О сумерках Европы
 Ефим Фиштейн
Быть правым некрасиво. Есть в правоте что-то надменное, высокомерное. Особенно если ты был прав практически в одиночку. Некоторые приличные люди могут почувствовать себя обиженными: да, мы, может быть, и заблуждались, но даже в нашей ошибке было больше сокровенной человечности, чем в вашей расчетливой правоте. И никем не доказано, что ваша правота копает глубже, чем наша слепота. В общем, всегда можно вывернуться, если мысль парит достаточно высоко. Решающим в споре обычно оказывается не проницательность суждений и точность предвидения, а массовость разделяемых заблуждений. Наказывать принято не того, кто навлек беду, а того, кто о последствиях громко предупреждал.
Сегодня уже нет необходимости доказывать, что бесконтрольный прием ближневосточных беженцев в 2015 году был для Европы стихийным бедствием. Нынче днем с огнем не найти пропагандистов "культуры привечания" (Willkommenskultur), хотя еще год назад казалось, что именно этот тип субмиссивного европейца скоро будет доминирующим на континенте. Теперь политики Европы соревнуются в дисциплине выпроваживания, побивая друг друга цифрами депортируемых, то есть вчерашних приветствуемых. И как всегда, в первых рядах сиюминутного прогресса – немецкий канцлер Ангела Меркель. Она успешно преодолевает трудности, которых без нее, скорее всего, вовсе не было бы. О необходимости защищать европейские ценности от чьих-то посягательств она сегодня говорит так же убежденно и с тем же заразительным задором, как и два года назад, когда божилась, что жить в Германии, отказывающей нуждающимся в убежище, она не желает и не будет. Но дело сделано, как сказал слепой. Благоглупости никогда не проходят даром, иначе их бы звали добродетелью. Зубы дракона посеяны и уже дают обильные всходы.
Некоторое головокружение от успехов, например, проявляется в росте бытового антисемитизма. Германия – как говорится, дама с прошлым, и эксцессы подобного рода здесь всегда вызывали опасные ассоциации. Долгое время немецкое общество боялось предрассудка антисемитизма как чумы. Сказывалась оккупационная американская прививка. Но вот стала быстро меняться демографическая ситуация в Германии, и это не могло не сказаться на здешней культурной матрице. Пошла вразнос старая аксиология – наука о том, что такое хорошо и что такое плохо. Многие с облегчением почувствовали, что юдофобия не так страшна, как ее малюют, и в мире, где сбиты все вехи и ориентиры, она многое непонятное делает понятным.
Опасения не преувеличены, правительство, которого формально пару дней назад еще не было, уже решило объявить борьбу этому уродливому перекосу. Для начала всех ближневосточных искателей убежища в Германии свозят за государственный счет в бывшие лагеря смерти – пусть посмотрят, как это делалось в цивилизованной стране с образцовым порядком. Спорить всерьез об эффективности такой меры не приходится – новоселы с Ближнего Востока в своем отношении к Холокосту разбиты на три основные группы: одни уверены, что никакого Холокоста не было и все это еврейские штучки, другие готовы признать, что Холокост, может быть, и был, но исключительно по вине самих евреев, а третьи полагают, что Холокоста не было, но скоро непременно будет. Думать, что вид газовых камер вызовет приступ больной совести у тех, кто прошел через чистилище "арабской весны" и пекло "освобождения" Алеппо, могут только люди, оторванные от реальности.
Новый антисемитизм – лишь одно из побочных проявлений процесса, который братья Стругацкие называли "полным одержанием". Уже не раз приходилось объяснять разницу между мультикультурализмом и этническим фестивалем. "Мультикульти" – это не веселый костюмированный праздник национальной кухни, не чередование на сцене экзотических ансамблей песни и пляски, не дети разных народов из песни Долматовского, не взаимное обогащение культур. Это распад единого правового пространства, когда на одной стороне городской площади относиться к женщине как к домашнему животному предосудительно и даже наказуемо, а на другой – освящено вековой традицией и в общем заслуживает поощрения как проявление национальной самобытности. Приводить примеры давно обрыдло, им несть числа, но вот вам один из самых свежих: суд в Пиннеберге, в земле Шлезвиг-Гольштейн, разрешил сирийскому беженцу воссоединиться со своей второй семьей, остававшейся в Сирии, причем судьи руководствовались исключительно интересами матери и ребенка. Действительно, с какой стати четверо детей от первой жены имеют право жить с родителями в Германии, а дети от второй и последующих жен этого права лишены? Заметьте, вердикт не предусматривает непременного развода с одной из жен – напротив, все они и впредь будут жить на гостеприимной германской земле одной большой и здоровой семьей, ячейкой нового немецкого общества. Такому суду будет в будущем трудно доказывать, почему бигамист одного вероисповедания должен сидеть за решеткой, а правоверный многоженец – на социальном пособии, царском при таком чадолюбии. А ведь есть еще и пограничные случаи, и смешанные браки, и дети от них. По какой юдикатуре прикажете судить, к примеру, поволжского немца, репатриировавшегося из Узбекистана и обремененного несколькими многодетными семьями? Его дети от мусульманской соседки – что, хуже сирийских?
Не потенциальный террор исламистов, не угроза пересадки в Европу локальных конфликтов (вроде трений между турками и курдами или, как недавно в Кале, резни между афганскими и эритрейскими беженцами), а именно распад единого правового и аксиологического пространства, исчезновение ценностных ориентиров и поведенческих правил, обязательных для всех, надежно превращают Германию, а с ней и весь Старый Свет, в еще не затвердевшую протоэтническую туманность, в гуляй-поле, открытое для любых вариантов развития. И еще неизвестно, на что будет похоже это общество после затвердевания. Ясно только, что без серьезного сопротивления старых народов, без гражданских конфликтов, в той или иной степени насильственных, такой процесс не обойдется и уже не обходится.
Когда будущее отменено по непонятным причинам, все в настоящем вызывает только бесконечное раздражение
Первые признаки общественного разлада и грядущих гражданских войн, холодных или горячих, налицо. Их проявления многообразны и не всегда рационализированы – где-то они прорываются на поверхность Брекзитом, где-то ростом сепаратистских настроений, где-то взрывным распространением популизма по поводу и без, каких-то нечаянных антикриминальных или антикоррупционных бунтов и кампаний гражданского неповиновения, еще где-то неосознанный протест выражается в смехаческих формах уличного карнавала и студенческого капустника, но их общим знаменателем всегда является ощущение тупика, утрата ориентиров общественного развития, резкая и необъяснимая смена форм национального бытия, отсутствие вразумительных социальных проектов, отмена будущего. Когда есть будущее, можно многим пожертвовать в настоящем. Когда оно отменено по непонятным причинам, все в настоящем вызывает только бесконечное раздражение. Восстание масс – всегда победа бессознательного, его проявления могут быть самыми отвратительными, но вся испепеляющая критика в адрес бунтарей – в пользу бедных, если беспощадно не проанализировать и до конца не осознать причин бунта.
Глава немецких социал-демократов Мартин Шульц так объяснил необходимость участия своей партии в правящей коалиции вместе с ХДС Ангелы Меркель: "Сейчас, когда Европу захлестнула волна правого популизма, мы не можем позволить себе роскоши оставаться в стороне от правительства". Мартин Шульц – типичный продукт своего времени, порождение брюссельской аппаратной идеологии. Ждать от него понимания сложной причинно-следственной связи бессмысленно. Между стараниями его и его единомышленников и волной правого популизма, и впрямь накрывшей Европу, существует между тем прямая зависимость. Чем больше Меркель и Шульца – тем больше правого популизма.
Безнадежно заблуждается тот, кто думает, что рост национализма и скептицизма по отношению к ЕС связан прежде всего с неизжитыми пороками коммунистического прошлого, что государства Восточной и Центральной Европы – что-то вроде трудновоспитуемых подростков, чья недоразвитая сознательность не позволяет усвоить высокие истины, доступные любому западноевропейцу. Дело не в родимых пятнах тоталитаризма. По очень многим позициям различий между странами региона больше, чем совпадений. Поляки, например, более завзятые атлантисты, чем французы или греки, а чехи имеют более укорененные демократические навыки, чем немцы или испанцы. Да и кто доказал, что всплеск националистических настроений на востоке Европы сильней, чем в других ее медвежьих углах?
Давно прошли времена, когда соотношение сил между правыми и левыми партиями было по большому счету равновесным, а политические циклы регулярно сменялись. Сегодня взгляд на политическую карту Европы может вызвать только оторопь. Все парламентские и прочие выборы на континенте заканчиваются еще большим поправением, а если к власти в порядке исключения приходят какие-то социалистические мечтатели (вроде несистемной партии "Сириза" в Греции), они круто правеют по ходу правления. Государств, выбирающих более или менее социалистический путь развития, в Европе не осталось как явления. По всему пространству континента, от Австрии до Дании, в правительствах активно участвуют некогда нерукопожатные правые радикалы. И там, где они еще не победили с разгромным счетом, надо видеть процесс, который пошел, а не промежуточное состояние. Даже в такой левацкой стране, как Франция, социалисты вытеснены на край политики и вынуждены довольствоваться ролью маргиналов. Про коммунистов вообще говорить не приходится. Кто из вас помнит времена, когда в университетах на полном серьезе обсуждались перспективы еврокоммунизма, а ученые обществоведы взвешивали выгоды и недостатки так называемого "исторического компромисса" – варианта, при котором в правящие коалиции теоретически включались представители местных компартий – в частности, там, где их доля в электорате доходила до трети голосов, как в Италии и Франции?
В начале марта состоятся долго ожидаемые выборы в Италии. Никого левее центра среди победителей точно не будет, их просто нет в колоде. Выветрились даже когда-то влиятельные социалисты времен Беттино Кракси. Центристы из группировки Маттео Ренци или нынешнего премьера Паоло Джентилони могут рассчитывать в лучшем случае на четверть голосов. По всем опросам три четверти итальянских избирателей – это правое поле, на котором играет много популистских команд. Большая часть голосов, скорее всего, достанется союзу трех партий – "Вперед, Италия!", Лига Севера и "Итальянские братья". Их единственным реальным соперником оказывается "Движение пяти звезд" известного скомороха Джузеппе Грилло по прозвищу Беппе. Стоит ли особо подчеркивать, что это выдержанное пятизвездочное движение мечтает о выходе из Евросоюза и из НАТО? А это означает, что всеми списанный в расход и громко осмеянный престарелый Сильвио Берлускони, признанный лидер всего протестного движения Италии, дружбан Путина и все что угодно, но только не коммунист, возвращается в итальянскую политику – и не с черного, а с парадного входа. Чтобы парадокс был полным, он и будет теперь сдерживать неуправляемых популистов, сепаратистов и прочих фашистских недобитков и высоко держать стяг европейской демократии.
Отчего же так получается? Отчего в благостной и в экономическом отношении запредельно успешной Чехии на недавних президентских выборах победил не солидный академик и носитель масариковской традиции Иржи Драгош, а словоблуд и пустозвон Милош Земан, гордый ставленник Кремля? Может, это Путин такой удачливый и умелый прощелыга, который у нас на глазах поднял Европу на дыбы и всю ее перестелил под себя? Позволю себе усомниться. Что провально во всех остальных сферах, не может быть эффективным в любом отдельно взятом деле. Рано или поздно скажется структурный дефект, который превращает любое усилие в труху. Путинский режим, как и его предшественники из советского прошлого, могут, разумеется, тратиться на агентов влияния, на подрывную работу, на проплачивание каких-то разрушительных тенденций, на коррумпирование демократических институтов, на кражи со взломом компьютерных систем. Пока Путин и иже с ним работают в одиночку, без могучих союзников, это будут выброшенные на ветер деньги. Цивилизации, уверенной в себе и убежденной в превосходстве собственных ценностей над всеми другими, это фатально навредить не может. Происки полудиктаторских режимов ее только бодрят и тонизируют, удерживают в хорошей рабочей и боевой форме. Трагедия в том, что Путин давно не работает в одиночку. Он разрушает западную цивилизацию на пару с подельниками, которые под малиновый перезвон ложно понятых христианских заповедей, под предлогом своего сусального и мироточивого человеколюбия лишают Запад всякой способности сосредоточиться на главном. Человеку, получившему острой заточкой в бок, сразу и невдомек, куда уходит сила и почему он так неожиданно слабеет.
Ефим Фиштейн – международный обозреватель Радио Свобода
Источник: perevodika.ru.
Рейтинг публикации:
|
