Некоторые могут заметить, что Флорида — «не Юг», и если судить только по Орландо, это может прозвучать вполне справедливо, но вне широко раскинувшихся городских районов, все элементы, определяющие «Библейский пояс» присутствуют в огромном количестве. Овиедо, пригород Орландо, где я жил, располагал огромным многообразием в смысле экономических классов и культур, тут можно было встретить людей любого оттенка кожи, богатых и бедных, при относительном большинстве белых с достатком чуть ниже среднего. Я вырос среди этнического большинства, но по достатку находился между беднотой и мелкими буржуа. 

Я переехал в Бирмингем, что в Алабаме, в середине своего первого учебного года в средней школе и испытал некий культурный шок. После того, как я провёл большую часть школьных лет в государственной образовательной системе графства Семинол, включая полгода в средней школе Овиедо, я заметил массу тонких отличий, пока привыкал к средней школе Шейд Вэлли графства Джефферсон. Например, столовая в средней школе Овиедо, где я учился, была большой и  просторной, в ней было много естественного света и большие круглые обеденные столы с такой прелестью, как торговые аппараты и даже продавцы сети пиццерий, продававшие кусочки пиццы в дополнение в обычной еде школьного кафетерия. Относительное разнообразие местного сообщества было видно по тому, как рассаживались в столовой — за любым столом можно было увидеть детей различного происхождения, сидящих рядом. Правила поведения во время еды тоже были отнюдь не суровыми, нам не только давали целый час, но я помню, что мы были весьма шумной группой, мы буянили и смеялись, устраивали долгие обсуждения. И наоборот, столовая моей школы Шейд Вэлли была совершенно другой. Её отличало мрачное искусственное освещение, никакого выбора, либо принесённый с собой ланч, либо еда из столовой, и ряды прямоугольных столов по обе стороны обеденной зоны. И что меня просто ошарашило, так это сегрегация. Мне не потребовалось много времени, чтобы это понять, но в итоге я осознал, что хотя мы могли войти в столовую вместе, группой белых и чернокожих приятелей, но как только мы пересекали границу обеденной зоны, мы разделялись, и каждый шёл на «свою» сторону зала. Чернокожие шли налево, белые — направо и в основном садились спиной друг к другу, пока ели свой ланч, на него отводилось полчаса, а затем, вне столовой, мы собирались и шли вместе на следующее занятие.

Это было настолько малозаметно и подсознательно, что меня просто потрясало. Мы даже не говорили об этом, просто всё так делали, словно следовали неписанному правилу. Конечно, на самом деле правила такого не было, и то и дело кто-нибудь с другой стороны осмеливался нарушить культурную норму и сесть по другую сторону — как перчинка в море соли — но это было странным и когда такое происходило, в воздухе повисало явное напряжение. Это была само-сегрегация, добровольная и понимаемая, как внушённое поведение в результате отказа региона полностью перерасти свою ужасающую и болезненную историю. Юг был глубоко насыщен чувством белого превосходства, со времён опоры на рабский труд и мятежа против его отмены, он был бастионом сопротивления Движения за гражданские права, а Бирмингем определённо стал известен именно в те времена. Остатки этого глубокого, грубого шрама бесчеловечности тут присутствуют и по сей день, нужно лишь чуточку внимания, чтобы ясно увидеть эти раны и осознать, насколько свежо и легко они вновь вскрываются, когда их коснёшься. По мне, так их касались весьма часто.

Выборы 2017 года в Сенат Алабамы стали одним из подобных моментов. С одной стороны, у вас есть кандидат-республиканец, который бессчётное число раз демонстрировал свою ксенофобию и расизм. Когда Роя Мура спросили о периоде, когда Америка была «великой», он ответил: «Я думаю, она была великой в то время, когда семьи были едины — пусть даже у нас было рабство — они заботились друг о друге... Наши семьи были крепкими, наша страна имела направление развития». С другой стороны, есть кандидат- демократ, чья кампания продемонстрировала, насколько крайне бесчувственной может быть политика в Алабаме в отношении расизма; в самом начале кампании Дуга Джоунса была опубликована реклама, которую легко можно было воспринять, как сочувствие делу Конфедерации. Её широко раскритиковали многие твёрдые сторонники Джоунса, и их критика без сомнения достигла ушей тех, кто принимал решения во время кампании и, весьма вероятно, самого мистера Джоунса, но эту рекламу так и не сняли во время кампании. Множество других неверных шагов было предпринято в кампании и после этого, по большей части не столь вопиющих, чтобы вызвать гнев, но выдержанных в тоне продолжения той рекламы Конфедерации, это дополнительно причинило ущерб.

Именно так и действует расизм в XXI веке — масса мелких деталей накапливается и создаёт горы препятствий. Во время дебатов об узаконенном расизме в социальных СМИ, комментатор однажды дал определение, которое мне запомнилось: «Это неотделимый продукт утончённой предубежденности на многих уровнях системы, который складывается в статистически значительный эффект». Это не просто питьевые фонтаны «только для белых»  и законы, в которых говорится, что чернокожие не могут свидетельствовать в суде против белых, это небольшие отличия, которые трудно заметить, если они не применяются в отношении лично вас. Дело не только в том, что некоторые  современные законы применяются непропорционально, но ещё и наследственное предубеждение Конституционного закона, который с годами оказался позабыт. И дело не в законодательстве, а в  давней двусмысленности, одобрявшейся в закрытых сельскохозяйственных сообществах по всей стране, но сконцентрированных на Юге — районах, где граждане гордо размахивают флагом, олицетворяющим движение сторонников сегрегации 1950-х, заявляющих, что они демонстрируют «своё наследие, а не ненависть», сознательно игнорируя отвратительное наследие, которое они на самом деле поддерживают. Это — оппозиция удалению движений с принадлежащей государству территории, которые прославляют лидеров войны за сохранение рабства, продолжающаяся тактика подавления избирателей и санкционированная Верховным судом избирательная география районов (перекраивание), это «жизнь белых имеет значение» и «жизнь голубых имеет значение»  в ответ на  жизни чернокожих, утраченные из-за полицейской жестокости, это откровенный расизм Роя Мура против расовой невосприимчивости Дуга Джоунса. Как только вы снимаете шоры, это повсюду, куда ни глянь; возможно, не прямо перед вами, но легко определяется периферийным зрением.

Систематический расизм в 2017 году — это когда чернокожие граждане Алабамы идут на помощь, выбирая расовую невнимательность, а не наглый расизм.