Я иногда шучу, что к журналистской работе в Соединенных Штатах меня подготовило советское детство. Эта шутка стала менее смешной, после того, как президент превратил аплодисменты в один из ключевых вопросов американской политики. Выступая в понедельник на заводе в Огайо, Дональд Трамп раскритиковал демократов, не аплодировавших во время его первого обращении к Конгрессу с посланием. «Они мрачно сидели и не реагировали. Это было не по-американски, — заявил он. — Совсем не по-американски. Кое-кто считает это предательством. В общем, да. Можно ли это назвать предательством? Наверное, можно!»

В советской политике аплодисменты тоже были одним из ключевых вопросов. Могло даже иногда показаться, что главным вопросом. Каждое заседание Политбюро, Центрального комитета Верховного совета (так в тексте, — прим. перев.) или партийного съезда, означало, что газетные полосы заполнялись бесконечными метрами невразумительного серого текста, единственными осмысленными местами в котором были ремарки в скобках с описаниями аплодисментов. У советских газет было больше описаний для аплодисментов, чем для любого другого явления — природного или общественного.

Слово «аплодисменты» означало банальное рукоплескание без изысков.

«Бурные аплодисменты» были следующей ступенью. На самом деле, ничего «бурного» в них не было: обычно советские аппаратчики сохраняли неподвижность и только механически сводили ладони вместе. Однако «бурные аплодисменты» продолжались дольше простых аплодисментов.

«Громовые аплодисменты» были еще бурнее «бурных аплодисментов».

«Бурные аплодисменты, переходящие в овацию» были еще громче и дольше, а также зачастую подразумевали вставание.

Затем шли «бурные, продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают». Ну, тут все понятно. Насколько я помню, газетные материалы этим обычно завершались, однако статья из медиа-словаря, составленного одним из российских изданий, предлагает еще несколько вариантов (словарь составлялся несколько лет назад; все участники этого проекта с тех пор успели потерять работу.): «Бурные, долго не стихающие аплодисменты, переходящие в овацию. Слышны возгласы: "Ленинской партии — слава!"» «Бурные, долго не стихающие аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают и поют "Интернационал"».

Естественно, все это привело к своего рода инфляции аплодисментов. Скажем, здесь можно посмотреть двух с половиной минутный ролик с речью Сталина, произнесенной в 1937 году, в разгар Большого террора. Сталин выступает на предвыборном собрании (да, в России уже тогда проходили фальшивые выборы). Вы можете наблюдать переход от пятисекундных аплодисментов к пятнадцатисекундным «бурным аплодисментам», а от них — к «бурным аплодисментам, переходящим в овацию», длительность которых составила 22 секунды. Заканчивается все тремя короткими взрывами «аплодисментов» и «бурными, продолжительными аплодисментами, переходящими в овацию. Все встают».

В следующие 15 лет аплодисменты, судя по всему, превратились в проявление страха. Судя по воспоминаниям тех, кто жил в то время, многие боялись что человек, первым прекративший аплодировать, первым окажется в тюрьме. Отсутствие аплодисментов, безусловно, могло быть воспринято как предательство. Поэтому на собраниях кричали: «Да здравствует товарищ Сталин!» «Слава нашему дорогому товарищу Сталину!» «Слава революции!» — и продолжали аплодировать, пока не стирали руки в кровь. В то же время толпа была как будто настроена на главноораторствующего. Если посмотреть хронику сороковых и начала пятидесятых, останется только недоумевать, откуда люди знали, когда им надо начинать единодушно рукоплескать, и поражаться, как быстро и резко они замолкали, стоило Сталину открыть рот.

Поколением позже дисциплина рухнула. Вот запись того, как в 1974 году Леонид Брежнев выступал, — точнее, пытался выступить — на открытии съезда комсомола. Тысячи делегатов, собравшихся в Кремлевском дворце съездов, хлопали без остановки, и Брежнев не мог их обуздать. Он и те, кто ему аплодировал, явно не понимали друг друга. Генеральный секретарь пытался дать толпе знак, присоединялся к аплодисментам, садился, вставал, улыбался-но все это без всякого толка.

Эпоха террора ушла в прошлое, и комсомольцы больше не боялись, что их обвинят в измене Родине или отправят за решетку. Вряд ли они при этом думали, что, сводя ладони вместе, они выражают любовь к Родине. У них просто не было другого выхода: как только они перестали бы хлопать, им предстояло начать выслушивать многочасовые отупляющие речи, которые на следующий день должны были превратиться в невразумительные серые слова на бесконечных газетных страницах. И единственным на этих страницах, что хоть как-то напоминало язык человеческого общения, были «аплодисменты», «бурные аплодисменты» и «бурные, аплодисменты, переходящие в овацию».

Маша Гессен — журналист, автор нескольких книг, последняя из которых — «Будущее — это история: как тоталитаризм снова завоевал Россию» («The Future Is History: How Totalitarianism Reclaimed Russia») — получила в 2017 году Национальную книжную премию.