Исходя из специфики санкций в спорте здесь применяется презумпция виновности, а это значит, что доказывать отсутствие допинговой системы придется российскому Олимпийскому комитету. А сделать это практически невозможно: международные спортивные организации набрали достаточно доказательств, которые хоть и не кажутся весомыми при поверхностном рассмотрении, очень сложно оспорить.
Исполком Международного олимпийского комитета (МОК) приостановил членство российского Олимпийского комитета. Это означает, что сборной России будет запрещено участвовать в грядущих зимних Олимпийских играх в корейском Пхенчхане. Решение стало итогом двухлетнего расследования нарушений антидопинговых правил, которое проводила специальная комиссия МОК.
Еще никогда в истории мирового спорта ни один национальный олимпийский комитет не лишали аккредитации из-за допинга, но, парадоксальным образом, в случае с российской сборной такое решение было вполне ожидаемым и даже в чем-то полезным с точки зрения снижения напряжения вокруг российских спортсменов.
Заветы Пьера де Кубертена, основателя современного олимпийского движения, сформулированы в Олимпийской хартии — уставном документе МОК, который кодифицирует основные принципы мирового спорта и определяет структуру и компетенцию управляющих органов. Это объемный, но весьма пространный документ, который закрепляет лишь самые общие правила и наделяет широкими полномочиями непосредственно МОК.
Конкретика в хартии, конечно, присутствует, но в ней сложно будет найти ту самую норму, на основании которой российскую сборную отстранили от Игр-2018. Решение исходит из общего посыла хартии, а именно что национальные олимпийские комитеты должны способствовать соблюдению правил мирового спорта на местах, иначе они будут исключены. Олимпийский комитет России формально не справился с этой задачей (а неформально — еще и помогал нарушать), поэтому был наказан.
Тем не менее решение МОК позволяет тем российским спортсменам, кто не имеет нарушений антидопинговых правил, соревноваться на Олимпиаде в качестве независимых участников. Это гуманное и понятное решение, к тому же прямо вытекающее из принципа недопустимости дискриминации в спорте, который тоже провозглашается среди основных.
Российский случай — это первое отстранение сборной из-за допинга, но в истории спорта хватает примеров дисквалификации национальных олимпийских комитетов по другим причинам, не говоря уже про добровольные бойкоты, как с московской Олимпиадой-80. Например, Индию отстранили от Олимпиады в Сочи, а Кувейт — от Рио-2016 из-за вмешательства местных правительств в деятельность олимпийских комитетов. В результате на зимних Играх в Сочи индийские спортсмены участвовали как независимые, поскольку официальное избрание нового главы местного комитета должно было состояться непосредственно во время соревнований.
В 1992 году сборная СНГ выступала под олимпийским флагом просто потому, что после распада СССР новые органы по управлению спортом еще не были созданы. Десять независимых спортсменов, получившие политическое убежище, но не гражданство в новых государствах, выступали в Рио-2016 от сборной беженцев также ради соблюдения основополагающих принципов хартии.
Однако нынешнее решение МОК воспринимается многими как унизительное. В этом есть свой резон: в хартии имеются прямые указания на дисквалификацию комитетов в случае, если в их деятельность вмешивается государство, но про допинг там ничего не сказано. Существует, впрочем, общее предписание о запрете допинга, из которого как раз и исходил Исполком МОК.
Интересно сравнить нынешнее решение по российской сборной с другим похожим решением — Исполкома Всемирной легкоатлетической федерации перед Олимпиадой 2016 года в Рио. Тогда была дисквалифицирована только Всероссийская федерация легкой атлетики, но зато был прямой запрет на участие российских спортсменов в Играх, если они не сумели доказать свою обособленность от системы российского спорта. Причем критерии этой обособленности довольно размыты — в правилах говорится лишь о незапятнанной антидопинговой репутации и отсутствии вины в неправомерной деятельности национальной федерации легкой атлетики. Соответствовать таким критериям накануне Игр удалось только прыгунье Дарье Клишиной.
Остальные 67 спортсменов подали коллективный иск в Спортивный арбитражный суд в Лозанне, но проиграли. В результате Всероссийская федерация легкой атлетики по-прежнему остается дисквалифицированной, но нейтральных российских спортсменов становится все больше — последнее разрешение участвовать в соревнованиях было получено ими в июле 2017 года.
Нынешнее решение МОК также можно оспорить в лозаннском суде, но шансов на успех тут немного. Диспуты там разрешают профессиональные юристы, для которых арбитраж не является основным местом работы, а потому они часто ищут простейшего решения спора, которое в данном случае сводится к тому, чтобы оставить дисквалификацию в силе.
Если бы российские спортсмены решили судиться с МОК по отдельности, то шансов выиграть было бы больше. Но решение Исполкома МОК касалось непосредственно Олимпийского комитета России, поэтому именно он должен будет подавать апелляцию. Впрочем, российская сторона почему-то не стала использовать такой подход, даже когда могла это сделать, — в 2016 году был подан коллективный иск от 67 спортсменов, хотя можно было раздробить его на 67 процессов. Издержки бы увеличились, но взгляд на дело изменился бы от общего к более конкретному. Сейчас же такой возможности нет и не будет.
Осложняет ситуацию и особая система доказательств в спортивных процессах. Исходя из специфики санкций в спорте здесь применяется презумпция виновности, а это значит, что доказывать отсутствие допинговой системы придется российскому Олимпийскому комитету. Собственных доказательств он предоставить не сможет, и придется оспаривать доказательства, имеющиеся у МОК: показания Григория Родченкова, руководителя Антидопингового центра, который подробно рассказал о механизмах сокрытия положительных антидопинговых проб; лабораторные пакеты, где были обнаружены подозрительные царапины на пробирках с биоматериалами, а также аномальные химические значения, выраженные в повышенном содержании соли в моче.
Несмотря на эксцентричность Родченкова и косвенность показателей лабораторных пакетов, это сложнооспоримые аргументы, которые уже зафиксированы антидопинговыми органами. Опровергнуть свидетельства Родченкова можно лишь словами ответственных лиц, но тогда будет применяться баланс вероятностей — важный тип доказательства для спортивных процессов — и версия Родченкова, которую никто до сих пор не опровергал напрямую, будет иметь больший вес.
Кроме того, не стоит забывать, что суд в Лозанне — это коммерческий арбитраж, и следственных экспериментов тут проводиться не будет. Поэтому и сделать надлежащую экспертизу над пробирками невозможно. Усугубляет ситуацию и тот факт, что после заседания исполкома сам руководитель российского Олимпийского комитета Александр Жуков частично признал вину, извинившись за нарушения антидопинговых правил. Его слова вряд ли получится положить в основу обвинения, но в качестве вспомогательного аргумента при выстраивании позиции МОК использовать можно.
Сейчас, даже если допустить, что решение МОК было политизировано, необходимо признать, что обратить вспять процесс дисквалификации уже невозможно. Международные спортивные организации набрали достаточно доказательств, которые хоть и не кажутся весомыми при поверхностном рассмотрении, очень сложно оспорить. При этом само решение исполкома подводит итог целого олимпийского цикла, который начался еще в Сочи в 2014 году, ведь именно тогда, если верить обвинениям, национальная допинговая система заработала в полную силу. И, несмотря на жесткость санкций, необходимо отметить и то, что для не уличенных в допинге спортсменов мало что меняется, кроме флага и гимна на официальных церемониях. Это существенный шаг, которого не было сделано в 2016 году и который в перспективе должен снизить остроту споров российских спортивных органов с международными.
