение военных в воздухе и на море считается неслучайным совпадением; наземные силы наращиваются все более и более, и трения продолжаются на дипломатическом, экономическом и информационно-кибернетическом театрах военных действий. Неверное восприятие, просчеты и неправильное понимание сообщений в информационном поле могут связать воедино в действительности несвязанные между собой события, вследствие чего несчастные случаи будут восприниматься как признаки агрессии. Комбинированный подход к современным военным действиям (сочетающий военные и невоенные средства), который практикуют Россия и НАТО, в состоянии ускорить цепную реакцию, ведущую к войне, хотя стороны предпочли бы ее избежать.     

Для чего нужна аналогия с Израилем?

Обеспокоенные эксперты пытаются довести до сведения лидеров по обе стороны Атлантики понимание последствий этой опасной тенденции. Для иллюстрации того, как кризис может перерасти в нежелательную войну, обычно используют историю и науку эпохи холодной войны. Это вполне может помочь избежать непреднамеренной эскалации, но пользы от этой науки будет немного, если все же случится худшее. Вот здесь-то как раз и пригодится опыт Израиля. Вторая ливанская война (2006 г.) и Операция в Газе (2014 г.) – два случая непреднамеренной эскалации, из которых можно извлечь полезные уроки о том, как выходить из кризиса, когда он перерастает в серьезное, непреднамеренное боестолкновение.

По мнению израильских практиков, внимательно изучивших данный феномен, помимо вышеупомянутых канонических причин, три основных фактора быстро превратили тактические маневры в серьезную агрессию: освещение в средствах массовой информации в реальном времени, оказывающее давление на политиков и вынуждающее их принимать быстрые решения; раздробленное политическое руководство, некоторые фракции которого использовали отдельные столкновения для пропаганды своей точки зрения и нередко призывали к силовому разрешению конфликта; и убеждение обеих сторон, что они могут себе позволить определенные военные столкновения. Но после эскалации военных действий эта агрессия вылилась в страшное кровопролитие, достигшее совершенно непредвиденных для обеих сторон конфликта масштабов, и уже в ретроспективе политические лидеры признали, что сами удивились тому, что стали делать.  

Аналогия с Израилем, конечно, весьма условна. Прежде всего, динамика несопоставима с конфликтом Россия-НАТО из-за несдержанности сторон в арабо-израильском конфликте: отсутствие ядерного фактора делают эскалацию с применением обычных вооружений относительно допустимой, и в этом случае легче пренебречь угрозами сдерживания. Однако израильские примеры нескольких неудачных попыток сдерживания и насилия в рамках военных действий весьма полезны в конфликте Россия–НАТО, который находится у ядерного порога и рассматривается в контексте затяжной стратегической конкуренции.

Уроки Израиля

Из опыта противостояния с ХАМАС и Хезболла стратеги Израиля вынесли пять важных уроков о том, как возникает, разворачивается и заканчивается непреднамеренная эскалация. Эти мысли могут стимулировать мышление экспертов, пытающихся представить себе, как может разворачиваться противостояние России и НАТО.

1. Неприятели склонны демонизировать друг друга и считать, что противник умышленно бросает вызов сложившемуся статус-кво. Когда ситуация начала выходить из-под контроля и перерастать из тактических столкновений в крупную операцию, обе стороны объявили друг друга агрессорами и начали приписывать друг другу намного больше амбициозных боевых целей и намерений, чем они на самом деле имели. Эта взаимная демонизация становится очевидной лишь в ретроспективе. Однако в реальном времени каждая сторона считала свои действия прагматичной реакцией, а действия другой стороны – неразумными и агрессивными. Как только стороны поняли, что втянуты в крупную военную операцию, которая, как им казалось, была инициирована противником, каждая из сторон стала эксплуатировать ее для осуществления своих прежних стратегических планов, задействовав заранее спланированный стандартный сценарий на случай непредвиденных обстоятельств.
2. Ранние сигналы предупреждения на основании разведданных оказались неактуальными. Непреднамеренная эскалация не является агрессивным намерением или военным планом. Следовательно, ее нельзя сдержать или предвидеть, и к ней нельзя подготовиться. Ее можно лишь зафиксировать, а затем разруливать ситуацию в реальном времени. Однако ее не так легко распознать, даже когда вспыхивает конфликт. В 2006 и 2014 гг. обеим сторонам потребовалось несколько недель, чтобы понять, что они не действуют в рамках заранее спланированного акта агрессии, но в действительности имеет место непреднамеренная эскалация. Способность квалифицировать усиливающиеся боевые действия не как акт умышленной агрессии имеет большое значение: чем раньше материализуется этот стратегический диагноз, тем выше вероятность того, что конфликт будет короче, и быстрее завершится.
3. Эскалация не была медленным и постепенным процессом, это было быстрое и полномасштабное событие. Быстрый переход к взрывным военным действиям объяснялся логикой «используй этот шанс, чтобы не проиграть», которая двигала обеими сторонами. Хезболла и ХАМАС попытались сразу пустить в ход свои самые важные активы: ракеты дальнего радиуса действия, наступательные тоннели и маневры на суше. Эти стратегические возможности, с их точки зрения, могли быть эффективны лишь короткое время, поскольку Силы обороны Израиля попытались сразу их уничтожить, чтобы снизить потенциальную опасность, а также лишить противника возможности занять господствующее положение на лестнице эскалации. Израиль также прямолинейно задействовал максимально возможную военную мощь, чтобы не упустить высококачественные цели, по которым он скрупулезно собирал разведданные, поскольку во время боевых действий эти цели превратились в движущиеся мишени, значительно затруднив их дальнейшее обнаружение и уничтожение. Кроме того, стремясь сократить непреднамеренные боевые действия, каждая сторона пыталась как можно быстрее подавить противника на спирали эскалации.
4. Механизм окончания конфликта, ведущий к деэскалации, был довольно громоздким, поскольку осознание непреднамеренного характера боевых действий – это необходимое, но недостаточное условие деэскалации. Когда обе стороны поняли, что находятся в процессе непреднамеренной эскалации, им потребовалось несколько недель, чтобы сообразить, как выйти из этой раскручивающейся спирали. Поскольку агрессия была незапланированной с обеих сторон, у них не было четких точек или критериев ввязывания в конфликт и не было четкого критерия выхода из него, так что им пришлось формулировать эти критерии во время боевых действий. Определение целей войны и их постоянная корректировка в боевых условиях еще больше затянули войну. При отсутствии позитивных целей, даже если стороны извлекали какие-то выгоды из боев, обе они стремились оставить за собой последнее слово в обмене ударами, чтобы затем заявить о своей победе. В конце концов, они попали в ловушку спирали эскалации и стратегически бессмысленных усилий.
5. ХАМАС и Хезболла взяли не вооружение теорию победы, которую можно выразить формулой «победить за счет неуступчивости». При таком подходе главная цель – на одержать решительную победу на поле боя, а продемонстрировать неспособность неприятеля занять господствующее положение на лестнице эскалации. Они вели огонь до последнего момента боевых действий, а затем приписали себе победу. Даже если эти удары не наносят большого ущерба, они сигнализируют способность и решимость продолжать боевые действия, демонстрируя бессилие другой стороны. Аналогичным образом Израиль также стремился присвоить себе победу за счет массированных ударов, при помощи которых он пытался оставить за собой последнее слово. Таким образом, хотя Армия обороны Израиля поразила большинство видимых целей в течение первых двух дней, Ливанская война 2006 г. вылилась в 34 дня кровопролитий, а Операция в Газе – в 50 дней бессмысленных боевых действий. Фиксация на доминировании эскалационной спирали затянула конфликт и превратила его в неконтролируемый замкнутый круг цепных реакций. Лишь истощение обеих сторон привело к окончанию конфликта.

Главный урок, который могут вынести из опыта Израиля политики, принимающие решение по обе стороны противостояния Россия-НАТО – это необходимость постоянной перекрестной проверки своих предположений о неприятеле. Заблаговременное признание рисков непреднамеренной эскалации, понимание ее механизмов и признание конкретной вспышки агрессии как таковой в реальном времени – фундаментальные условия трезвого стратегического управления во время кризиса. Политики часто не могут себе представить, как им реагировать во время вспышки непреднамеренного конфликта и, оглядываясь потом назад, они удивляются на собственную реакцию. Полезный способ заблаговременного разрешения конфликта – это осознание собственной стратегической культуры и стратегического мышления, а также военных инстинктов противника. Это поможет предвидеть заранее импульсивные действия неприятеля и свою реакцию на них, а также понять риски взаимного влияния.